Крепостная

— Фирс, айда, помоги мне. Спать буду, коли моя собственная жена не слушает меня, то чего мне тут сидеть и про ее деревни да падёж скота выслушивать? – словно сам себе пробубнил мужчина за углом. И я поторопилась назад.

Дверь, выходящая на улицу, снова была приоткрыта. Видимо, именно через нее в гостиную носили еду, а не готовили в доме. Высунув нос и поняв, что никого нет, я спустилась с крыльца, осмотрелась и увидела избу с открытой дверью. Оттуда несло пирогами еще больше.

Дождалась, когда Фирс и Глаша пройдут в дом, добежала до избы, из которой они только вышли, и прошмыгнула внутрь. Длинный деревянный стол, большая печь в пол-избы и пара лавок – вот и все, что здесь было. На столе, сейчас накрытые полотенцами, стояли те самые пироги, на стене висела кухонная утварь. Дерево стола и лавок, чисто начищенное, белело и будто звало провести по нему ладонью.

Я осмотрелась и за спиной на стене увидела полотенца, висящие на гвоздях. Стянула одно, наложила в него пирогов, сколько, показалось, смогу съесть, завернула и выбежала.

Строений непонятного назначения было так много, что спрятаться можно было на каждом шагу. Так я добралась до комнатушки, где оставила меня Гланя. Оставила там пироги и пошла караулить газету. Когда в доме стихло, пробралась в гостиную, зажгла невысокую свечу, сняла ее с канделябра и поставила на блюдце. Посветила и нашла несколько газет в кресле у камина. На том месте, где сидел, наверное, невидимый мужчина, так раздражавший Домну.

В комнате поставила свечу на табурет. Тут же положила пироги и, зажевав один с курицей и луком, чуть не откусив себе язык от полившегося из него сока, открыла газету.

« … В Оренбурге и Троицке наше купечество так дорожит звонкою монетою, что избегает всяких мелких разсчётов с покупателями, не продаёт по мелочи, во избежание сдачи. И это выгодно для менял, у коих свои лавки для размена бумажных денег на золото и серебро; берут по 3 и 5 коп. с рубля. Мена кончается в сентябре.» - прочитала я, кое-как смирившись с глупыми ошибками или опечатками.

Внизу статьи числилась подпись: «Статья Дейст.Член.Уфимск. Стат. Комитета Р.Г. Игнатьева от июля 1860 года».

Я перевернула газету. Это были «Московские ведомости».

Читать с ятями и прочим хламом было тяжело, но текст все же был читаем.

Вторая газета была менее свежей. Я отложила их, вспомнив о том, что, читая прессу за едой, можно получить несварение. В моем случае можно было получить не только несварение, но и помешательство. Я надеялась только, что если оно наступит, то обязательно буйное, чтобы разнести тут все к едрене фене, а потом проснуться в своей квартире и рассмеяться такому сну.

А пирог и правда был таким вкусным, каких я еще никогда не едала.

– – ------------------------------

Друзья, я рада приветствовать вас в новой книге. Надеюсь, эта веха истории вам тоже интересна. В книге не будет навязчивой истории. Героиня будет проживать свою жизнь и ничего менять в том времене не станет. Это история о другом.

Если книга нравится, добавляйте в библиотеку, чтобы не потерять, нажимайте значок "Нравится", чтобы больше читателей увидели книгу, и конечно же.... пишите комментарии.

Глава 5

Разбудил меня крик, и я, привыкшая уже к одиночеству в своей квартире, подскочила с пониманием, что дома как минимум пожар.

— И чего ты, девка, совсем стыд потеряла? – орал стоящий надо мной мужик. – Унесла пирог, сожрала, не скрываясь, а сейчас спишь, будто барыня?

Я хлопала глазами, с трудом вспоминая, что мужика этого видела. И в момент, когда вспомнила, что зовут его Фирс, он схватил меня за сорочку и поволок из комнатушки. То, что я считала сном, оказалось реальностью.

— Ты чего, блаженный? Отпусти, - орала я, понимая, что ничего хорошего меня не ждет.

— Вот она. Спит, как царица, а на столе пирога остатки! – Фирс вытащил меня на середину комнаты, где вчера я стащила газеты, и швырнул на половик.

Я подняла голову, осмотрелась и, быстро оценив взглядом незнакомого пожилого мужчину лет семидесяти с усталыми светлыми глазами и седыми бакенбардами, уставилась на Домну.

— Лягушки в реке тебе мозг высосали? – то ли с улыбкой, то ли с оскалом спросила хозяйка дома.

Мужчина тянул чай из блюдца, краем глаза посматривая на Домну. Я почему-то сразу поняла, что он ее муж.

— Я проснулась и поняла, что голодная. Не нашла ничего. Вышла и набрела на избу… а там пирог, - стараясь не вставать в позу, ответила я.

Долгое время я отвечала за все сама. Сначала кабинет, а потом и массажный салон, в котором работали только мои ученики, были под моим управлением. Да и возраст мой уже не позволял, чтобы меня швыряли вот так, а потом и отчитывали.

— Головой она, барыня, наверно, шибко бузнулась, - тихий скулеж Глаши из-за угла заставил меня обернуться. Увиденное заставило меня вздрогнуть. И как я могла не заметить ее сразу? Девушка лежала с растрепанной головой, а из носа ее текла кровь.

— Глаша, - я вскочила, чтобы подбежать к единственному пожалевшему меня человеку, но в тот же момент осеклась и упала, пойманная Фирсом за косу. Голову больно дернуло, в висках защипало.

— И правда, будто подменили девку, - прошипела Домна.

Я глянула на нее и увидела, что выглядит она не злой, а больше усталой.

— Хорош тут. Шума навели! – грозно, но как-то очень уж тихо вставил свои «пять копеек» мужчина с седыми бакенбардами.

— Шума? Они и так распоясались! Веди ее на двор, да плетей дай! – глаза Домны загорелись гневом, и я поняла, что делает это она назло мужу.

— Плетей? – вырвалось у меня. – За пирог? Вы люди или звери?

— Поговори мне ишшо, – отпив чая из блюдца, процедила сквозь маленькие, частые, будто детские зубы Домна.

Фирс схватил меня за плечо и потащил во двор, за ним бежала Глаша и хватала мужика за рукав, уговаривая пожалеть. Я не понимала, что происходит, и хотела проснуться, вернуться домой.

Во дворе на шум собирался народ. Я смотрела по сторонам, всматривалась в лица, чтобы найти хоть какую-то поддержку, но все вели себя так, будто такое здесь не редкость. Нет, как будто это в порядке вещей: как собака на поводке, как попугай в клетке. Не станете же вы ругать, что хозяин ведет собаку в ошейнике!

Фирс вынул из кармана веревку, быстро и умело связал мне руки впереди, прижав локоть к локтю. Я даже шевельнуться не могла, как и поверить, что это представление действительно закончится поркой.

Тонкую длинную ветку, очищенную от коры добела, моему мучителю принес парнишка лет семи и с улыбкой подал, выясняя, такую ли он хотел. Фирс похвалил его за разборчивость и подтолкнул меня к стоящей у забора телеге. Свисающим с узла на моих руках концом веревки быстро привязал к оглобле и подтолкнул так, чтобы я наклонилась на нее.