Краткая история белковых тел
Шрифт:
– - Слушай, Даник, одолжи пару тысяч, край как надо!
– - Ты же брала у меня на прошлой неделе пятерку. Кстати, до сих пор не отдала.
– - Да ладно, не парься! Запиши на мой счет.
С недовольным ворчанием, протягиваю деньги. Что поделать, если не могу отказывать девушкам -- так уж устроен! Но разбираемая внутри досада меня не оставляет. Я вяло замечаю:
– - Пользуетесь моей слабостью.
Алена пренебрежительно хмыкает и вновь погружается в работу.
3.
Мое
И я думаю о нас, о таких, как я. В самом деле, кто мы? Откуда?
Отчего-то в голову приходит, что мы -- тупые, бесчувственные, белковые тела. Протеин в чистом виде. Нас любят поедать те, у кого острые зубы, кто следит за здоровьем, поддерживает спортивную форму. Мы, словно сельди в бочке, кильки в томатном соусе, лежим рядком, а консервной банке, готовые к употреблению. Как на карикатуре в одной из английских газет, изображавшей прибалтийских гастарбайтеров в виде мелких рыбёшек. Потом приходят вот такие Алены и Лизы, берут в руки нож с вилкой и съедают нас без остатка.
Почувствовав себя килькой, я невольно ежусь от этого неуютства: быть пигмеем еще куда ни шло, пигмей все-таки человек, хоть и маленький. Но вот килькой?
В это время появляется Лиза Соснина. Заметив на моем лице задумчивое выражение, она вновь цепляет на губы неприятную усмешечку.
– - Готов?
– - уточняет она и, не ожидая ответа, добавляет, -- поехали!
Автомобиль, везший нас, оказался служебным "Фордом". Мы вольготно расположились на заднем сиденье, но разговор не клеится, поэтому большей частью молчим. Я скучно посматриваю в окно, Соснина уткнулась в мобильник, и ведёт активную переписку с неизвестным корреспондентом. Подозреваю, что это Иван, а, впрочем, мне всё равно.
Соснина хотела презентовать наш банк одной из крупных полиграфических компаний, но мне до этого нет дела. Презентации -- не моё, чисто женское занятие, где нужно много говорить, где полагается, чтобы язык был хорошо подвешен, где приходится много улыбаться и притворяться. Презентации как раз для таких девушек как Лиза, вот пусть и старается!
В сущности, я не очень понимаю, зачем оказался с ней в одной машине, сижу вместе на заднем сиденье. Если она на меня не обращает внимания, хотя я в тайне надеялся на другое, тогда для чего поездка? Как-то всё глупо!
– - Смотри!
– - она ощутимо тыкает меня в бок.
– - Смотри, какую собачку выложили на фейсбуке.
Соснина поворачивает ко мне яркий экран сенсорного телефона, демонстрируя большую и добродушную мордочку собаки неизвестной породы.
– - Не знал, что ты собачница, -- удивленно бормочу я.
– - Очень люблю собачек! А тебе кто больше нравится, кошки или собаки?
– - Никто!
– - я отворачиваюсь к окну.
– - Да, ладно!
– - Соснина смеётся сухим смешком.
– - Хочешь, я тебя приласкаю?
От неожиданности я смущаюсь, не зная, что ответить. И всё же, хотя её слова и прозвучали довольно игриво, в их фривольности чувствуется фальшивость -- ничего она не собиралась со мной делать: ни ласкать, ни ругать. Похоже, ей всё равно, как если бы рядом сидел манекен в мужском костюме, с которым можно общаться безо всяких напрягов, ведь от манекенов не ждешь подвоха.
Тем не менее, слова прозвучали, и я
с беспокойством поглядываю на седой затылок водителя, на его сосредоточенное лицо, отражающееся в зеркале заднего вида, которое кажется невозмутимым. Кто его знает, может он слышал и не такие слова, видал сцены похлеще?Соснина в это время протянула руку к моей коленке, и стала гладить её, тихо приговаривая:
– - Хорошая, хорошая!
Голос Лизы звучит с теми ласковыми интонациями, с тем выражением, с которым обычно хозяева гладят своих домашних питомцев. Только я не был её собачкой или цепным псом, я был сам по себе. По крайней мере, мне так казалось.
– - Убери руку!
– - попросил я не очень убедительно.
– - Тебе неприятно?
– - Я... мне...
Лиза продолжает гладить молча, но затем, видимо, ей надоело, и она смеётся.
– - Видишь, какими вы бываете ручными.
– - Глупости!
– - раздраженно бросаю я, чувствуя глухую обиду от несбывшихся ожиданий и в голову приходит, что Лиза взяла меня с собой просто от скуки, как берут в дорогу планшет или ноутбук, чтобы скоротать время.
Генеральный директор компании, Евгений Иванович, был лет на десять старше нас, имел спортивный вид и вообще выглядел так, как обычно выглядит менеджер сорокалетнего возраста, регулярно посещающий фитнес-центр. В отличие от Кравчука он был среднего роста, круглолицый, с пышной копной черных, едва тронутых сединой, волос. Его глаза блестели, словно в них были вставлены линзы.
Глаза Сосниной тоже поначалу затеплились странным светом, и я подумал, что она запала на этого директора, однако затем профессионализм взял верх, её глаза погасли, а лицо сделалось вполне официальным. Вероятно, роман с Евгением Ивановичем в ближайшие в планы Лизы не входил.
Директор пригласил нас в свой офис, усадил за стол. Соснина рассыпала перед ним буклеты, документы, положила рядом сотовый телефон и принялась обрабатывать клиента. Я смотрел на неё со стороны и удивлялся тому, что эти презентации так походят на уговоры уличных цыганок. Те обычно предлагали: "Дай погадаю, позолоти ручку!" и если ты рискнул, отдавая свою ладонь, то, считай, что тебя уже облапошили.
Здесь, примерно, то же самое. Клиенту говорят: "Наш продукт самый лучший. Возьмите, попробуйте!" А когда тот заглотит наживку -- дело сделано: ему впарят самое ненужное, самое отстойное из того, что только есть в линейке банковских продуктов. Но я поощрительно улыбаюсь, киваю, будто целиком и полностью поддерживаю доводы Лизы, её внешне убедительную болтовню. В конечном итоге, банку нужны состоятельные клиенты, VIPы, и каждый просто делает своё дело как умеет. Она умеет хорошо говорить, а я...
А что умею я? Я оформляю сделки по размещению рекламы.
Опять всплыла в голове фраза, что на моем месте мог оказаться каждый. Мог, но работаю я.
Евгений Иванович слушает терпеливо, оценивающе щупает глазами фигуру Лизы. "Щупай, щупай, -- злорадно думаю я, -- вряд ли тебе что-то обломиться! Место уже занято". А Лиза продолжает говорить с упоением и с удовольствием слушает звук своего голоса.
В эту минуту она напоминает мне раннего Горбачева, дорвавшегося до телекамер. На него, помнится, все взрослые поначалу глядели с восхищением и пиететом, но эта уважуха закончилась довольно быстро, когда выяснилось, что за шелухой умных слов у перспективного генсека ничего нет, одна пустота. Как там у Пушкина? "Властитель слабый и лукавый"...