Крематорий

– Идет. На сбор средств у вас есть два дня. – Андрей поднялся, затоптал тлеющий ковер, сложил треногу и с фотоаппаратом покинул кабинет губернатора.

* * *

На улицах областного центра было тяжело дышать от дыма. Солнце клонилось к западу, окрашивая его туманным багрянцем. Но с юга пылало и другое зарево – зарево пожара. Первая паника среди горожан уже улеглась, когда люди поняли, что огонь городу пока не угрожает. У здания администрации области толпился народ. Люди выискивали в вывешенных списках погибших знакомые фамилии. Работала и горячая линия. Информацию по попавшим в больницу постоянно обновляли и на официальном сайте области. Радьков был готов к пожару и жертвам. А потому его административный аппарат работал слаженно. В планы губернатора не входило настроить население против себя лично. Расчет сводился к тому, чтобы показать – только он заботится о людях, а вот все беды – они от федеральной власти. Это не озвучивалось напрямую. Но каждый хоть немного мыслящий человек должен был сделать вывод сам.

Окна кабинета губернатора в местном Белом доме ярко светились. Хотя самого хозяина там сейчас не было. Этот нехитрый прием, известный еще со сталинских времен, как бы подсказывал сомневающимся – глава области бдит на рабочем месте, в меру своих скромных сил борется со стихией.

Сам же Радьков находился в этот вечер у себя в загородной резиденции. Он нетерпеливо мерил шагами небольшой дощатый мостик, нависший над прудом, где обслуга разводила для него форель. Губернатор мерил его гулкими шагами, заложив руки за спину.

В небольшом застекленном павильоне на берегу пруда собрались приглашенные им подельники: глава областного управления МВД Вадим Федорович Гигин, местный олигарх Виктор Андреевич Бекетов; тут же присутствовал и Игорь Машлак, хотя его обычно в компании губернатора видно не было. Во-первых, не приглашали, во-вторых, он сам не любил светиться, хотя и являлся мозговым центром преступной группы. Полина Радькова присутствовала здесь в двух качествах: и как самая богатая женщина области, и как хозяйка дома. Голубоглазый блондин Бекетов нервно потирал руки:

– Ну, чего ждем? Позвал нас, пусть говорит, ради чего. Время-то деньги.

Милицейский генерал Гигин был куда спокойнее:

– Всему свое время, Виктор Андреевич. Государственная служба спешки не терпит. Точилина ждем. Зачем Александру Михайловичу потом еще раз все повторять отдельно для Серафима Прокоповича? А у МЧС сейчас дел хватает. Видишь, какие дела творятся? – и генерал повел рукой, показывая на горизонт, где полыхало зарево пожара.

– Нам ли не знать, – усмехнулся Бекетов и глянул на молчаливого Машлака.

Даже сама госпожа Радькова не знала причины, по которой муж вызвал важных людей в свою резиденцию. Но уже, как жена, чуяла недоброе. Никогда раньше она не видела своего Шурика таким подавленным. Даже в то утро, когда он после своего назначения губернатором осознал, что по пьяни настрочил лишнего в «Одноклассниках». От Машлака все старались держаться в сторонке.

– Он пил сегодня? – начальник охраны летного поля сельхозавиации негромко спросил у Радьковой.

Та отрицательно покачала головой:

– Ни капли. Приехал с работы мрачный, как туча. Даже меня матом обложил.

– Если не пил, это серьезно, – проговорил Машлак.

А вот Бекетов, наоборот, не ожидал никакого подвоха. Ведь все шло по плану. Большинство его бизнес-проблем вместе с дымом и огнем улетали в небо, расчищая поле для деятельности.

К угощению, расставленному на столе, никто не притрагивался.

– Наконец-то, – выдохнул милицейский генерал, глядя на то, как от ворот к гостевой стоянке катит красная «Волга» с эмблемой МЧС на дверце.

Полковник Точилин вошел в изящный застекленный павильон. Ступал он тяжело. От испачканного камуфляжа тянуло гарью и дымом. Серафим Прокопович ни с кем не поздоровался, бросил фуражку на подоконник, сел и мрачно уставился на свои припорошенные пеплом берцы, пригладил ладонью взъерошенные волосы.

– Ну, все. Теперь все в сборе, – оживился Бекетов. – Александр Михайлович! Ждем только вас.

Радьков постоял на мостках, несколько раз глубоко вздохнул, словно собирался с духом, и заспешил в павильон.

– Ну, что, будет, как у Гоголя? – не к месту пошутил Бекетов. – «Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие?»

– Ты мне тут свою образованность не показывай, – вызверился губернатор, – и без тебя тошно. Дело в том, что...

Заговорщики, затаив дыхание, выслушали сообщение Радькова о том, что фотограф кремлевского пула Адриан Даргель, во-первых, разоблачил их хитроумный план, во-вторых, имеет доказательства и свидетелей, а в-третьих, запросил за молчание пятьсот тысяч долларов.

– Вот такие вот, господа, пироги с котятами, – закончил губернатор. – Что делать будем? Мое предложение – заплатить.

Бекетов нервно забарабанил ухоженными ногтями по канту столешницы:

– Деньги не такие уж и большие, если на всех разбросать. Я тоже считаю, что следует заплатить. Если возьмет бабло, то дергаться уже ему не будет смысла. А про расписочку ты ему, Александр Михайлович, правильно напомнил.

Генерал Гигин глянул на главу местного МЧС:

– А ты что скажешь, Серафим Прокопович?

Полковник Точилин промычал что-то невразумительное и махнул рукой. Гигин хмыкнул:

– Хм... я лично к завтрашнему дню больше пятидесяти тысяч дать наличкой не смогу. Да и несправедливо будет, если мы с Точилиным больше заплатим. Мы же не бизнесмены какие-нибудь.

О суммах, кто и сколько заплатит, спорили недолго. Деньги для собравшейся публики и в самом деле были подъемные. Ларин благодаря оперативной информации, предоставленной ему Дугиным, знал, сколько «заряжать». Лишь Точилин не участвовал в дискуссии. Он только кивал, когда его спрашивали, абсолютно безразличный ко всему происходящему рядом с ним. Серафим Прокопович так и не отвел взгляда от своих запыленных берцев.

– То, что это не подстава, могу ручаться, – заверил Радьков, – у меня нюх на людей.

Генерал Гигин глянул сперва на губернатора, а затем сделал малоприметный жест рукой – мол, ты бы, Михайлович, жену куда-нибудь отослал, переговорить надо.

– Полинка, оставь-ка нас одних. Мужской разговор есть, – не слишком охотно промолвил губернатор.

Полина не спорила. По напряжению, повисшему в воздухе, знала, что разговор и в самом деле созрел. Повесив соломенную шляпку, украшенную бумажными розами, на локоть, она неторопливо пошла по дорожке к дому.