Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны
Шрифт:
Позднее, в речи на XX съезде партии в 1956 году Никита Хрущев обвинит в поражениях первых месяцев войны Сталина. Он объявит, что в ходе чисток 1937–1939 годов Сталин уничтожил офицерский состав, слепо доверял пакту, насаждал ложное убеждение, что война будет наступательной и будет происходить не на советской территории, игнорировал данные разведки о готовящемся нападении, отверг возможность упорядоченного отступления и не смог как следует подготовить страну к войне [24] . Историки до сих пор ведут споры относительно этих обвинений и причин произошедшей катастрофы, однако все согласны в том, что к моменту нападения Советская армия была неудачно расположена, плохо обучена и экипирована, а понесенные потери стали страшным ударом для армии, экономики и советского народа [25] .
24
См.: Хрущев Н. С. Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС. 24–25 февраля 1956 г. URL:(дата обращения: 27.04.2022). Критику поддержали некоторые генералы, возмущенные отказом Сталина разрешить отступление в боях, которые, как они считали, все равно невозможно было выиграть.
25
Некоторые историки полагают, что поражения Красной армии в первые месяцы войны были обусловлены именно чистками; другие же не думают, что они повлияли на ситуацию решающим образом. Одни уверены, что Гитлер ввел Сталина в заблуждение, заставив его думать, что Германия сначала нападет на Великобританию; по мнению других, Сталин понимал, что вторжение неизбежно, но изо всех сил стремился сохранять мир, чтобы лучше подготовить страну к войне. Кто-то указывает, что в 1941 году СССР производил больше вооружения, чем Германия, и видит причину поражений в неправильной тактике и плохой организации; иные же утверждают, что валовой продукт не отражает готовности страны к войне, ведь почти половина советских танков нуждалась в ремонте. О чистках см.: Hill A. The Red Army and the Second World War. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. P. 76; Mawdsley E. Thunder in the East. P. xiv; Reese R. The Red Army and the Great Purges // Arch Getty J., Manning R. (eds.). Stalinist Terror: New Perspectives. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 198–214; Glantz D., House J. When Titans Clash. P. 10–13.
Однако если на фронте решения правительства поначалу привели к неудачам, в тылу ему удалось действовать решительно и в целом эффективно. Резкая критика Хрущева, заявившего о неготовности СССР к войне, таким образом, не касалась внутренней политики, что побуждает переосмыслить все свидетельства военного времени. Государство быстро организовало активную деятельность существующих комиссариатов, советов и партии, комсомола и профсоюзов, запустив масштабный мобилизационный механизм, связывающий остальные регионы с Москвой. Историки, изучающие сталинские стратегии руководства страной в годы войны, подробнее всего останавливаются на Государственном комитете обороны (ГКО) – новом чрезвычайном органе управления, обладавшем всей полнотой военной, экономической и политической власти, тогда как другим организациям военных лет, исполнявшим указания ГКО, уделяется гораздо меньше внимания. В этой книги мы стремимся вернуть государство в социальную историю советского тыла, но не как абстрактный синоним власти, а как группу конкретных, действующих организаций. Народный комиссариат торговли, например, был перепрофилирован для развития и контроля новой карточной системы. Местные советы отвечали за трудовую мобилизацию населения, а промышленные комиссариаты организовывали эвакуацию предприятий своей отрасли. Новую роль в военные годы приобрел и НКВД: сотни тысяч представителей разных национальных групп, заподозренных в нелояльности правительству или в коллаборационизме, были депортированы, заключенные были переброшены на строительство крупных военных объектов, а из депортированных были сформированы новые рабочие силы, получившие неофициальное название «трудовой армии». Наряду с существовавшими государственными органами партия и Совет народных комиссаров учредили новые крупные организации, наделенные неслыханными полномочиями. Не прошло и двух дней после нападения Германии, как был создан Совет по эвакуации, к осени 1942 года обеспечивший перевозку более чем 2400 промышленных предприятий, почти 8 миллионов животных и около 25 миллионов людей [26] . Во многом именно благодаря его успешной работе, отчасти компенсировавшей поражения на фронте, страна смогла заново отстроить на востоке оборонную промышленность. Затем последовали аналогичные чрезвычайные распоряжения по трудовой мобилизации. Через восемь дней