Краткая история белковых тел

В одну из пауз, вызванных тем, что Сосниной потребовалось найти нужную бумажку, неожиданно зазвонил её мобильный телефон, лежащий на столе.

– - Извините, мне надо ответить!
– - она встаёт, отходит к окну офиса и поворачивается к нам спиной.

Тут Евгений Иванович, наконец, обращает внимание на меня.

– - А вы, о чем будете рассказывать?
– - небрежно осведомляется он, и я чувствую, что вопрос он задаёт только из вежливости. Ему пофигу, кто я такой, чем занимаюсь, и мне вспоминается Соснина в машине, её фальшивый тон, её плохо скрытое равнодушие.

– - Я рекламщик. Заключаю договоры на размещение рекламы.

– - Серьезно?

Евгений Иванович вдруг неподдельно оживляется: он ёрзает в кресле, его блестящие глаза, кажется, блестят ещё более ярко. Странно! В глубине души я удивляюсь тому, что скромная профессия рекламщика может вызвать такой горячий интерес.

– - Мы размещаем рекламу на уличных биллбордах, в газетах, на телевидении, -- продолжаю я более уверенно.

– - А на постерах? Размещаете на постерах?

– - Конечно! Только надо сначала договориться где, в каких местах. Знаете, как сложно согласовать вопросы с городской администрацией.

– - Знаю, знаю!

Евгений Иванович бросает взгляд на Лизу, всё еще занятую разговором.

– - Слушайте, -- произносит он приглушенным голосом, -- у меня к вам предложение. Вы заказываете нам постеры, а мы их разместим в метро, в вагонах. У меня есть связи.

– - Было бы здорово!
– - удивляюсь я открывшейся возможности. Вот это нежданно-негаданно! Я всего лишь сопровождал Лизу, но, похоже, первую скрипку будет играть не она.
– - Когда сможем обговорить условия?

Ловко проведя рукой по черной шевелюре, блестящей после специального геля, Евгений Иванович тянется к влажным салфеткам, лежащим в коробке, вытирает длинные артистические пальцы.

– - Об условиях не беспокойтесь, я пришлю их по электронке. Окей?

– - Окей! А у вас есть мой электронный адрес?

– - Обижаете! У меня больше связи, я же говорил!

Закончившая разговор Соснина подсаживается к столу. По её лицу не могу прочитать, кто звонил и по какому вопросу, только опять эта усмешечка на лице, словно ей всё заранее известно.

– - Итак, продолжим, -- произносит Лиза с апломбом и открывает папку с документами.
– - Наша линейка продуктов универсальна, подойдёт как для вашей компании в целом, так и для любого работника...

Я замечаю, что пока она стояла у окна -- расстегнула верхнюю пуговицу белой блузки, приоткрыв шею и краешек груди. Всё-таки ненавязчивое внимание Евгения Ивановича от неё не ускользнуло, и Лиза решила воспользоваться своим женским оружием. Для привлечения клиента все средства хороши!

"А если бы он был голубым?
– - вдруг мимоходом посещает мою голову шальная мысль, -- тогда мне пришлось бы снять галстук и расстегнуть верхние пуговицы?" И я представляю свой голый торс, совершенно плоский, без мышц, с жидкой растительностью на груди, наверное, с точки зрения геев, совершенно не сексуальный. И тогда облом -- мне нечем было бы завлечь Евгения Ивановича!

4.

Обратный маршрут пролегает мимо нескольких гостиниц. Я подозреваю, что в них можно снять номер на час -- собственники сейчас этим не брезгуют, всем нужны деньги. Искоса посматриваю на Лизу, свободно откинувшуюся на спинку заднего сиденья -- должна же она в конце концов подать знак, намекнуть на Это.

Как у них происходило с Кравчуком? Кто был инициатором, от кого шло предложение? Мне интересно.

Между тем Лиза занята смартфоном, полностью погрузившись в переписку на фейсбуке. Её лицо сосредоточено, по нему не блуждает неясная усмешка как обычно. Напротив, я с удивлением замечаю, что она улыбается лёгкой, задумчивой улыбкой, какую я у неё никогда не видел.

За окном машины резво пробегают дома, разогретые июньским солнцем, течет река машин, медленно бредут пешеходы. Жарко. В нашем авто работает кондиционер, поэтому я в своем костюме чувствую себя вполне комфортно, чего нельзя сказать о Сосниной. Прохладный ветер из кондиционера стелется по дну "Форда", холодит ноги, и она машинально натягивает короткую юбку на колени. Да и пуговица на блузке уже застегнута.

– - Чего уставился?
– - не поворачивая ко мне головы, интересуется она, по-прежнему занятая смартфоном.

Я иногда замечаю, что у девушек боковое зрение развито лучше, чем у мужчин. Они как насекомые должны видеть всё, что происходит вокруг, чтобы не попасться в лапы жука-хищника или самим вовремя сцапать добычу. Какую-нибудь мошку или комарика. Я даже на секунду вижу мелькающее в воздухе длинное жало острого язычка и ежусь, представив себя в виде безобидной мошки.

– - Я... смотрю в окно, -- отвечаю, чтобы что-то сказать.

Соснина отрывается от смартфона и удивленно разглядывает меня. Затем безмолвно поворачивается к своей двери, смотрит через стекло на улицу, как бы пытаясь понять, что привлекло мое внимание. Потом вновь поворачивается ко мне.

– - Смотри в своё, -- холодно бросает она, но заметив выражение моего лица, показавшегося ей растерянным, улыбается неприятной усмешкой, -- о чем-то размечтался Данила? И не думай! Мы с тобой разного поля ягода. Окей?

– - Окей!
– - машинально повторяю я.

– - Ты Данила, и этим все сказано.

– - Вообще-то я и так знаю, как меня зовут. Я знаю, что не Иван Кравчук, что с того?

– - А то, что тебе Даник, до Вани далеко. Ой, как далеко! Не тупи и напряги извилины: ты теленок на этой лужайке, а он бык.

– - Бык-производитель?
– - я пытаюсь съязвить, но чувствую, что моя реплика выглядит неубедительно и натянуто.

Она не отвечает, теряет ко мне интерес и снова утыкается в смартфон, а я чувствую, что с моего лица не сползает жалкая улыбка. Надо что-то сказать умное, серьезное, показать себя крутым чуваком, умеющим гнуть свою линию.

– - Зачем же ты меня взяла с собой?
– - выдавливаю из себя беспомощные слова.

– - Одной скучно!
– - насмешливо и протяжно, растягивая букву "у", произносит Лиза, не глядя в мою сторону.

Однажды мне приснился сон, что я крепко связан. Стянуты кисти рук, туго перевязаны локти и плечи. Я скручен так, как скручивали пленников дикие монголы времен Чингиз-хана, когда набрасывали на бегущих кожаные арканы, а потом волокли за собой в пыли и слезах.

Смотрю на комнату, в которой сижу и с трудом соображаю: где я, что со мной? Здесь, в комнате, ничего нет. Нет, ни ножа, ни ножниц, ни осколков стекла, нет ничего, чем бы я мог себя освободить, разрезать путы.

Бессилие действует угнетающе. Я кручу по сторонам башкой, напрягая мышцы до изнеможения, чувствую физически, как жилы и вены набухают в нечеловеческой жажде свободы. Они готовы разорваться от напряжения, но мои усилия тщетны. Голова падает вниз, подбородок упирается в грудь, и я чувствую солоноватый привкус. Это течет кровь из прикушенного языка...