Кремлевские звезды

Мы с Абрамом, как супергерои противостоим адскому пламени врагов человечества. Позади нас десять одетых в чёрное молодцев, все как на подбор высокие и крепкие, да ещё и с демонстративно обнажёнными макарычами. Моя режиссура, кстати. Уроки девяностых не прошли бесследно.

Ашотик Большой на самом деле маленький, толстомордый, черноволосый, злобный и мало способный к компромиссам. За ним стоит несколько его доверенных людей. Команда разношёрстная и довольно нелепо выглядящая, одновременно щеголеватая и безвкусная.

Ашотик бесится от нашего очевидного превосходства.

— Он, сука, моих людей чуть не убил! — с негодованием и ярким акцентом выплёвывает он.

— Твои люди вести себя не умеют. Кто-то же должен их научить, — спокойно отвечаю я.

— А ты кто такой, а? Ты учитель, а? Ты рот свой закрой вообще.

— Я партнёр уважаемого человека и разговаривая так, ты пытаешься оскорбить нас обоих. Я тебе просто и ясно объясняю, хочешь войну, получишь, но твои бойцы очень слабы. Поверь, я знаю, что говорю. Да и зачем воевать? Тебе места мало? Чего боишься, что мы твоих клиентов переманим? Москва большая места всем хватит.

— Ты мне должен двести штук за генерала, — выносит вердикт Ашотик.

— А чё не двести лямов? — спрашиваю я. — Пипец какой-то. Мамука Георгиевич, договориться не удастся, я думаю.

— Э-э-э! — ревёт Ашотик. — Ты кто здесь такой решать удастся или нет, а? Ты рот свой прикрой, пока взрослые поговорят.

Я не реагирую, меня предупредили, что у Ашотика стиль общения такой и, собственно, кто что должен говорить мы заранее обсудили.

— Ашотик, — говорит Абрам. — Мы ссориться не хотим, мы же братья. Бро тоже наш брат, младший, понимаешь? Но ты неправ, брат, мамой клянусь, ты неправ. Зачем генерала обидел?

— На нём написано что ли, что он твой? — огрызается Ашотик.

— Нехорошо твои ребята повели себя, на Бро наехали, он вынужден был их уму разуму учить. А ведь он сказал, кто он такой и что со мной работает. Поблагодари, что он не завалил твоих чепушил. На Бро не надо наезжать, он человек серьёзный, поспрашивай у других. И он правильно сказал, Москва большая. Тебе что места не хватит? У тебя свои дела, у нас свои.

— Это мой бизнес! — заявляет Ашотик.

— Так не бывает, что ты такое говоришь, брателло? Бизнес у нас общий. У тебя участок свой, это да, но мы на него и не претендуем, так и ты на наш пасть не открывай. Дело простое, брателло, у кого хочешь спроси. Сходняк собери, с уважаемыми людьми потрещи. Ты же лучше меня знаешь. Зачем спорить, зачем воевать, кровь лить? Вы пацаны резкие, чёткие, но надо же и головой думать.

Вообще Абрам страшно недоволен, что ему приходится унижаться до разговора с «этим обезяном». Ему очень хочется завалить нахер этого толстомордого Ашотика и он готов рассматривать любой повод, даже наезд на меня. Хотя меня он ни в грош не ставит. Впрочем, то что я всыпал Ашотовым дурачкам и остановил тачку на ходу, добавляет мне в его глазах очков.

Он десять раз просил рассказать всё по секундам, всё что было в машине, когда мы готовились к этой разборке с Ашотиком. А ещё ему понравились словечки из ближайшего будущего. «Брателло» так и липнет к его языку.

— Эй, брателло, хватит мозги трахать. Ты кинул нашего генерала у себя в катране.

— Что значит кинул?! — негодует Ашот.