после начала войны государство учредило Комитет по распределению рабочей силы, в обязанности которого теперь входили оценка занятости в каждой республике и области, обеспечение промышленности трудовыми ресурсами и организация перемещения вновь мобилизованных в отдаленные регионы. Подобного трудового контроля не существовало прежде ни в Советском Союзе, ни в других странах ни в мирное, ни в военное время. Главное управление трудовых резервов и военкоматы отправили миллионы подростков и призывников, не годных к военной службе, в профтехучилища и на работу. Все работоспособное население в городе и деревне в обязательном порядке несло трудовую повинность. Поскольку вторжение германских войск привело в движение миллионы людей – эвакуированных, беженцев, новобранцев, депортированных и рабочих, – Народный комиссариат здравоохранения пытался остановить распространение тифа, дизентерии, туберкулеза, кори и других смертельных болезней, эпидемии которых вспыхивали в условиях переполненных поездов, железнодорожных станций и портов. На производстве руководители брали на себя обеспечение миллионов беженцев, эвакуированных и мобилизованных работников жильем, продуктами питания и одеждой, а также заботу об их детях и значительную часть репродуктивного труда – лежавших на женщинах домашних обязанностей. Мобилизованные и несвободные рабочие жили в наспех сколоченных бараках без кухонь, санузлов, отопления и водоснабжения. Семейная жизнь теперь была сосредоточена на рабочем месте. Когда поставки продовольствия начали сокращаться и возникла угроза голода, на смену домашнему очагу пришла общая кухня в столовой.
26
Лихоманов М. И., Позина Л. Т., Финогенов Е. И. Партийное руководство эвакуацией в первый период Великой Отечественной войны, 1941–1942. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1985. С. 27; ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 2. Д. 409. Л. 74–100; Куманев Г. А. Эвакуация населения СССР. Достигнутые результаты и потери // Людские потери СССР в период Второй мировой войны: Сборник статей. СПб.: Рус. – балт. инф. центр «Блиц», 1995. С. 145; Белоносов И. И. Эвакуация населения из прифронтовой полосы в 1941–1942 // Эшелоны идут на восток. Из истории перебазирования производственных сил СССР в 1941–1942 гг.: Сборник статей и воспоминаний / Под ред. Ю. А. Полякова, Г. А. Куманева, Н. П. Липатова, А. В. Митрофановой. М.: Наука, 1966. С. 15.
Осуществление многих направленных на мобилизацию инициатив серьезно замедлилось бы, если бы не поддержка и участие населения. Эвакуация полностью зависела от желания рабочих даже под бомбами разбирать, паковать и грузить в вагоны оборудование. После долгой утомительной дороги те же рабочие под открытым небом вновь собирали свои заводы. Сложнее оказалось с трудовой мобилизацией: под натиском войны многие бросали работу и старались уклониться от трудовой повинности. Но миллионы людей не покидали рабочие места даже в самых тяжелых условиях. Все больше людей страдало от голода, поэтому ученые и повара в столовых искали замены продуктам питания. Активисты из партии, комсомола, профсоюзов и местных советов создали множество добровольческих организаций, в том числе ополчение. Люди добровольно строили укрепления, высматривали вражеские самолеты и гасили на крышах зажигательные бомбы, проверяли вес и количество выдаваемых по карточкам продуктов, собирали дрова и зелень. Хотя эти коллективные усилия не могли защитить население тыла от кошмара немецких бомбардировок и острой нехватки продовольствия, они помогали людям, охваченным паникой и отчаянием, внести существенный вклад в борьбу с нацизмом.
В книге «Крепость темная и суровая» война рассматривается с точки зрения государства и рядовых граждан. Опираясь на обширные, недавно обнародованные архивные документы, мы анализируем политику государства, препятствия, на которые она наталкивалась, и ее последствия: хаос и панику на фронте, нехватку товарных вагонов для эвакуации, вспышки эпидемий в пути, голод в тылу, распространение черного рынка и других нелегальных видов товарообмена, хищения, случаи ухода с рабочего места, массовую реакцию на пропаганду, использование принудительного труда и кризис системы организации труда. В ходе многочисленных проверок раскрывались шокирующие подробности, показывающие, какие страшные лишения переносили обычные люди. Кроме того, документы позволяют нам не ограничиваться предположениями о роли принудительного труда, а проследить, как трудовое законодательство влияло на повседневную жизнь. В них, помимо свидетельств очевидцев и воспоминаний, запечатлена обширная палитра настроений общества.
