Крепостной шпион

Даже для свободных нравов гостиной на Конюшенной, последовавшее за монологом Анны, поведение Ивана Кузьмича было через чур пылко.

Войдя в залу за руку с Иваном Кузьмичом, Анна так и не прошла дальше, а стояла рядом с Бурсой-младшим. Перед глазами девушки было темно. Она мысленно была уже совсем с другим человеком, когда раздался свистящий шёпот дядюшки:

— Я уйду, — Анна почувствовала, что её приобнимает за талию сильная рука. Она не могла понять этих слов. — Я уйду, но я уйду вместе с тобой.

Иван Кузьмич подтолкнула Анну вперёд, и все собравшиеся в гостиной увидели в руке его короткий кинжал, приставленный к платью девушки на уровне сердца.

— Ежели кто-нибудь попробует остановить меня, — уже громко и хрипло прокашлял негодяй, — я зарежу Анну Владиславовну у всех на глазах.

И в ту же секунду наружные двери с грохотом распахнулись. От прямого удара в лицо лакей, стоявший в передней, полетел назад, заскользил по паркету, не удержался на ногах и растянулся на полу.

Золочёные внутренние двери также были растворены. Вместе с клубами морозного воздуха в гостиную вошли двое. Оба вооружены саблями. Оба, как и расписывала позднее молва, одетые в драные медвежьи шубы. Это были специально прихваченные с собой Иваном Кузьмичом, всегда предполагающим худший оборот дела, двое обученных драке и убийству крепостных людей.

Как показала позже следствие проведённое Удуевым, оба были русскими и состояли в собственности Бурсы-младшего.

— Пустите меня, дядюшка, — с трудом выдохнула Анна. — Что же вы делаете?

— Я люблю тебя глупая, — отозвался тот. — И ты полюбишь меня. Нам нужно время. Мы уедем сейчас вместе. Поверь, так лучше.

Без сомнения, угрожая жизни юной красавицы и имея у входа в поддержку вооружённых людей, злодей смог бы не только вывести Анну на улицу, а, может быть, усадил бы её в карету и бежал из города, но, на счастье, вломившиеся в дом, незваные гости были остановлены людьми хозяина.

Конюхи в ливреях, правда, не имели оружия, но на их стороне была внезапность. Одним коротким ударом тяжёлого кулака в затылок был обезврежен первый из ворвавшихся в дом разбойников. Он повалился без сознания на паркет. Второй, сообразив в чём дело, завертелся на месте с обнажённой саблей.

Удуев, стоявший у противоположной стены, подобно другим в этой зале, взялся за рукоять своего оружия, но не обнажил его. Позор драться с простыми мужиками вот так среди бала. Ротмистр определил себе вмешаться только в том случае, если жизни девушки будет угрожать непосредственная опасность. Он мысленно составлял отчёт для тайной экспедиции.

Сабля неприятно сверкала, отражая свет свечей. У какой-то из женщин не выдержали нервы, и раздался душераздирающий визг.

Только на миг отвлечённый этим визгом, разбойник потерял бдительность и был сбит с ног вторым лжелакеем. Удар огромного кулака в переносицу завершил дело.

— А теперь опустите кинжал, — сказал Трипольский, подступив к Ивану Кузмичу. — Опустите. Дело чести не драться с вами на дуэли, а прирезать, как бешеную собаку. — Трипольский вытащил свою шпагу и приставил её остриём к левому глазу Ивана Бурсы. — Отпустите девушку, и я даю слово дворянина, Вы сможете выйти отсюда и сесть в свои сани живым.

Когда поднявшийся за каретой Ивана Кузьмича снег опал, и гости, возбуждённо переговариваясь, стали отходить от окон, княгиня Ольховская, сохраняя полное спокойствие, спросила у хозяина дома:

— Не кажется ли Вам, Ваше превосходительство, что по этому поводу следует устроить внеочередное заседание «Пятиугольника»?

— Этого достаточно для того, чтобы устроить заседание, — согласился хозяин особняка. — Но помилуйте, Наталья Андреевна, этого мало чтобы наша организация пошла на очистительную акцию. Я уверен, Верхний список Вас не поддержит.

Эти слова были сказаны, может быть, громче чем следовало, и чуткое ухо ротмистра Удуева, стоящего поблизости, уловило последнюю фразу.

«О какой очистительной акции может идти речь? — подумал Удуев. — Может быть, этот «Пятиугольник» не так уж безобиден, каким кажется на первый взгляд?»

Ротмистр рассчитывал ещё что-нибудь услышать, даже сделал осторожный шаг в сторону интересующей его пары, но княгиня Ольховская оставила Константина Эммануиловича, пересекла залу и присоединилась к другим дамам, собравшимся вокруг Анны.

Анна была бледна. Глаза девушки, расширенные и непонимающие, были направлены на княгиню.

Теперь, будто проснувшись, и увидев перед собой это очень красивое улыбающееся лицо, Анна Покровская осознала, что перед ней враг. Навряд ли девушка смогла бы и себе объяснить откуда взялось это понимание. После пережитого ужаса она точно знала — немало бед случится в этом доме, благодаря княгине Ольховской.

— Я видела, Андрей здесь, — сказала наконец. — Где он? Попросите его сюда. Пусть подойдёт. Я хочу спросить его.

— Может быть, Вам лучше пойти в спальню? — осторожно предложила княгиня. — Может быть, Вам лучше теперь же прилечь?

— Нет. — Анна упрямо дёрнула головой. — Позовите Андрея.

Проводив негодяя до самых саней, Андрей Трипольский мокрый от растаявшего снега угрюмо стоял в другом конце зала. Андрей Андреич хорошо понимал, какой именно вопрос хотела задать ему Анна, и не хотел подходить к бледной девушке, полусидящей на диванчике под часами.

— Вы должны её успокоить, — настаивал граф Ш., отправленный дамами на переговоры с Трипольским. — Девушка пережила такое потрясение. Вы должны, Вы обязаны.

— Я не знаю ответа на её вопрос, — сказал Трипольский. — То, что я смогу сказать не решит дела.

— Ну скажите же хоть что-нибудь, — наставил глупый граф. — Мне кажется лучше что-то сказать даме, чем вообще ничего.

Часть собравшихся сочла за лучшее покинуть дом сразу после происшествия. Многие из тех кто оставался ещё к этому времени столпились вокруг Анны Владиславовны, а остальные не без любопытства наблюдали, как с поверженных на пол головорезов, были сорваны шубы.

Разбойников крепко связали и по распоряжению хозяина дома унесли куда-то в подвал, где и заперли.

— И что же вы будете делать с ними? — спросил Удуев, навязывая неприятный разговор хозяину особняка. — Зачем Вам эти злодеи? Не лучше было бы мне их сразу вручить?

— Утром, — почти растерянным голосом сказал Константин Эммануилович, — утром я предполагаю допросить их и, при необходимости, передать городским властям.

— Но почему же не сейчас?

— Простите, моей племяннице дурно, — Бурса попытался уклониться от разговора, но ротмистр поймал его за пуговицу крепкими пальцами.