— Да ладно, там ты в своём праве, он сам к тебе пришёл, да? Но счётчик мы тебе платить не будем. Ты в уме вообще? Ты посмотри на меня, на Бро, на ребят моих, вот на этих, ты видишь среди нас лохов? Ты хочешь нам сказать, что мы лохи? Ты это сказать мне хочешь? Ну тогда наберись смелости и как мужчина произнеси вслух. Ну, а если ты язык в… Если, короче, не можешь так сказать, так не веди себя как с лохами. Ты пойми, я с миром пришёл, но если разозлишь, сам потом думать будешь, зачем миром не добазарился.

— Твой Бро моих людей покалечил и машину разбил. Я их до сих пор из ментуры не выковырял.

— Они не в ментуре, Ашотик. Ты в натуре не догоняешь? Они в конторе. И крыша твоя, менты твои продажные тоже там могут оказаться. Зачем это тебе? Живи в мире и будет тебе счастье. Чё сложного? Ты злить начал, мамой клянусь.

— Вы чё меня кинуть хотите, волки? — расширяется и лезет из кожи Ашотик Большой.

— Вот здесь десятка и всё, больше ни копейки не будет, — говорит Абрам. — Чисто чтоб ты понял, что я за мир. Я сказал, ты меня знаешь. Дёрнешься, я по тебе катком проеду, брателло. Правду говорю. Ничего личного, да?

Он поворачивается и выходит. Я кладу на стол свёрток с деньгами и выхожу вслед за Абрамом. Потом выходят и наши деревянные солдаты Урфина Джюса.

— Бл*ть! — орёт Абрам, когда мы садимся в машину. — Своими руками завалю суку!

— А почему он такой борзый, а? — спрашиваю я.

— Вроде у него кто-то там с Чурбановым дела делает.

— Мамука Георгиевич, я вам скажу что-то. Вы Леонида Ильича видели? Сколько он протянет? Два года, самое большое. Может, вы мне не поверите, но через два года вспомните. А как только Ильич уйдёт, не будет никаких Чурбановых. А вы будете и я буду, и Злобин тоже будет. А эту сучку Ашотика мы порвём, как тузик грелку. Сразу. Может, ещё и раньше.

Он молча смотрит на меня, переваривает и тихонько повторяет:

— Как тузик грелку.

В фойе гостиницы я встречаю Снежинского. Он сияет, как блин.

— Егор, как хорошо, что я тебя встретил, — бросается он ко мне.

— Какие новости? — спрашиваю я.

— Новости самые хорошие! Ты был прав, меня из обкома уволят. Выгонят поганой метлой за кляузы.

— С Новицкой что?

— Не хотели сначала ничего менять, говорили, что, раз уж пришёл сигнал, нужно разобраться. Но я всё решил. Не спрашивай, чего мне это стоило.

— На меня телегу тоже забрал?

— Да, не беспокойся, я всё забрал.

— Хорошо. Молодец. Но ты не успокаивайся, пока её в ЦК не взяли, ты в опасности. Вещдоки лежат в КГБ, показания свидетелей тоже. Если вдруг Ирину не назначат, ты сядешь, и, учитывая твою природу, навсегда.

Снежинский немного сникает, но потом приободряется.

— Не думай, я всё решил, единственным пострадавшим буду я.

Давайте ещё поплачем все вместе от жалости.

Из номера я звоню Злобину, докладываю о результатах переговоров и прошу провентилировать, удалось ли Снежинскому повернуть историю вспять или придётся предпринимать дополнительные меры. Он обещает узнать.

Вечером я сижу в гостиной у Скударнова в очень неплохой компании. За столом, кроме нас, находятся Злобин, Брежнев и Большак. Жена только успевает подносить с кухни новые яства. Пирожки, холодец, голубцы, пельмени, красная рыба в кляре, чахохбили.

— Наташенька, — говорит хозяин дома. — Иди уже, присядь с нами.

— Сиди ты, игрок, — машет она на него рукой и в очередной раз исчезает на кухне.

Обстановка за столом царит расслабленная, и дружеская. Чёрные тучи развеялись и на голубом небе снова светит ласковое солнце.