Война оставила в Советском Союзе и России глубокий след, очевидный по сей день. Советский Союз потерял больше населения – как в абсолютных цифрах, так и в пересчете на долю населения, – чем любая другая из воюющих стран: по разным оценкам, 26–27 миллионов, то есть около 13,5 % довоенного населения. «Безвозвратные потери» среди солдат Красной армии насчитывали более 8,6 миллиона человек, еще почти 3,4 миллиона пропали без вести или были взяты в плен. Многих военнопленных намеренно уморили голодом или убили в немецких лагерях; только 1,8 миллиона человек вернулись. Погибло около 19 миллионов мирных жителей: 8,5 миллиона от инфекций и голода, спровоцированного фашистами, в том числе между 700 000 и 1 миллионом в блокадном Ленинграде; от 6,4 миллиона до 11,3 миллиона человек было целенаправленно уничтожено, среди них почти 2 миллиона евреев; от 2,1 до 3 миллионов было отправлено в Германию на принудительные работы [27] . Для сравнения: Соединенные Штаты потеряли 418 500 человек, или 0,32 % населения по состоянию на 1939 год; Великобритания и ее колонии – 450 700 человек, или 0,94 %; Франция – 567 000 человек, или 1,35 %. Потери стран «оси» крупнее, но все же несопоставимы с советскими: Япония потеряла 3,1 миллиона человек (3,67 %), Германия – между 6,6 и 8 миллионами (7,9 %) [28] . Почти для каждой советской семьи война обернулась либо гибелью кого-то из родных, либо другими страшными трагедиями.
27
Цифры в разных источниках разнятся. Польша понесла небольшие потери на поле боя, но жертвы среди мирных жителей были огромны: численность населения резко снизилась по сравнению с довоенными показателями. Об общих потерях см.: Андреев Е. М., Дарский Л. Е., Харькова Т. Л. Людские потери СССР во Второй мировой войне. Методика оценки и результаты; о потерях среди гражданского населения см.: Филимошин М. В. Об итогах исчисления потерь среди мирного населения на оккупированной территории СССР и РСФСР в годы Великой Отечественной войны; о военных потерях см.: Кривошеев Г. Ф. Об итогах статистических исследований потерь вооруженных сил СССР в Великой Отечественной войне. – все в кн.: Людские потери СССР в период Второй мировой войны. С. 41–42, 127, 75; Ellman M., Maksudov S. Soviet Deaths in the Great Patriotic War: A Note // Europe – Asia Studies. 1994. Vol. 46. № 4. См. с. 671–672 об общих потерях, с. 674 о возвращении военнопленных, с. 676 о потерях среди мирного населения. См. также: Glantz D., House J. When Titans Clash. P. 292 – авторы оценивают невозвратные потери Красной армии значительно выше: более чем в 11 миллионов человек, из которых более 4,4 миллиона попали в плен или пропали без вести.
28
By the Numbers: World Wide Deaths // National WWII Museum. URL:(дата обращения: 27.04.2022); URL:(дата обращения: 27.04.2022).
Однако
на Западе эта часть истории известна меньше, отчасти из-за последовавшей вскоре после победы холодной войны [29] . Из речей политиков и из массмедиа постепенно ушли упоминания о вкладе СССР в победу над фашизмом. Многие так и не узнали или забыли, что подавляющее большинство гитлеровских войск было сосредоточено на Восточном фронте. США и Великобритания открыли второй фронт в Европе только 6 июня 1944 года, когда Советский Союз уже понес огромные потери и его победа над нацистами почти не вызывала сомнений. Даже когда союзники высадились в Нормандии, две трети германской армии оставались на востоке. Как справедливо заметил историк Родрик Брейтвейт, «правда в том, что если бы [немцы] не сражались в России, то они были бы во Франции, и тогда не было бы и „Дня Д“» [30] . Между тем в Советском Союзе, а затем в России поощряемый государством нарратив о войне приобретал все более героические черты и воспринимался как неоспоримый [31] . Если первоначально акцент был сделан на роли Сталина как Верховного главнокомандующего, то позднее в рассказах о Великой Отечественной войне на первый план вышли организаторские таланты коммунистической партии, а в постсоциалистическую эпоху – победа России и русского народа. Из популярных версий этого нарратива изглаживались все темы, способные бросить тень на героический миф о единстве нации, разом вставшей на защиту своей страны.29
Thompson E. P. Beyond the Frontier: The Politics of a Failed Mission, Bulgaria 1944. Stanford: Stanford University Press, 1997. P. 37.
