Крепость королей. Расплата

Матис горестно рассмеялся.

— И как вы себе это представляете? Мерзавцы могут где угодно оставить лодку и дальше двинутся сушей! Нам ни за что их не разыскать!

— Конечно, если мы, точно обезглавленные куры, станем носиться кругами. Мы разыщем Агнес, не сомневайтесь. Даю вам слово рыцаря.

Мельхиор приложил правую руку к сердцу и приосанился. В сочетании с хлипким телосложением и съехавшим беретом это выглядело несколько странно. Вскинув голову, менестрель направился к трактиру.

— Впрочем, сейчас нам лучше заняться вашим раненым другом. Если мы еще не опоздали.

Матис вздрогнул. Ульрих! В эти минуты он и думать забыл об орудийщике. Дрожа всем телом, юноша поковылял вслед за Мельхиором и вошел в трактир.

Зал выглядел так, словно здесь похозяйничали два десятка пьяных ландскнехтов. Столы и стулья валялись, разбитые, на полу, среди них пол устилали осколки тарелок и кружек. Прямо у входа они наткнулись на труп разбойника, которого Матис прибил дубинкой. Тот лежал в луже крови, неподвижно уставившись в потолок, раскрыв рот в невыразимом изумлении. Среди останков стола лежал второй бандит: клинок менестреля рассек ему горло. За стойкой виднелось тело убитого трактирщика.

Под окном, прислонившись к стене, сидел Ульрих. Голова его клонилась вперед, руки и ноги обмякли, как у марионетки, которой подрезали нити.

Глаза Ульриха были приоткрыты, он тяжело дышал. Кинжал по-прежнему торчал из его груди, вонзенный по самую рукоять. Матис с первого взгляда понял, что орудийщику уже ничего не поможет.

— Ульрих, разве ж можно так!..

Матис осторожно приблизился к другу и соратнику, который за последний год так ему полюбился.

— Все… все будет хорошо, — прошептал он. — Я сейчас раздобуду немного пастушьей сумки и бересты, и мы…

Ульрих отмахнулся.

— Болван! Я и сам знаю, что дело мое дрянь. Смерть уже стучится ко мне. Черт…

Он прижал руку к груди. Вероятно, его терзала невыносимая боль.

— Я… я всегда знал, что так вот и закончу, — прохрипел орудийщик. — Я сын войны, рожденный от маркитантки среди трупов и мародеров. И знаю, кто жилец, а кто нет.

Он прикрыл глаза и спросил:

— Где… где Агнес?

— Эти сволочи забрали ее, — Матис прикусил губу. — Но мы разыщем ее, не сомневайся.

Ульрих кивнул, и по лицу его скользнула улыбка.

— Ты славный малый, Матис. В тебе все задатки будущего фельдфебеля. С такой головой на плечах далеко пойдешь.

Он тихо рассмеялся и неожиданно закашлялся кровью.

— Вот так трудишься всю жизнь над орудиями, а потом — раз, и тебя режет какой-то подлец… Но смерть есть смерть.

— Ульрих, не говори так!

По щекам Матиса катились слезы. Чувство было такое, словно он за какой-то год второй раз потерял отца.

— И… вот еще что… — выдавил Ульрих. — Это… связано с тем кольцом и сновидениями, которые мучают Агнес. Мне… давно следовало… рассказать. Ну… теперь, видимо, слишком поздно… Ооох, больно-то как!

Ульрих неожиданно потянулся к кинжалу в груди, обхватил рукоять, немного помедлил, а потом резким движением выдернул клинок из раны. Хлынула кровь, орудийщик тихо застонал. Наконец он завалился набок, и глаза его закатились.

— Господи, нет! Так… так нельзя!

Матис склонился над Ульрихом, но жизнь покинула старого солдата. На лице его читалось умиротворение, смерть не оставила на нем и следа боли или скорби. Юноша дрожащей рукой закрыл мертвецу глаза.

— Из глубины взываю к тебе, Господи, услышь голос мой… Да будут уши твои внимательны к голосу молений моих…

Услышав за спиной успокаивающий голос Мельхиора, Матис присоединился к древней молитве. При Агнес он часто ругал церковь и Папу, но теперь торжественные слова придали ему сил, помогли в минуту отчаяния.

— …покойся с миром. Аминь.

Когда они закончили, Матис почувствовал себя немного лучше. Мельхиор склонился над ним и ощупал сломанное древко стрелы, торчащей из его бедра.

— Рана неглубокая, но ее нужно скорее обработать, иначе она воспалится. Кроме того, вам нельзя оставаться в мокрой одежде.

Только теперь Матис снова ощутил холод. Второй раз за день он нырял в ледяную воду. Поеживаясь, юноша стянул с себя рубаху. Мельхиор протянул ему свой плащ.

— Я разведу огонь и посмотрю, нет ли в доме целебных трав, — сказал менестрель успокаивающим голосом. — Правда, с рассветом, пока не появятся первые путники, нам придется уйти.

Матис молча кивнул, слишком слабый, чтобы ответить.

— Что, интересно, ваш Райхарт хотел сказать перед смертью? — задумчиво спросил Мельхиор. — Это как-то связано с Агнес и ее сновидениями.

— Что бы то ни было, рассказать он это сможет одному лишь Творцу, — выдавил Матис и закутался в плащ.

Не дождавшись иного ответа, менестрель направился к двери.

— И вот еще! — крикнул Матис ему вслед. — Тот зверь на плече у их главаря, кто это? Он походил на какого-то… демона.

Мельхиор обернулся, и губы его растянулись в тонкой улыбке.

— Он не может ни колдовать, ни изрыгать пламя, если вы об этом. Это обезьяна. На Сицилии и в Испании таких довольно много. Вообще-то они родом из Африки. Артисты и всевозможные шарлатаны любят выступать с ними по базарам.

— Обезь… яна, — Матис посмаковал незнакомое слово и в который раз осознал, до чего глухо они жили среди лесов Васгау. В мире существовало столько вещей, которых он и во сне увидеть не чаял…

Измотанный, он смотрел, как Мельхиор вытаскивал мертвых наружу и раздувал угли в камине. До сих пор Матис считал менестреля забавным и чересчур мечтательным. Но теперь, когда увидел его в бою, даже проникся к нему уважением. Мельхиор оказался опытным бойцом, да и вообще производил впечатление бывалого человека. Вероятно, он единственный, кто мог теперь спасти Агнес.

Когда огонь разгорелся, Мельхиор вышел за дверь. Через некоторое время он вернулся, весьма довольный. В руке у него покачивался пучок засушенных трав.

— Вот, нашел в сарае возле трактира. Тысячелистник, подорожник и окопник. Сушились там с прошлого лета. — Бард выдержал паузу и подмигнул Матису. — И я еще кое-что нашел. Двух лошадей. Не благородные жеребцы, зато совершенно бесплатно. Трактирщику они уже вряд ли понадобятся, — он мрачно улыбнулся и поправил перевязь. — Эти мерзавцы еще пожалеют, что связались со франконским бардом и рыцарем.