Кремлевские звезды

Не бойся, я буду нежен.

И я действую нежно, и заставляю её забыть о страхе и расплавиться, превращаясь в горячую смолу, в мёд. Наши тела сплетаются. Её чувства опаляются неведомой новизной и она отдаётся этому мощному новому вихрю без остатка.

Она хрипит и стонет в моих объятиях, она кусает губы и мои плечи, заставляя снова и снова забывать предыдущие жизни. Она прижимает меня к себе, пытаясь слиться, сплавиться, спрессоваться со мной в один неразделимый кусок плоти, в зверя с двумя головами.

Её запах опьяняет меня, линии её тела, её объятия, её требовательное нетерпение, вкус всё это сводит меня с ума, и… И я уже не могу контролировать себя. Наверное, я сейчас снова умру и, может быть превращусь ещё в кого-нибудь, но буду всегда вспоминать эту ночь, если мне не отшибёт мозги и если они не взорвутся прямо сейчас.

— Да, Егор, да… — низким чужим голосом твердит она, как мантру, как заклинание, как приказ, и я даю ей такое «да», такое, что она задыхается, раскидывая волосы по постели и крепко обхватывает меня руками и ногами. Как детёныш обезьяны.

Я вдавливаю, вжимаю и вбиваю её в кровать, сошедшую с ума от такой буйной нежности.

— Да… Егор… да-а-а-а… — тихонько воет Наташка.

А потом она вдруг начинает дрожать и вибрировать. Она зажимает рот обеими руками, зажмуривает глаза и содрогается, впадая в неистовство. И я заражаюсь от неё этой нестерпимо сладостной дрожью и, возможно, где-то далеко в ЦЕРНе в этот момент вдруг останавливаются все токамаки, ускорители и макеты коллайдеров.

Утро кажется чудесным. За окном светит солнце, сквозь лёгкие шторы идёт свежий морской воздух. Я лежу в мягкой постели с моей возлюбленной и… И она, вообще-то не спит. Она лежит на боку и смотрит на меня. Встретившись со мной взглядом, Наташка смущённо улыбается и утыкается лицом в подушку.

Не могу удержаться, чтобы не подтянуть её к себе и не начать целовать. Кажется, я достиг точки, в которой хотел бы остаться надолго, если не навсегда, ничего не меняя. Как бы это было чудесно, но друзья из ЦЕРНа и Курчатовского института, похоже, сегодня ночью не воспользовались нашей помощью и не смогли остановить это, как бы помягче выразиться, неукротимое время.

А жаль…

Наташка разглядывает мой шрам, касается его кончиками пальцев, а потом целует. А я срываю с неё простыню и бессовестно разглядываю. Она сначала смущается, а потом делает то же самое, стягивая со смехом покровы и с моих собственных чресл. И мне приходится, невольно конечно, демонстрировать скрытые силы природы, невиданные ею до этого времени.

— Ты как? — спрашиваю я её. — Не больно тебе?

Сегодня придётся сделать перерыв.

А жаль…

Она мотает головой:

— Нет, мне так здорово никогда не было… Держи меня за руку, пожалуйста, а то я могу взлететь от счастья.

Она говорит и не отводит сияющих глаз, и по ним я вижу, что она действительно счастлива.

— Только, — она чуть хмурится, — я… я, наверное тебя разочаровала?

Дурочка… Кажется, ничего лучшего…

— Ничего лучшего со мной ещё не случалось, — говорю я и, ну что тут поделать, снова впиваюсь в её губы.

Сладко.

Мы умываемся, принимаем душ и идём завтракать. Подаём талоны на питание и получаем рисовую кашу, перепелиные яйца, сладкий кофе с молоком, а ещё хлеб, масло и сыр. Я проглатываю всё за одно мгновенье. И ещё половину Наташкиной каши. Она сама отдаёт.

Соседи по круглому столу удивляются моему аппетиту и, должно быть, манерам. Но что тут сказать, знали бы вы, какая у меня ночь была.

Строгая дама лет сорока семи с белобрысой девчушкой с косичками — бабушка с внучкой.

— Вот видишь, как дядя кушает хорошо? Давай-ка и ты ложечку за папу. А теперь за маму. Ну, Сашенька, опять ты на скатерть капнула!

Наташка еле держится от смеха, а глаза её так сияют, что наша соседка несомненно обо всём догадывается. Ну что же, пусть порадуется за молодёжь.

После завтрака мы двигаемся на пляж, но в фойе нам приходится затормозиться. В креслах нас поджидают вчерашние джигиты. Как только мы появляемся, они встают и подходят к нам. Улыбаются, расставляют руки, источают гостеприимную радость.

— Бро, братан!

Тавтология, однако.

— Слушай, извини, дорогой, да? Мы же не знали, что это ты!

— Да ладно пацаны, какой разговор, на мне же трудовая биография не отпечатана.

Наташка хлопает глазами, не понимая, в чём дело.

— Да, — соглашается самый активный из вчерашних приставал. — Мы сразу, как ты ушёл встретили Амира, он был с тобой и Абрамом, когда вы с Ашотиком тёрли. Он говорит, вы пацаны совсем безбашенные. Чё, говорит, творите, ну и всё нам, короче, объяснил на пальцах. Братан, от души, будь нашим гостем. Мы тебе всё покажем, везде отвезём. Озеро, пещеры, лучшие рестораны, да? Только скажи, что хочешь!

— Спасибо друзья. Но мы вот с невестой просто отдохнуть хотим. Сейчас пойдём на пляже поваляемся. Не напрягайтесь, братья. Нам так-то и не надо ничего. Вас как зовут, кстати?

— Это Алан, это Миша, а я Нар.

— Очень приятно, — жму я им руки. — А это Наташа. Спасибо вам за подарок, нам очень понравилось. От сердца говорю.

Они довольно улыбаются. В этот момент от стойки регистрации подходит дежурная.

— Вы Брагин? — спрашивает она.

— Да, — хмурюсь я. — Какие-то проблемы?

— Вас к телефону просят подойти.

Блин… кто это может быть? Никто не знает, где мы. Я смотрю на орлов, но они плечами пожимают, мол не знаем мы.

Я подхожу. Кагэбэшники вычислили?

— Алло.

— Здорово, Бро, — говорит голос с кавказским акцентом.

Абрам, понятно.

— Здравствуйте, Мамука Георгиевич.

— Тебя как туда занесло, вообще? — усмехается он.

— Решил отдохнуть пару деньков, а то кручусь-кручусь, — отвечаю я.

— Ну, а почему не сказал ничего? Я бы тебе всё организовал в лучшем виде.

— Да что вы, не хотел вас своими проблемами грузить.

— Проблемами грузить, — повторяет он. — Какие, слушай, проблемы, а? Больше не делай так, смотри. Тебя вон вчера чуть не порезали там, я слышал?

— Ну, это сами знаете, не так просто, — усмехаюсь я.

— Знаю-знаю. Ладно. Ты там ни о чём не думай, понял? Ребята всё сделают. Они рядом сейчас или нет?

— Здесь, — подтверждаю я.

— Ну, дай старшему трубку.

Я подзываю Нара и он с опаской подходит к телефону.