Крест королевы. Изабелла I
Шрифт:
— Боюсь, что с моей стороны выражение нетерпения по этому поводу — это не то, что подобает делать девушке.
Беатрис улыбнулась:
— Фердинанд был бы счастлив услышать эти слова.
— Ради бога, Беатрис! Он не должен знать об этом!
Снаружи послышался новый всплеск радостных возгласов и стук копыт множества лошадей по булыжной мостовой. Свет факелов проникал сквозь окаймлённые свинцом стекла оконных переплётов.
— Он, должно быть, услышал тебя, — лукаво заметила Беатрис. — В любом случае, твой жених уже здесь.
Двери распахнулись. Вошли Каррилло и верховный адмирал, за ними следом — арагонские кабальеро, одетые
К ужасу Изабеллы, среди богато одетых и привлекательных молодых людей она не могла узнать Фердинанда. Лицо одного из них показалось ей знакомым. Она осторожно послала ему робкую улыбку.
— Нет, нет, ваше высочество, — шёпотом остановил её Карденас. — Это Франсиско де Вальдес.
Теперь Изабелла вспомнила. Конечно! Остров фазанов, паж, которого она спрятала в своём шатре под кроватью. Яркий румянец, вспыхнувший при том воспоминании, был совершенно уместен при данных обстоятельствах. Глаза всех арагонцев, включая Фердинанда, вспыхнули, отдавая дань её красоте.
Фердинанд пробормотал, переводя дыхание:
— Пресвятая Мария! Они не преувеличивали, говоря, что она прекрасна!
Карденас продолжал поспешно:
— Это он! Это он! Блондин с высоким лбом!
Из-за волнения слова «Это он! Это он!», вырвавшиеся из его уст, звучали как две буквы «оо».
Изабелла прошептала слова благодарности. Карденас избавил её от неловкости и, вероятно, предотвратил появление многих анекдотов о ней. Вскоре па щите Гутгиере де Карденаса появится новый знак — эмблема с буквами «оо» и будет до тех пор, пока Карденасы будут жить в Испании. В похожий момент замешательства, вспомнила Изабелла, упавшая подвязка королевы стала почётным орденом в Англии.
Фердинанд, сопровождаемый своим дедом, верховным адмиралом, и архиепископом Каррилло, двигался, улыбаясь, к тому месту, где она стояла.
На мгновение молодые люди замерли, глядя друг на друга, в то время как два великих государственных деятеля рядом с ними говорили обязательные, согласно этикету, слова.
— Я бы простила вас, если бы вы приняли одну из моих дам за меня, — прошептала Изабелла, чувствуя себя виноватой.
Фердинанд поцеловал ей руку; его рука, в которую легла её ладонь, была крепкой и твёрдой, губы приятно тёплыми.
— Ваше высочество, — сказал он. — Мне говорили, что я должен предстать перед самой красивой женщиной Кастилии. Но это было неправдой. Вы самая красивая женщина в мире!
Верховный адмирал удовлетворённо отметил про себя, что всё идёт хорошо. Он знал своего внука: Фердинанд был действительно околдован. Каррилло светился от счастья: Изабелла никогда не выглядела такой очаровательной.
Необходимо было очень много сделать после получаса светской беседы, после того, как молодые люди познакомились друг с другом. Изабелле и Фердинанду казалось, что старшие их торопят.
— Молодость, — напомнил верховный адмирал, — не понимает, что враги знают, как превратить целый год планов в один час.
— Я должен поженить вас двоих немедленно, — пояснил Каррилло туманную фразу адмирала.
— Что? — переспросила Изабелла, пытаясь сосредоточиться.
Фердинанд
рассмеялся:— По крайней мере позвольте мне преподнести моей невесте подарки, которые я сумел контрабандой провезти через границу. В сундуках с мисками и кастрюлями было двойное дно.
Было бы бестактно завести теперь разговор о подарках, но, шутливо рассказав о контрабандном провозе их через границу и о том, как он сумел перехитрить таможенников, Фердинанд как бы загладил неловкость и вместе с тем повысил ценность подарков, привезённых Изабелле. Верховный адмирал был поражён: король Хуан Арагонский, должно быть, отдал всё, что имел, своему сыну.
В первую очередь глаза присутствующих увидели корону, украшенную изумрудами и бриллиантами, — чтобы оттенять золотые волосы, как сказал Фердинанд, чей роскошный блеск могло затмить только сияние бриллиантов ценой в двадцать тысяч флоринов. Затем великолепное ожерелье, состоявшее из кружевного переплетения красной спинели рубинов, работы восточных мастеров из Бадахшана, находившегося рядом с Самаркандом (только там добывали красный спинель, откуда и пошло их название) стоимостью сорок тысяч флоринов. Искусно и очень нежно Фердинанд надел ожерелье на шею Изабеллы и застегнул застёжку. Изабелла затаила дыхание, ни один мужчина никогда не касался прежде её.
Но оказались и ещё драгоценности: брошь с сапфирами стоимостью две тысячи флоринов. Уж не собирается ли Фердинанд приколоть украшение к её груди? Но он не сделал этого. А бриллиантовое кольцо своей матери королевы, как сказал Фердинанд, даже таможенники не смогли бы оценить, потому что любовь оценить невозможно.
Внезапно верховный адмирал кое-что вспомнил. Все эти сокровища были уже заложены у банкиров Валенсии: король Хуан заложил их для получения займа для выплаты денег своим войскам, чтобы прекратить беспорядки в Каталонии. О том, каких обещаний, угроз и уговоров стоило мужественному королю возвращение этих драгоценностей из сундуков ростовщиков, верховный адмирал мог только догадываться. Но король Хуан сделал даже больше: получил разрешение на брак.
— «Никогда, — подумал адмирал, — ни у одного принца не было такого хорошего отца! Пусть же он окажется достойным его!»
Между тем из двойного дна сундуков было извлечено очередное сокровище — результат собственной бережливости Фердинанда: восемь тысяч флоринов чистого золота полновесными новенькими монетами.
— Я проверял каждую из них, — сказал Фердинанд, — и знаю, что здесь нет ни одной фальшивой монеты.
Изабелла восхищалась драгоценностями, как великолепными образцами ювелирной работы, но, глядя на жениха, произнесла с очаровательной улыбкой:
— Гораздо больше, чем подарки, я ценю дарителя.
Но оставался ещё один подарок. Фердинанд снял с груди маленький железный крест, хранивший следы векового пользования, совершенно простой, без украшений, не соответствовавший моде, немного перекрученный, как будто грубые руки человека, сделавшего этот крест, не имели опыта изготовления подобных вещей. Он висел на цепочке современной работы, не представлявшей собой ценности. Этот крест был сделан, если верить легенде, из одного из гвоздей, удерживавших распятого Христа. Веками перед ним благоговели в храме Святой Софии в Константинополе; и, когда эта великая церковь пала вместе с могучей Восточной Римской империей, крест оказался в руках турок. Султан Турции подарил его королю Хуану Арагонскому. Теперь крест принадлежал Изабелле.