Краткое руководство по левитации

– Кончилась твоя батрачина, – сказал Сереге Антон, когда они закончили, – Собирайся. Скоро на берег.

Вышли на палубу. Земля была недалеко, километрах в пяти.

– Ну вот она, твоя родина, Серега, – Антон хлопнул Серегу по плечу, – Вон там, слева – Адлер. Полчаса на попутке.

– Спасибо тебе. Я…

– Погоди, – Антон как будто что-то услышал, повернул голову, на секунду замер, разглядывая спокойное взморье и вдруг громко закричал, – Полундра!

На крик из рубки выскочил капитан.

– Бугель справа! – Антон вскинул руку, – Запеленговали, суки.

– Да, это пограничники, – капитан прищурился, всматриваясь в приближающуюся серую точку, – Катер… Все по местам! А ты, – кивнул он Сереге, – за мной в рубку.

– Бурхан! Право на борт! – капитан заговорил по-английски, – Видишь катер? Поворачивай на него. Как в прошлом году.

– Сделаю, капитан, – Бурхан крутанул штурвал, и сейнер с креном стал поворачивать вправо, навстречу катеру.

– Значит, так, – Кан посмотрел на Серегу, – Иди на корму. Как только повернем, прыгай в кильватер и сразу ныряй. Держись под водой сколько можешь. Как отойдем, плыви к берегу. Вещи не бери, утонешь.

– А как же вы?

– Нормально. До грузинской границы миля. Не стой! Давай, шуруй!

Серега выскочил на палубу, добежал до кормы, скинул кроссовки, стянул с себя джинсы и с разбегу прыгнул в бурлящий пенистый след сейнера.

В прыжке Серега сильным вдохом набрал в легкие воздуха и, войдя в воду, поплыл.

Первая мысль, которая прорвалась сквозь бешеное волнение, была о белом конверте, зашитом в днище его старого кожаного рюкзака. Две пачки по пять тысяч долларов уплывали от него в каюте сейнера без названия и опознавательных знаков.

Воздух кончился. Нужно было всплывать. Серега рванул наверх и тут же почувствовал резкую боль в руке.

9

– Э, ты чего это, Петрович? – услышал Орлашин сзади.

– Ослеп, – прошептал Павел Петрович, – Ослеп вчистую, твою мать. Ничего не вижу…

Орлашин стал оседать, но его подхватили, поставили на ноги.

– Петрович… Слышь? На, хлебни, – Орлашин почувствовал губами горлышко, схватил бутылку, отпил и закашлялся.

Водка обожгла горло.

– Это от перепада давления.

– От какого нахер перепада давления? Ты что ему дал, Захаров?

– Воду.

– Какую нахер воду? Ты думаешь я запах не чувствую?! Ты его убить что ли хочешь?! Он же не пьет! Орлашин, ты как?

– Нормально, – Орлашин поднял голову, увидел гофрированный потолок авиационного ангара.

– Не хватает мощности из-за этой дурацкой бронеплиты, – неожиданно для самого себя сказал он, – Или убирайте нахрен, или делайте что-то с движком. Скороподъемность никакая. Тяжелый он. Пятнадцать миллиметров стали, Саша! Плюс девятимиллиметровая бронеспинка. Танковая броня! Зачем? Объясни. Двести кило лишнего веса.

– Это распоряжение Паннвица. Реальный бой, Паша.

– Я все равно не понимаю. Почему тогда не кевлар, он легче. Ты знаешь взлетную массу Як-9? Три тонны. Три! Короче, или будет все, как раньше, или я завтра не полечу.

– Не полетишь – не заплатят. Тебе что важнее, деньги получить или сбить этого Карлоса Маркса?

– А тебе, Шмелев, совсем, я вижу, похер? Мы же, мать твою, русские!

– Русские-то мы русские, а дома жрать нечего! Что я скажу Паннвицу?

– Ты меня услышал.

– Ладно, черт с тобой. Под твою ответственность. Егорыч, снимай.

– Так как же я ее сниму? Она же весит как жопа моей тещи.

– Как ставил, так и снимай. Попроси ребят с лебедкой. Этого, как его… приятеля твоего…

– Лукаса.

– Во! Денег дай. Что, мне тебя учить что ли, старшина?

– Не было печали, купила баба порося, – Захаров махнул рукой и пошел к самолету.

В центре ангара стоял Як-9. Новенький, окрашенный в двухцветный – темно-зеленый и зеленый с оливковым оттенком – камуфляж, со светло-голубым подбрюшьем, белой семеркой и звездами на фюзеляже.

– Русос?

В воротах ангара остановился молодой черноволосый парень:

– Ола. Сой асистенте дель сеньор Паннвиц. Эстой бускандо а Александр Шмелев. Сой Раймон.

– Чего хочет? – повернулся Орлашин к Шмелеву.

– Говорит, что он помощник Паннвица, и что его зовут Раймон… Мы русос! Сой Шмелев.

Раймон подошел. Шмелев пожал ему руку:

– Ола. Абла русо?

– Поко-поко, – покачал ладонью Раймон, – Учился в универсидад. Литература руса. Толстой, Достоевский.

Шмелев понимающе улыбнулся, но тему развивать не стал:

– Ке кьерер синьор Паннвиц?

– Мне нужно вопрос, – Раймон посмотрел на Орлашина, – Записать мой блокнот. Кто ви… – тут он запнулся, – Тус филас милитарес.

– Наши воинские звания, – подсказал Шмелев.

– Си. И лос номбрес.

– Имена… Пишите. Старшина Захаров, майор Орлашин, капитан Шмелев.

– Са-ха-ров, – по слогам повторил Раймон, вписывая старшину.

– Не Сахаров, а Захаров. Дайте я сам.

Раймон протянул блокнот Шмелеву.

– Ну, вот… Шме-ли-ов… Вот как пишутся номбрес русос.

– Спасибо, досвиданья, – Раймон взял блокнот и махнул им в сторону Як-а, – Эрмосо авион.

– Что там с носом? – спросил Орлашин, глядя в спину удаляющемуся помощнику Паннвица.

– С каким носом? А-а, – улыбнулся Шмелев, – Эрмосо. Красивый. Говорит, красивый самолет… Интересно, где они взяли чертежи.

– Так это ж немцы. Они во время войны не такое тырили.

– Эти уже не немцы. Это их папаши были немцами, а они архентинос. Между прочим, папашку нашего Паннвица сбил такой вот Як.

– Да, я помню. Скажи лучше, что будешь делать со своей машиной?

– Так я же начинал в ДОСААФ, Паша. Там те же яшки, только сбоку… Мне плюс-минус не проблема. Всяко легче, чем наши с тобой МиГ-и.

– Ну, смотри.

– Мы вроде как гладиаторы, Паша. За такие деньжищи чего же не рискнуть? А, майор? Накрутим хвоста этим паннвицовским асес.

– Посмотрим.

– Ехай, давай, в гостиницу. Отоспись. А завтра вечером пойдем в Дом Культуры. Ты знаешь, что у них есть свой Дом Культуры? Ей Богу. Каса де ля культура. И пивка попьем в “Фонтане”. Фабрика де сервеза артесаналь. Как звучит! А переводится – пивоваренный завод.