Кречет

Сгорбившись и прикрыв голову руками, я изобразил ужас и покорность.

— Веди, мразь! — прошипела апостол.

— Да, да, здесь недалеко…Только не стреляй, прошу… Я все покажу.

Я семенил, углубляясь в чащу, то и дело, причитая на судьбу. Вот и знакомый шалаш, который мы соорудили неподалеку от лагеря специально для подобного случая. Таких шалашей у нас было три — в разных частях леса. Я нырнул в гущу срубленных ветвей и пропал за стеной шалаша.

Бух! Бух! Пули без толку ворошили листья.

— Выходи, сволочь! — вопила апостол, обегая шалаш. — Никуда ты отсюда не денешься!

Во мраке шалаша я нащупал веревку, обвязанную вокруг чьего-то лежащего тела. Тело дергалось и пыталось вырваться. Я потянул за конец веревки и саморазвязывающийся узел освободил пленника. Сдернув с головы пленника мешок, я вытолкнул его из шалаша на силуэт с пистолетом.

Бух! Бух! Пули прошили грудь пленника, но ему было все равно. Освобожденный зомби впился в лицо апостола, сдирая щеку зубами.

— А-а-а!!! — верещала апостол, выронив пистолет и пытаясь оторвать от себя зомби.

Одним прыжком я очутился рядом. Рывком оторвал зомби от женщины и бросил его на землю. Оживший, вертя головой, привстал на руках, но тут же получил удар сапогом в висок и уткнулся мордой в траву. Следующий удар вдавил его череп в землю. Третий удар каблука продавил затылок и успокоил мертвеца навсегда.

Дико вереща, Алина с обглоданным лицом каталась по траве. Я схватил ее за косу и приподнял. Та попыталась вцепиться мне в лицо, но я увернулся, придавив ее голову к березе.

— Где лагерь апостолов? Сколько вас? — процедил я.

— Ты труп, ты труп! Мы группа захвата рабов и ресурсов. У наших спустило колесо, и мы немного оторвались, скоро они будут здесь! Ты покойник!

— Ты не поняла вопроса, — я придавил тварь разорванной щекой к березе, сучка отчаянно заблажила.

— В машине карта, в рюкзаке! Добей! Прошу…

— Сколько всего апостолов?

— Около двухсот!

Хрясь! И голова сучки кулем повисла на безвольной шее. Отточенным движением я свернул шейные позвонки. Порыскал в траве и подобрал пистолет. Осмотрел его. Черт! Остался один патрон. Обыскал тетку, но запасного магазина не нашел.

Я бегом вернулся в лагерь и осмотрел Кузнеца, одна из пуль попала в сердце, не оставив ему никаких шансов. Бл*ть! Как же так, брат?!.. Прости, друг, что не могу тебя похоронить, скоро здесь будут апостолы, прости…

Я кинулся к дороге и обыскал место под скалой. Но тело Хана обнаружить не удалось. Твою мать, где же он?! Непролазные заросли под скалой и покров ночи, надежно скрывали его труп. В том, что он погиб, я не сомневался. Никому бы не удалось выжить после падения с такой высоты на острые камни, да еще и с огнестрельным ранением в груди.

— Хан, Хан! — несколько раз крикнул я, но ответом было лишь уханье совы.

Вот и разбитая малолитражка. Я нырнул в салон, посветив зажигалкой. Брезентовый рюкзак цвета хаки застрял между передними сиденьями. Наскоро обыскав салон, я выбрался наружу и открыл багажник.

— Есть! — не удержавшись, я вскрикнул и подпрыгнул на месте.

В багажнике лежала старая трехлинейка времен второй мировой с потертым оптическим прицелом. Громоздкая архаичная винтовка Мосина оказалась самой ценной находкой за последние несколько месяцев. Притороченный к прикладу патронташ до отказа набит старыми добрыми фланцевыми патронами калибра 7,62х54 мм.

Неожиданно, за поворотом на шоссе блеснул свет фар. Гул приближающихся автомобилей разогнал тишину. Я схватил рюкзак и винтовку и нырнул в чащу. Углубился шагов на тридцать и вжался в землю.

