Крепче браслетов
Шрифт:
Нет. Я не могу быть здесь его гостем. Я вообще больше не могу здесь быть. Быть с ним… Не могу.
– Поймать вам такси, мисс? – бодрый голос швейцара вывел меня из ступора раздумий.
– Да, пожалуй, - вздохнула я, спускаясь вниз по ступенькам.
По дороге домой мои мысли кружили хороводом. Я ревновала к Сью, а в итоге именно она поддержала меня в машине. Я думала, что Ник будет прекрасным тылом для меня на вечеринке, а он так жестко оформил мне моральный апперкот под дых. И Кел… Почему он такой нелогичный? Почему он просто не отвез меня домой для очистки совести? Зачем он так искренне, душераздирающе повторял «прости»?
Я вошла в темную гостиную, не включая свет, рухнула на диван. Что-то в моей жизни совсем неправильно. Первый раз за все время моего преданного фанатизма я усомнилась в собственной нормальности. Я не видела ничего дурного в слепом обожании через экран. Для меня было подвигом влезть в его номер и получить желаемое. Вопросом принципа стало желание доказать, что я не трепливая Босанова. Каникулы на Сардинии были моей наградой за ноющую после одиннадцати промежность. Секс через монитор расширил горизонты удовольствия вербального общения. И только сегодня на заурядной вечеринке (икра и толпа селебритис из телека не в счет) я поняла, что не могу продолжать. Я хочу его. Я люблю его. Но он такой далекий и чужой. Отсюда до Рио на велике и то ближе.
Уткнувшись лбом в колени, я попыталась заплакать. Не вышло. Из меня словно ковшиком вычерпали все эмоции. Осталась только звенящая пустота, в которой метались осколки моего сердца.
– Малыш, не надо так говорить, - услышала я голос Джулс из спальни.
Дверь была закрыла, но тусклая полоска света под дверью выдавала работающий монитор компьютера.
– Солнышко, клянусь, я не могу так больше. Ты нужна мне, - вещал из колонок голос моего кузена.
Зашибись!
– Дит, давай пока оставим все, как есть. Мы едва знакомы…
– Я люблю тебя, Джулиана. И мы знакомы достаточно близко…
Я встала, дошла на цыпочках до парадной двери, слыша:
– И я тебя люблю, но это не повод сейчас пороть горячу.
Боже правый.
Я с силой хлопнула дверью, включила свет, крикнула:
– Джулс, я дома.
Подружка выглянула из комнаты через минуту с видом застуканного на мастурбации подростка. У меня был такой же, когда она пришла домой в соплях после звонка Дита.
– Дан, ээээ… привет, - промямлила она.
– Я смотрю тебе лучше, - ухмыльнулась я.
– Эммм, да вроде отпустило, - пробормотала подружка.
– Джулс, я все слышала, не надо тут прикидываться.
– Ох, дерьмо… - выдохнула она, рухнув на диван, - И какого черта ты притащилась, Брайс?
– Я тут живу, если что, - решила обидеться я.
– Я думала у тебя вампирская вечеринка с ночевкой в «Четырех сезонах».
– Не пытайся сменить тему! – прицепилась я.
– Ну, да-да… Мы вроде как встряли во всю эту любовную ерунду, - выпалила она.
– Поздравляю.
– Не с чем. Это бред, Дана. Две недели в Европе и месяц в скайпе, а он уже раздумывает над предложением от «Хелло», чтобы перебраться в Штаты, - откровенничала Джулиана, - А если у нас ничего не выйдет, я же сожру себя с говном…
– Погоди, Дит, хочет переехать в Штаты? – я слегка
обалдела от этой информации.– Так точно. Ему предложили место зама в «Хелло». Твой придурошный кузен конкретно об этом думает. Если повезет, то теперь свидания с Соммсом он будет устраивать тебе на нашей долбанной родине.
– Не думаю, что мне это понадобится, - я покачала головой.
– Ах, ну у вас же типа теперь все напрямую. Доступ к звездной заднице открыт.
– Нет, Джулс, я закрыла этот доступ. Все. Хватит. Наигралась.
– Не поняла, - Джулс смотрела на меня, словно я поклялась, никогда больше не есть шоколадный пломбир, - Выкладывай.
И я выложила… Все, как на духу. Джулиана периодически перебивала меня восклицаниями о козле Соммсе, ублюдке Нике, болтливой Грин, а в конце рассказа она взяла минутную паузу.
– И ты просто ушла? – спросила она, недоуменно глядя на меня.
– Да, - выдохнула я.
– Я бы не смогла, - прошептала моя подружка как-то уж слишком драматично, - То есть, я знаю, что он для тебя значит и… Ты же любишь его!
– Люблю, - подтвердила я, - Только не этого загоревшего в софитах засранца. Я люблю Кела. Настоящего, а не голливудского. И он, к сожалению, не может быть только собой. Это тупик, Джулс. Это часть его жизни, в которую намного труднее пролезть, чем в номер «Четырех сезонов» без ключа.
– Дана, я даже не думала… - Джулс обняла меня, - Не думала, что ты такая сильная, чтобы принять это.
Я, наконец, разрыдалась, понимая, что я ни черта не сильная. Я могу понять это, но принять… Мне еще долго нужно работать над принятием этой дерьмовой реальности.
Келлан
Я сидел перед компом в своем номере, бездумно глазея на серый статус Даны в скайпе. Поначалу я думал, что работа поможет отвлечься от кипящего дерьма, что заполонило мою голову после ее ухода. Помогла, правда. На неделю. Я честно выкладывался на съемках, зубрил текст и репетировал сцены все свободное время. Но вскоре бессонные ночи вновь стали терзать мое больное сознание. Снова шумело в ушах море Сардинии. Я снова и снова вспоминал горечь в ее глазах.
Как все могло рухнуть за один дурацкий вечер?. Мы так много давали друг другу, так крепко срослись за это время. А она просто ушла, решив остаться при своем. Ушла, забрав с собой мой покой. Какого черта, Дана Брайс, ты влезла в мой номер! В мою голову, душу, сердце. И все теперь болит. Что за зараза!
Я не звонил ей. Сначала из гордости. Думал, не выдержит самаа, напишет, или вообще приедет. Нелепые мысли о вновь взломанной двери номера заняли почетное место среди моих эротических фантазий. А потом я понял, что она не бросала слов на ветер. Дана не шутила. Я мог спать спокойно. Мог ли? Нет.
Прошел месяц, а я так и не придумал, как все вернуть обратно. Как кайфовать от внимания фанаток? Как хотеть секса со Сью? Как довольствоваться попойками с друзьями в барах? Я застрял в чистилище. Пустота. Абсолютный вакуум.
И в один прекрасный день, когда мне должны были по сценарию сбрить полбашки, меня осенило. Я же люблю ее.
Я смотрел в зеркало стеклянными глазами, пока снимали как дядька, который играл цирюльника, водил триммером по правой половине моей черепушки. Мне нужно было думать о сцене, что-то изображать лицом, а в голове было только одно.