Кремлевские звезды
Шрифт:
— Да, — очень осторожно говорит он. — Здравствуйте. Да…
Потом он переходит на родной язык, а я возвращаюсь к остальным.
— Мамука Георгиевич, — говорю я парням.
— Он грузин? — спрашивает Наташка.
— Мать мегрелка, а отец абхаз, — говорит Миша, тот что единственный вчера знал, кто такой Абрам.
Мелкие хулиганы. Надеюсь, на криминальную дорожку их не встреча со мной направит. Подходит Нар.
— Я сейчас с Мамукой Георгиевичем говорил. Сказал, шкуру с нас спустит, если мы тебя хоть на минуту оставим.
Нет,
— Ребят, смотрите, — говорю я. — Я здесь не по делам, просто отдыхаю с девушкой со своей. Поэтому программа будет лёгкой, хорошо? Спасибо за заботу, правда, но по утрам часов до двенадцати мы хотим на пляже валяться. Потом будем жару пережидать, потом можем куда-нибудь проехать. Да, Наташ?
Она кивает, одновременно пожимая плечами.
— Я знаю, места у вас потрясающие, — продолжаю я. — Красивые, нигде такой красоты не видел, еды такой не пробовал, как у вас. И вино вы нам очень вкусное подарили. Спасибо большое. Но мы так устали на работе, что тупо хотим поваляться, как тюлени.
Они смеются.
— Тогда, — говорит Нар, — сегодня до вечера вас оставляем, а потом повезём кушать шашлык с видом на море и горы. Покажем вам настоящую абхазскую еду. «Гагрипш» — хорошо, но там вам больше понравится, обещаю. А завтра утром поедем на Белые скалы. Это пляж сумасшедше красивый, клянусь. Лучше нигде нет! Послезавтра голубое озеро и Рица. Всё вам покажем.
— Ну, вы хоть подружек своих берите, — смеётся Наташка, — а то будете с нами носиться всю неделю.
— Возьмём-возьмём, — смеются и парни.
Утвердив предварительный план, мы идём на пляж.
Отдыхать хорошо и время летит быстро. Мы плещемся в море, едим сумасшедше вкусную еду, наслаждаемся красотами природы и различными достопримечательностями. Ездим на «жиге» с Мишей и Нариком, но пару раз встречаемся и с их подружками, в более расширенном составе.
Это не напрягает, Наташка здесь никогда не бывала и ей интересно. И я не против. Время друг на друга нам хватает. Все ночи наши. Самую главную радость мы получаем в постели. И с каждой минутой, с каждым объятием и поцелуем я безумно жалею, что в лучшие моменты жизни время мчится, как сумасшедшее.
В последние два дня мы не ездим осматривать достопримечательности и есть шашлык. Последние два дня мы проводим вдвоём. Скоро нужно будет возвращаться к делам, а кому-то и к учёбе. Я, кстати, тоже учусь как бы.
— А что я в универе скажу? — спрашивает Наташка, составляя башенки из камушков.
— Скажешь, что болела. Нарисуем справку какую-нибудь. Я попрошу отца твоего, он организует. Сто про.
— Сто про? — смеётся она и кладёт камушек мне на живот.
Я лежу на полотенце, а она сидит рядом, прижимаясь ко мне спиной.
— Сто про тебе. А как же я загорела, будучи измождённой болезнью?
— Скажешь, на кварц ходила.
Она хохочет.
— На кварц? Меня там забыли, наверное, на всю неделю, да?
— Пошли купаться, — предлагаю
я и закрываю глаза.— Пошли.
Она наклоняется надо мной, осыпая волосами и целует.
Медсестра присутствующая на пляже смотрит неодобрительно, но ничего не говорит. Уже все знают, что здесь отдыхает знакомый большого человека, и ему можно всё. Вообще всё.
— Ну, как я загорела, хорошо?
— Ты превратилась в негритянку, — сквозь дрёму отвечаю я.
— А тебе это нравится?
— Конечно, нравится.
— А как мне больше идёт загорелой или бледной?
— Бледной.
— Что?! — возмущённо спрашивает она и кладёт горячий камушек мне на грудь.
— Загорелой, — подбираю я отгадку. — И так, и так хорошо.
— Нет, ты определись.
— Но попа-то, всё равно, бледная. Пойдём купаться?
— Что?! Ну, ладно, сейчас я тебе устрою. Пойдём.
Но она не устраивает. Мы заплываем далеко-далеко и болтаемся лёжа на спине, слушая шорохи моря и глядя в безмятежную голубизну неба. Завтра наши каникулы заканчиваются…
После пляжа мы идём обедать и предаваться разврату, а около пяти снова выходим на пляж и наслаждаемся затуханием дня.
В последний день решаем съездить на рынок. Напрягать Нарика я не хочу, да и надоели парни немного. Сегодня ещё ужинать с ними. Прощальный ужин с танцами. Хорошо, что мы непьющие, а то было бы «птичку жалко».
В общем, напрягать не хочу, но он настаивает и заезжает за нами, поэтому мы соглашаемся. Мы набираем разных сувениров, ракушек и каких-то дурацких глупостей, глиняных черепков и чего-то ещё. Покупаем чурчхелу и немного фруктов, а потом просто лениво бродим по рядам, глазея на прилавки. Нар, в отличие от нас, умеет отлично ладить с торговцами и выбивает очень приятные цены.
Вдоволь насладившись этим занятием мы медленно возвращаемся к машине с покупками, но в последний момент я решаю вернуться.
— Слушайте, идите, несите всё к машине, я через минуту вернусь. Хочу Платонычу джезву купить. Там классные такие мужик продаёт, медные, сам делает, наверное. Сразу не взял, а теперь, думаю, хороший подарок будет.
Я убегаю за джезвой и едва нахожу этого мужика. Приходится немного покружиться, прежде чем выхожу на его прилавок. Он располагается на отшибе прямо у бокового выхода. Подхожу и выбираю турку покрасивее. Они не просто медные, но ещё и украшенные тонкой и совершенно необычной чеканкой. И все разные.
— Вот эту, — говорю я и тянусь к карману за деньгами, и тут же меня хватают за руку.
— Не дёргайся, в руке нож, — слышу я тихий хриплый голос над ухом и чувствую неприятный укол в районе правой почки. — Пошёл потихоньку.
Кто-то оттаскивает меня от прилавка и резко толкает в сторону выхода. Я его не вижу, но понимаю, что лось здоровый, крупнее меня раза в два. Получив толчок, я делаю два гигантских шага и оказываюсь как бы уже за рынком среди множества деревянных ящиков и коробок.