Крепостная
Шрифт:
Я открыла калитку и прошла внутрь. Запах чертовых жареных пирогов заставил сглотнуть слюну . Обедать я не стала, а прогулка на свежем воздухе выдалась, и аппетит разгулялся на славу.
— На-дя, - немного в нос, и от этого гундосо, прогудел один из мужиков в распахнутой меховой жилетке. Лица его почти не было видно из-за заиндевевшей бороды и усов. Стеганая куртка под жилетом тоже была покрыта белыми пушистыми на вид снежинками.
«Гос-споди Исусе, и кто это? И сколькие тут меня знают, в отличие от меня?»,- только успела подумать, как открылась дверь.
— Айдате, по делу каждый по своёму,
В домике и правда, было хорошо. И дело не только в тепле. Три больших окна на трех стенах делали его похожим на теплицу или мастерскую художника. Запах дерева был таким многогранным, таким разнообразным, что мозг не успевал узнать все оттенки: вот ель – ее не спутаешь ни с чем, она ярко пахнет, насыщенно. Вот сосна: она потише, но смола у нее пахнет особенно. А вот лиственница. Коли ее обжигать, запах схож с моим детством.
В бане и в овине отец использовал обожженную лиственницу. Благо, вокруг нашей деревни ее было пруд пруди. Дерево и так, одно из самых крепких, терпимых к влаге, а коли обжечь, и вовсе. Этот запах я знала.
Полки на дальней стене были заставлены деревянными изделиями, болванками, да и почти весь пол занимали деревянные миски и кружки. Дойти до столов и токарного станка можно было только по тропинкам, свободным от завалов на полу участкам.
Осип сидел в переднике за столом и обжигал над горелкой то ли миксу с низкими бортиками, то ли поднос с высокими. Он только глянул в мою сторону и опять уставился на изделие. Мне даже показалось, что он чуть высовывает язык от усердия.
Вот тебе и хозяин усадьбы! Машинку сейчас дай на управлении, он и вовсе недуром завизжит и из домика не выйдет, пока не наиграется. Мужики они в каждом времени одинаковые. Хоть что-то привычное и стабильное!
— Поговорить надо, барин, - прямо выпалила я, глянув на мужика, открывшего мне дверь.
— Дома опять чего? – наконец оторвавшись взглядом от рукоделия, барин уставился на меня. Потом, поняв, что я гляжу на третьего лишнего, махнул ладонью. Тот хмыкнул и вышел.
— Барин, не верьте им, прошу, - начала я, стараясь аккуратно пробраться мимо завалов.
— Надя, я ведь говорил, что надо время: подумать. Кто бы знал, что молодка ко мне в жены будет напрашиваться? Ни за что бы не поверил. А расскажи, что упирался и не соглашался, то и вовсе, за дурного примут, - он засмеялся, и я поддержала его, потому что ситуация, если просмотреть на нее без причины этого всего… и правда, обхохочешься.
— Барин, надо узнать про нее все. Обманывает она и вас, и Петра… наверное, - добавила я, потому что тут нельзя говорить утвердительно, коли не имеешь явного доказательства.
— Ой, хоть и дура-девка она, Надя, а человек. Поживет, примирится с захолустьем, нормальная барыня будет. А детей народят, так и вовсе, на человека станет похожа, - все еще улыбаясь своей шутке, ответил барин.
— «На человека»? – не поняв, о чем это он, переспросила я. И только потом поняла, что мне на самом деле плевать. Что-то внутри меня иногда успевало первой совершать поступок. На этот раз: задать вот этот глупый
вопрос.— Худая, как скелета! И Марья мне это подтвердила, и бабка Дарья. Мыли ее в бане, сказали, что кости и кожа. Дитю там и завестись негде, - уточнил совершенно спокойно Осип детали бабской болтовни.
Внутри, несмотря на всю ненависть к Клеренс, вскипела злость на Осипа.
— И чего это? Бабы вам про все детали доносят? Как-то это… не больно красиво, Осип Германыч, - пробубнила я.
— На днях обвенчает их батюшка. Заставил я Петра. Только вот бабку Дашу отправил проверить: все ли у ней как у бабы, а то больно тоща. Иногда я даже подумывал, что не парнишка ли. Глаза намазаны, щеки набелены – не разберешь.
— Осип Германыч, вы ведь вроде образованный человек-то, коли Петр не удивился, что барышня понесла, поди он знает, чего там и как! – понимая, что ступила на скользкую тему, ответила я, но остановиться уже не могла.
— Выходит, не больно образован, Надежда, - барин снова глянул на меня, и мы снова в голос засмеялись. Осознав, что хохочу, сложившись пополам, как те девчонки, мне вдруг стало хорошо и спокойно. Не совсем я еще старуха, не совсем еще радость от жизни потеряла. Даже если это Наденька, прежняя хозяйка тела во мне с весной пробудилась, да и пусть. Вон как солнце в окна тепло льет. Все живы и здоровы. Да и Осип больше со спиной не валяется. Так и быть!
Глава 33
В мастерской было столько деревянных болванок, что у меня разбежались глаза. Были здесь и миски, и тарелки, и подносы, не говоря уже о кружках, вазах и деревянных ложках.
Я вспомнила, что всю продукцию мастерской барин сбывал вот в таком виде на ярмарке. Хорошо покупали китайцы, а потом уже раскрашенные изделия привозили на большие осенние ярмарки и продавали втридорога.
Я видела своими глазами, что покрыты они были лаком. Краски на китайских подносах и мисках имели массу оттенков. И даже без подарочной упаковки были нарасхват.
— Барин, а коли самим их расписывать, то и продать можно подороже, - вернувшись к столу, где барин вручную шкурил поднос, я присела на предложенный тем самым мужиком в малиновой безрукавке стул.
— Да хто их расписывать станет, барышня? – мужик явно льстил мне и проявлял интерес.
— Коли ты, Николаша, научился бы, то и сам бы мог, - радостный, что мы ушли от темы семьи, барин обратился к мужику, и я узнала его имя.
— И так я тут, посчитай, один на станке-т. Иван ленится, хоть и могёт. Вижу я, что могёт. А у меня, Надя, руки не из того места, как у китайсаф. Пробывал, да понял, что не смочь такое.
— А художника привлечь? – предложила я, вспоминая, как сама раскрашивала дома разделочные доски, деревянную хлебницу и банки красными, черными и зелеными тонами по золотистому фону, имитируя хохлому.
— Айда. Поищи тут в нашей глухомани художникаф-та, - хмыкнув, засмеялся Николай.
– Поди, не Москва у нас и не Оренбурх.
— Повторять роспись можно, Николай, - я расстегнула полушубок и стянула шаль, почувствовав, что не просто согрелась, а мне даже уже сделалось жарко.
— Краски да лак – не проблема, а вот художника найти сложно, Надюша, - барин, видимо, находил успокоение в этом ручном труде.