30
Брейтвейт Р. Москва 1941. Город и его люди на войне / Пер. Е. В. Смолиной, Ю. В. Фирсова. М.: Голден-Би, 2006.
31
Tumarkin N. The Living and the Dead: The Rise and Fall of the Cult of World War II in Russia. New York: Basic Books, 1994.
Если говорить о войне как проверке на лояльность советской власти, исследования оккупированных территорий показали, что многие крестьяне поначалу приветствовали приход немцев или, по крайней мере, старались приспособиться к ним, националистические группы активно участвовали в этническом геноциде, а некоторые члены партии, оставшиеся на оккупированных территориях, выразили готовность служить новому начальству. Сторонники так называемой школы сопротивления усматривают в пораженческих или прогерманских настроениях реакцию на жестокость сталинского режима, апеллируя к давнему тезису о моральной и политической равнозначности двух тоталитарных систем – нацизма и сталинизма [32] . Однако, занимаясь изучением советского тыла, мы обнаружили мало свидетельств прогерманских настроений или деятельности. На собраниях и в разговорах обыкновенные люди могли порой скептически относиться к поступающей от государства информации, но они проявляли неизменный интерес к происходящему на фронте и стремились внести свой вклад в общую борьбу. Те, кто больше всего выиграл от революции и политики советской власти в вопросах гендерного равноправия, труда, образования и развития промышленности, ощущали глубокую причастность к социалистическому проекту. Родственница Лазаря Кордунера, главного инженера Харьковского тракторного завода, позднее описывала его состояние после того, как Кордунер по приказу руководства вынужден был взорвать завод в связи с приближением немцев:
32
См., например: Enstad J. D. Soviet Russians under Nazi Occupation: Fragile Loyalties in World War II. Cambridge: Cambridge University Press, 2018; Berkhoff K. C. Harvest of Despair: Life and Death in Ukraine under Nazi Rule. Cambridge, Mass.: Belknap Press of Harvard University Press, 2004, особенно гл. 1 и 3, а также с. 285–300; Cohen L. R. Smolensk under the Nazis: Everyday Life in Occupied Russia. Rochester, N. Y.: University of Rochester Press, 2013; Solonari V. A Satellite Empire: Romanian Rule in Southwestern Ukraine, 1941–1944. Ithaca; London: Cornell University Press, 2019; Burds J. «Turncoats, Traitors, and Provocateurs». О сложном переплетении мотивов см. специальный выпуск Slavic Review (2016. Vol. 75. № 3), в том числе: David-Fox M. The People’s War: Ordinary People and Regime Strategies in a World of Extremes. P. 551–559; Bernstein S. Rural Russia on the Edges of Authority: Bezvlastie in Wartime Riazan’, November – December 1941. P. 560–582; McBride J. Peasants into Perpetrators: The OUN-UPA and the Ethnic Cleansing of Volhynia, 1943–1944. P. 630–654; Weiner A. Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution. Princeton: Princeton University Press, 2002; Statiev A. The Soviet Counterinsurgency in the Western Borderlands. New York: Cambridge University Press, 2010.
Он работал на строительстве завода с первого дня и испытывал горькие чувства, когда завод должен был быть взорван. Катя, его мать, всегда ждала его возвращения с завода и никогда не ложилась спать, пока он не возвращался домой. Когда немцы подошли совсем близко к Харькову, Лазарь получил приказ взорвать завод. Он пришел домой и буквально упал на Катю, заливаясь слезами. «Почему ты плачешь?», – спросила она его. Он ответил: «Мамка, я три часа назад сделал то, что равносильно было б тому, что я убил бы Ленку [его дочь]» [33] .
33
Интервью с Ларисой Хусид. Оригинальная запись на русском языке (публикуется с разрешения Centropa.org).