Два джипа и микроавтобус остановились возле поваленного дерева. Из автомобилей высыпали вооруженные люди. Я насчитал чуть больше двадцати головорезов. Они быстро рассредоточились, осматривая местность и разбитый седан. Я погладил винтовку, борясь с приступом ярости. Ярость победила… Ну суки! Я передернул продольный затвор и загнал патрон в патронник. Поймав силуэт в прорезь целика, задержал дыхание. Гаденыш метался и никак не хотел попадать под прицел. Тогда я перевел ствол на другую фигуру. Фигура курила возле джипа и отдавала какие-то распоряжения. Старший наверное, не повезло тебе…

Винтовка плотно прижата к телу. Вдох и краткая задержка дыхания, плавный равномерный спуск кончиком указательного пальца. Выстрела не ждем, не дергаем спусковой крючок, выстрел — это продолжение покоя стрелка! Взгляд на мишени не фокусируем, пусть расплывается. Главное, совместить мушку и целик!

— Помнят руки, — удовлетворенно подумал я.

Бух! Апостол упал с аккуратной дырочкой во лбу. Остальные тут же рухнули на землю, озираясь по сторонам.

Я взял на мушку второго. Бух! И тот навсегда уткнулся мордой в землю. Осознав беззащитность перед невидимым стрелком, апостолы вскочили и ринулись под покров деревьев в лес. Всё… Надо уходить! В лесу я их не достану. Я закинул рюкзак за спину, схватил винтовку и, пригнувшись, побежал к спрятанному внедорожнику. Но не успел. Апостолы углубились в лес и отрезали меня от укрытого автомобиля. Завидев одинокую фигуру, маячившую в чаще, они открыли по мне огонь. Срезанные пулями ветки падали совсем рядом. Я резко развернулся и бросился в противоположную сторону. Ярость стоила мне внедорожника с припасами — но я нисколько об этом не сожалел.

* * *

Пуля ударила Хана в грудь, уткнувшись в перекинутый через плечо лук. Оболочка пули разлетелась на куски и, пробив куртку, застряла между ребер. Стальной сердечник срикошетил в сторону от вставок из углепластика.

Удар пули сбил дыхание, Хан хватал воздух ртом, хрипел и пытался устоять на ногах. В глазах потемнело. Теряя равновесие, он покачнулся, и его повело назад.

— Осторожно! — крикнул Кречет, но было поздно…

Хан оступился и рухнул вниз с двадцатиметровой скалы. Тетива лука зацепилась за ползучую кривую сосёнку, торчащую из отвесной стены, и остановила падение. Тело повисло над пропастью на надломленном луке. Грудь и шею давила тетива. Хан подсунул под нее руку, чтобы совсем не задохнуться. Боль пульсировала в груди — осколки пули разорвали кожу и межреберные мышцы. Время тянулось медленно… Прошли минуты, а может часы? Внизу показалась фигура Кречета.

— Хан, Хан! — несколько раз позвал он.

Но сил крикнуть в ответ не было. Задыхаясь в подвешенном состоянии, смог издать лишь слабый хрип, который заглушило уханье совы.

Через какое-то время внизу на шоссе показалась колонна из трех автомобилей. Апостолы! Уже, словно в тумане, Хан наблюдал, как кто-то выстрелами положил двоих из них. Кто бы это мог быть? Конечно же, Кречет! Раздобыл, таки оружие!

— Уходи брат, — прошептал Хан, наблюдая, как свора дьяволопоклонников растекается по лесу, поливая заросли свинцом.

Через несколько минут выстрелы стихли. Кровь прилила к голове, и Хан потерял сознание. Так он провисел всю ночь.

Утреннее солнце нагрело скалы. Приятное тепло наполнило затекшее тело.

— Неужели я умер, — подумал Хан, но не смог открыть глаза — смертельная слабость от потери крови уносила в небытие. Хотелось снова забыться и уснуть…

Над ухом раздался шорох. Что-то теплое и влажное коснулось лица… Еще и еще… Хан пришел в себя и с трудом разомкнул веки. На горной тропе стоял Локи и облизывал ему лицо. Завидев открытые глаза, пес завертел обрубком хвоста. Хан улыбнулся и, протянув руку, потрепал пса. Собравшись с силами, человек попытался выбраться из смертельной петли. Но ноги без опоры бессильно повисли в воздухе. Тогда Хан уцепился за загривок добермана. Тот заскулил.