Краткая история белковых тел

– - Оксан, ты когда покатишь до хаты, держись ближе огородов, а то снайпера могут стрелять, -- проявляет заботливость Петр, хотя снайперов у нас пока не наблюдалось.

– - Хорошо, я по?няла!
– - с лёгкостью соглашается Оксана и продолжает смотреть на меня. Про себя я отмечаю, что слово "поняла", она произносит с ударением на первом слоге. Мне кажется это забавным и вообще, суржик нередко вызывает у меня легкую улыбку. Как если бы кто-то принялся специально коверкать русский язык ради какой-то забавы. Правда, непонятно какой.

Я доедаю борщ, принимаюсь за картошку с тушёнкой.

– - Как там вообще, в селе?
– - продолжает разговор Пётр, ему явно не нравится наше соседство.

– - Тихо. Бабка Нюрка позвала соседа резать Борьку -- это поросенок, -- пояснила она специально для меня, -- говорит, всё равно утикать в Россию. У неё знакомые есть в Ростовской области.

Заметив, что я доел, Оксана участливо спрашивает:

– - Данила, ещё ло?жить?

– - Не, спасибо!

Я встаю и, сопровождаемый разочарованным взглядом девушки, отправляюсь к Петру с дядькой Никитой, ложусь рядом на траву покемарить. Я не гляжу на Оксану, слышу только, как она звякает посудой, собирая её в небольшую корзинку.

– - Ты надолго к нам?
– - в дежурном вопросе ко мне старшего Безручко слышится скрытая заинтересованность. Ему хочется, чтобы я отсюда свалил как можно быстрее и не мешал ухаживать за Оксаной.

– - А что?
– - отвечаю я вопросом на вопрос, чтобы позлить.

– - У нас здесь мужиков хватает, а в соседнем селе трошки осталось -- одни бабы и девки. Попросись туда на блокпост.

– - Зачем это?

– - Та ты ж герой, приехал помогать. Какая нахрен тебе разница, где торчать на блокпосте: здесь, чи там?

Оксана между тем собралась, села на велосипед, и закрутив педали, резво помчалась по дороге, чтобы в случае чего не попасть под обстрел. Приподнявшись на локте, Петр провожает её долгим взглядом.

Не знаю почему, но сегодня мне хотелось его позлить. Может от скуки? Он ведь хороший парень.

– - Не, не буду проситься на другой блокпост. Мне и здесь хорошо!
– - заявляю я, не глядя на Безручко.
– - Если хочешь, сам просись!

Петр мрачно глядит на меня, но ничего не говорит.

Дядька Никита, задремал в это время послеобеденным сном -- легким, неглубоким. Воздух со свистом вырывается из его беззубого рта. И я чувствую, что меня тоже начала охватывать послеобеденная дрема, глаза тяжелеют, дыхание замедляется.

– - Слышь, студент, а ты чё вообще сюда подался? Чё забыл тут?
– - резкий голос Петра возвращает меня из сонного царства.
– - Героем заделаться хочешь? Только порожняк не гони!

– - Почему сразу героем?
– - я срываю травинку, сую её в рот, чувствуя горький привкус полевого растения.
– - Решил вот защищать русский мир.

– - А чё его защищать? Он сам защититься! Русский мир большой...

На этот аргумент я не знаю, что ответить. Он, действительно, большой этот русский мир и без меня с его защитой, наверное, как-то справятся. Но, есть ведь что-то такое, что привело меня сюда, на землю, где идут бои, летают снаряды, свистят пули и льётся кровь.

Опять коротко задумываюсь, как и раньше, о причинах своего поступка.

Наверное, все дело в справедливости, а для меня справедливость не абстрактная тема. Я считаю, что каждый человек имеет право на свободу выбора: языка, земли, спутника жизни... Так, думается мне, и в этом смысле я либерал, проповедую либеральные ценности. Только здесь имеется одна странность -- мой либерализм не совпадает с западным. Разница во взглядах кроется, как мне видится, только в одном, в слове "каждый". Я наивно думаю, что универсальными правами должен обладать каждый, в то время как на циничном и прагматичном Западе считают, что они принадлежат только избранным, тем именно, кто проживает на этом самом Западе.

"Вот и разобрались!
– - с удовлетворением думаю я.
– - Теперь знаю, за что воюю. За справедливость!"

Намереваюсь умно ответить Петру, но старший Безручко не дождавшись, пока я соберусь с мыслями, уже мирно дремлет, как и дядька Никита.

11.

– - Ты гля, к нам гости!
– - раздается удивленное восклицание Николая со стороны блокпоста.

Сон как рукой снимает. К моему удивлению, дядька Никита и Пётр энергично вскакивают с травы, как ни в чем не бывало, подхватывают автоматы и бегут занимать позиции. У них спокойные, сосредоточенные лица, словно перед этим они бодрствовали, были на чеку, выслеживая врага, а не валялись разморенные едой и солнцем на земле, похожие на двух уставших крестьян после страды.

Я едва поспеваю следом.

По горячей полуденной дороге катится в нашу сторону серый "Жигулёнок". На фоне асфальта он плохо заметен, кажется небольшой точкой, медленно перемещающейся по дорожному полотну. Вроде запыленного жука, ползущего вдоль тропинки.

Слышу, как рядом Петро передернул затвор -- резкий щелчок возвращает меня к действительности. Тоже снимаю предохранитель, поставив на стрельбу очередями, и оттягиваю на себя затворную раму, досылая патрон в патронник. Это занятие: щелчки, ощущение металла в руках, запах смазки мне нравятся. Я чувствую себя мужчиной, занимающимся настоящим делом, а не офисным планктоном, развешивающим никому не нужные постеры в метро.

К этому приятному чувству примешивается и холодок опасности. Вот сейчас, может быть, начнётся бой, настоящий, не пейнтбольный, на который мы как-то ездили в банке, и где мне грозило только пятно от краски. Теперь же майку может испортить натуральное кровавое пятно от пули, пролетевшей сквозь меня, разорвавшей мне внутренности.

Я гоню прочь от себя неприятные мысли и смотрю сквозь прицел на подъезжающую машину. Навстречу ей выходит из-за мешков Коля, энергично машет рукой, чтобы ехавшие люди остановились. "Жигуль" плавно тормозит. На поверку оказывается, что это "девятка" цвета мокрый асфальт, видавшая виды, изрядно потрепанная -- краска снизу дверей частично облупилась, а передняя боковая фара разбита.

Дверь со стороны водителя медленно открывается, появляется мужчина, одетый просто, как обыкновенный пейзанин -- в майке, шортах и шлёпках на босу ногу. Пассажиркой у него тяжелая грузная женщина. Жена, наверное.

– - Куда едите?
– - слышу вопрос Николая. Его голос спокоен, он не волнуется -- это обыкновенные колхозники, они не представляют опасности.

Мужчина что-то отвечает, но мне не слышно. К разговору присоединяется женщина.

– - Да мы к куме едем, шо за дела?

Мыкола, как зовёт его дядька Никита, подходит к ним, просит документы.

Я продолжаю наблюдать за гостями, но краем глаза замечаю, что Петро с дядькой Никитой уже расслабились, поставили автоматы на предохранители и сняли их с мешков. "Так что, проверка закончена?" -- задаю себе риторический вопрос и тоже ставлю автомат на предохранитель. Холодок опасности тает, отпуская внутренности, и у меня остается осадок, похожий на сожаление от не случившегося приключения. Наверное, такое же сожаление бывает от неудовлетворенной любви. Хотя какая она, эта неудовлетворенная любовь? У меня вообще никакой не было. Так мне кажется, по крайней мере.