Некоторые историки утверждают, что для мобилизации советского населения государство широко применяло принудительный труд и репрессии, а солдатами и мирными жителями двигал в первую очередь страх. Другие возражают, что принуждением невозможно объяснить способность государства мобилизовать людей в таких тяжелых условиях и победу в войне. Конечно, заключенных заставляли трудиться на строительстве важных военных объектов и на производстве, а рабочие в суровых условиях военного времени были прикованы к своим местам строгим трудовым законодательством. Но, как увидят читатели из этой книги, государство обладало ограниченной способностью удерживать контроль посредством принуждения, а подавляющее большинство людей сами стремились содействовать победе. Некоторые рабочие сначала отказались разбирать и эвакуировать «свои» заводы, но гораздо больше тех, кто с риском для жизни обеспечивал эвакуацию. Некоторые уклонялись от обязательной мобилизации, но большинство не покидало рабочих мест, несмотря на отсутствие у прокуроров, заводской администрации или председателей колхозов возможности или желания применять к ним трудовое законодательство. Люди, участвовавшие в незаконном перераспределении и в хищениях, искажали установленную государством строгую иерархию продовольственных норм, но рядовые граждане протестовали против привилегий чиновников, а не против самой системы. Действия, вызванные паникой, эгоизмом или желанием выжить, не были обусловлены антисоветскими или профашистскими установками. Большинство историков согласны в том, что настроения общества, менявшиеся с течением времени и в значительной мере зависевшие от принадлежности к определенной социальной группе и национальности, от личного опыта и политических убеждений, не сводятся к простой оппозиции «за или против» советской власти, при этом свидетельства антисоветского сопротивления в тылу крайне немногочисленны [34] .
34
О принуждении как главном и определяющем факторе см.: Budnitskii O. The Great Patriotic War and Soviet Society: Defeatism, 1941–1942 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian Society. 2014. Vol. 15. № 4. P. 791; Berkhoff K. Motherland in Danger: Soviet Propaganda during World War II. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2012. Об ограниченной роли принуждения см.: Reese R. Why Stalin’s Soldiers Fought: The Red Army’s Military Effectiveness in World War II. Lawrence: University of Kansas Press, 2011. P. 13, 25, 27, 173–175, 306; см. также прекрасную рецензию Роджера Марвика: Stalinism at War // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian Society. 2002. Vol. 3. № 3. P. 510. О поддержке социализма в среде рабочих см.: Dzeniskevich A. The Social and Political Situation in Leningrad during the First Months of the German Invasion: The Psychology of the Workers // Thurston R. W., Bonwetsch B. (eds.). The People’s War. P. 79. Ричард Бидлак отмечает, что, несмотря на крайне неоднородные настроения в обществе, государству удалось связать войну с преданностью Сталину и партии: Bidlack R. Propaganda and Public Opinion // Stone D. (ed.). The Soviet Union at War. P. 64.
Тыл развивался вместе с фронтом, и ведущую роль в этом развитии играли катастрофические территориальные потери Советского Союза, а затем освобождение оккупированных земель. В книге мы прослеживаем сокращение и расширение советского тыла от первых деморализующих отступлений Красной армии до победы под Сталинградом и ожесточенных боев за оккупированные территории. В работе мы придерживаемся как хронологического, так и тематического принципа, начиная с попыток в срочном порядке эвакуировать и организовать на новом месте людей и промышленность и заканчивая первыми усилиями, направленными на реинтеграцию вновь освобожденных территорий. Отдельные главы посвящены ключевым мерам военного времени: эвакуации, переселению, нормированию продовольствия, трудовой повинности, здравоохранению и пропаганде – и реакции населения, поддерживавшего, ограничивавшего или переосмыслявшего эти меры. По словам одного из ведущих историков экономики, в советском тылу произошло «производственное чудо военного времени» [35] . Как государство и население добились этого чуда? Какие стратегии позволили стране выиграть войну и какие условия сложились благодаря этим стратегиям? Как реагировали люди и почему? Вот те вопросы, на которые мы пытались ответить в своей книге.
35
Harrison M. Industry and Economy. P. 26.
Глава 1
Паника, выжженная земля, эвакуация
Напряженнейшая работа в Совете по эвакуации длилась с июля 1941 г. до начала 1942 г. Работники аппарата буквально потеряли счет дням. Каждый советский человек, слушая сводку Информбюро, тяжело переживал сообщения об отступлении Красной Армии, о занятии врагом новых советских городов и сел. Эти были горькие и трудные дни. Мы должны были не оставлять врагу ничего.
36
Погребной Л. И. О деятельности Совета по эвакуации // Эшелоны идут на восток: из истории перебазирования производительных сил СССР в 1941–1942 гг.: Сборник статей и воспоминаний / Отв. ред. Ю. А. Поляков, Г. А. Куманев, Н. П. Липатов, А. В. Митрофанова. М.: Наука, 1966. С. 205.