Крематорий

– Я только наблюдатель и фиксирую происходящее. Меня интересуют людские трагедии, человеческие судьбы. А потому самое пекло мне и нужно. Я должен быть там, куда не может попасть любой другой. Это моя профессия. Теперь, пожалуйста, сядьте за стол и возьмите в руки какие-нибудь бумаги.

Радьков покорно исполнил просьбу. Понемногу он уже вошел в роль фотомодели, преисполнился важности и сознания собственного величия.

– Так подойдет? – Губернатор вытащил из стола пачку листов и зашелестел бумагой.

Андрей привинтил фотокамеру к штативу и словил Радькова в кадр. Несколько раз сухо щелкнул затвор.

– Теперь можете расслабиться. Фотосессия в вашем кабинете окончена. Еще несколько кадров я хотел бы сделать на улице, но не сейчас, а чуть позже. Пока же у меня есть к вам еще один разговор, абсолютно личного характера.

Ларин придвинул стул и сел с торца письменного стола:

– Теперь я хочу, чтобы вы окончательно поняли, что движет мной по жизни.

Радьков несколько напряженно смотрел на фотографа, не совсем понимая, куда он клонит.

– Если вам нужна какая-то дополнительная помощь, то скажите... – В голосе Александра Михайловича недвусмысленно читалось: «Может, вы намекаете на дополнительное финансирование проекта с моей стороны? Так это не вопрос. За позитив про меня лично и про область можно и доплатить».

– Я профессионал, а профессионалы всегда работают только за деньги, в отличие от любителей. Я документалист, но меня интересует не все, что происходит в этой жизни.

– Конечно, понимаю. Есть вещи, интересные для зрителя-читателя и не очень, – вставил губернатор.

– В первую очередь меня интересуют те факты и события, которые я потом смогу дорого продать.

– Профессиональный подход, – улыбнулся Радьков.

Безжизненный фотоаппарат на треноге сиротливо стоял посреди кабинета. Огромная, выпуклая, похожая на глаз мертвой рыбы, линза отражала губернатора, сидевшего за столом. Лицо Андрея сделалось жестким.

– Я уже говорил эту фразу, но повторю еще раз во избежание дальнейших недоразумений. Ничего личного – только бизнес. За короткое время пребывания в вашей области мне стали известны разрозненные факты. А склад ума у меня аналитический. Вот я и сложил их воедино. Профессия у меня такая. Федеральная трасса, которую возводит ваш протеже Бекетов за бюджетные деньги, должна пройти через заповедник. Но этому противятся местные активисты и жители поселка. Есть такое?

Губернатор вяло пожал плечами – мол, не возражаю, это не секрет. Ларин продолжил:

– Вы очень правильно в своем выступлении на Совете Федерации описали возможные угрозы для области и слабую оснащенность местных подразделений МЧС. И все это, заметьте, задолго до начала лесного пожара. И вот – свершилось. Ваши предсказания сбылись самым чудесным образом. Лес сгорел; практически уничтожен и поселок, населенный строптивыми жителями. Проблема разрешилась сама собой. А я в чудесные совпадения, дорогой мой Александр Михайлович, не верю.

Радьков нахмурился и произнес:

– Не понимаю, о чем вы. Ведь вы серьезный человек из кремлевского пула. И вам не к лицу спекулировать на трагедии.

– Спекулировать на трагедии не к лицу любому гражданину. Но я профессионал. – Ларин откинулся на спинку стула, на его губах появилась издевательская улыбка. – Вы любите фокусы? По глазам вижу, что любите. Есть такой цирковой номер: выходит фокусник на арену, щелкает пальцами, и на одном из них загорается огонек. Очень простенький фокус. Все дело в самовозгорающемся составе, которым он смачивает пальцы перед выходом к публике. Легкое трение пальца о палец нагревает состав, и возникает огонь.

Андрей вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, скомкал и несколько раз провел им по столешнице. Бумага вспыхнула резко, вся сразу. Ларин щелчком ногтя отбросил ее к губернатору. Тот испуганно отпрянул и инстинктивно смахнул горящий лист на ковер.

– Затаптывать его бесполезно – горит, как напалм. Потому что я пропитал его тем самым средством, которое благодаря вашим стараниям сельхозавиация распыляла над заповедником. Солнце пригрело, и оно вспыхнуло. Мне стоит объяснять, кому это выгодно?

Губернатор молчал, напряженно вглядываясь в Андрея. Нижняя челюсть мелко подрагивала. Ларин принялся загибать пальцы:

– Выгодно в первую очередь вам. На борьбу со стихийным бедствием и восстановление придут огромные деньги из федерального бюджета. Бекетову не придется тратиться на компенсацию жителям поселка. Лес перестает быть заповедной территорией. МЧС и милиция тоже не останутся в стороне от распиливания государственных средств, как и ваша жена с ее бизнес-империей. Короче, ловкость рук и никакого мошенничества.

– Даже если то, что вы говорите – правда, – осторожно произнес Радьков, – то чего добиваетесь лично вы?

– У меня есть факты. Есть образцы средства, есть свидетели, я знаю, что и как делалось. Но я не идиот, чтобы обращаться с этим в суд. Смысла нет. Руководителей вашего масштаба в России еще никогда не отдавали под суд. Я профессионал и работаю за деньги. Чтобы все осталось шито-крыто и факты не были преданы огласке, мне нужно от вас немного – пятьсот тысяч долларов. Поговорите со своими компаньонами, сбросьтесь. Времени у вас два дня.

– Иначе что? – совсем упавшим голосом произнес губернатор.

Ларин широким жестом положил перед ним на стол номер глянцевого журнала – на обложке красовалась фотография. Действующий премьер-министр крепко жал руку Андрею.

– Если я не получу своих денег, то найду способ уничтожить вас как политика и чиновника. Мне поверят.

– И что вы от этого выиграете?

– На вашем месте я предпочел бы заплатить без лишних разговоров. Я ничего не выиграю, но вы потеряете все.

Радьков, прикрыв глаза, пытался думать. Но мысли разбегались, как тараканы на кухне глухой ночью, когда там включают свет. Ларину пришлось повторить свое предложение:

– Вы платите мне пятьсот тысяч долларов за то, чтобы никто не узнал о том, что это вы организовали лесные пожары с корыстными целями. Вы отдаете себе отчет, что произойдет, если вы откажетесь?

– Доказать, что заповедник был подожжен умышленно, вы не сможете, – не слишком уверенно проговорил Радьков.

– Доказательство – самовоспламеняющаяся жидкость, которую распыляли по вашему прямому указанию, – возразил ему Ларин, – и мое молчание будет стоить вам пятьсот тысяч долларов.

– Хорошо, я согласен вам заплатить, – тяжело промолвил губернатор, – но взамен денег вы мне дадите расписку – я тоже хочу подстраховаться.