Крест

Когда говорили с Коганом о мафии, он брезгливо сморщился - что вы все о ней? Чего бояться? Мафия там, где наличные: наркотики, проституция, игорные дома. Больше четверти национального дохода мафии невыгодно иметь - сами становятся государством, а уж тут налоги и прочие прелести общественные...

Это у вас. А у нас? В России, вечно идущей своим, вывернутым наизнанку, наперекор истории и здравому смыслу путем? Тоталитарная СИСТЕМА по сути своей мафиозна. И нет такой сферы жизни российской, украинской, белорусской, эсэнговской, где бы не было мафии. Чиновничей, производственной, торговой, профессиональной...

Как живем, спрашиваете?

Время наше смутное, время беспредела. Так вот и выживаем по неписаным законам, мистер Коган...

И, как ни странно, стоим, не падает... Леониду вспомнилось, как когда-то на пляже в Гаграх шумным табором расположились две звонкоголосые крепкосбитые хохлушки со своими отпрысками. Один из них, белобрысый, и, видно, любимчик матери в силу своей мальчишеской худобы сумрачно ковырялся в гальке.

– Мыкола, - радушно окликнула его мать.
– А як тоби море?

Мыкола нехотя поднял голову и оценил:

– Дуже великое...

Как Россия, потому и вспомнил Мыколу Леонид.

Глава тринадцатая

А лето выдалось неуютное - то проливные дожди, то нетеплые ветра, совсем непохоже на прошлогоднюю жару. Татьяна сидела с внуком на даче зятя, по пятницам являлись хозяева, а она возвращалась в Москву. Унылая пауза выходных казалась Леониду бесконечно долгой и он с облегчением шел в понедельник на работу. В "конторе" время этим летом тоже шло неровно - то неделя вялого бездействия, то плотная череда встреч.

Свет праздника в конце тоннеля будней блеснул где-то в конце июля. Улыбнулась мимоходом удача - Леонид свел на короткую быструю сделку покупателя и продавца, за расплатой дело не стало, расстались обоюдо довольные. На деле безликий покупатель был един в трех молодых, умноглазых лицах. Звали их Анатолий, Антон и Алексей. И фирма звалась "ТриА" или "ААА". Было такое впечатление, что они с детского сада сидели за рулем "мерседеса", пользовались радиотелефонами и факсами. Переговоры вели вежливо, но жестко и с достоинством - мы платим, а чьи деньги, тот и музыку заказывает...

Продавца привел Петр, в отличие от "ААА", плотно сбитый, с короткоствольной шеей и пудовыми кулаками, похожий на грузчика не только внешне, но и по жаргону.

Леонид, получив тонкую пачку "зеленых", принес ее к Николаю и разделил при нем поровну. Николай предложил Леониду скинуться на премиальные для коллектива ассоциации, на что Леонид и не подумал возражать.

Для Леонида наступила, как короткая весна, пора душевного благоденствия. Николай с утра звал Леонида к себе в кабинет, ругал за глаза бездельника Петухова, добродушно усмехался над Голубовичем, чье исполнительское усердие порой начисто затмевало разум, намекал на легкость победы над сердцем одинокой Уткиной, оценивал тактико-технические данные бюста и тыла Серпилиной. Леонид, и впрямь, ощущал теплоту во взглядах женской части, даже Ляля улыбнулась ему прежней улыбкой, как тогда, в танце, а шофер Юра подавал машину к подъезду. Испила из чаши временного благополучия и жена Татьяна. Результат - полный холодильник, ежедневно приготовленный обед и, что уж непостижимо удивительно, глаженые брюки. Леонид и сам вкусил радость свободы и независимости перед прилавком, накупив давно желанных книг и альбомов. А матери - японский телефонный аппарат.

Удача пришла вовремя - только что Николай влетел на двести "лимонов". Не сам, но именно он привел к одному из своих прежних коллег, директору завода, "поставщика". Директор подписал договор и перевел двести миллионов рублей в качестве предоплаты. Предоплата - зеркало общества с вывернутой наизнанку экономикой. Герой великого произведения времен становления соцреализма "Двенадцать стульев" провозглашал: "Деньги впе-е-ред! Утром деньги - днем стулья, днем деньги - вечером стулья, вечером деньги..." Знали бы авторы, что через полсотни лет вся страна заживет по этому принципу... "Поставщик" получил деньги вперед, снял их со счета и исчез заграницей.

Петр стал завсегдатаем "фирмы", Николай обхаживал его и теперь уже Петр восседал в кабинете Николая, как недавно Леонид. Леонид общался с Петром и после службы. Юра довозил их до метро, а Петр каждый раз уверенно увлекал Леонида в недра привокзальной гостиницы на кухню ресторана "Днепр". Там, в закутке, под салатик они выпивали еще по сто пятьдесят. Петр расплачивался взятым в долг из "директорского фонда" Николая. "Переплыв Днепр", Леонид и Петр шли в метро, где им было в разные стороны.

У Петра оказалась масса знакомых, друзей-приятелей, подстать ему, как бы из другого мира, иной социальной ниши, чем сотрудники ассоциации. Петрово племя также занималось современным "бизнесом": достань-купи-перепродай. И вот на всех шкафах в ассоциации выросли до потолка горки рулонов фотообоев, которые Петр убедил Николая купить, благо пока дешевые. Кабинет Николая украшали рога северных оленей, якобы в изобилии скопившиеся на складах в Тюмени, сувенирные изделия из полудрагоценных камней какой-то артели, образцы отходов текстильной промышленности и другая непривычная профилю ассоциации экзотика.

Главным все-таки оставался металл. Съездили вчетвером - Николай, Петр, Голубович, Леонид - в соседнюю область, где, действительно, походили по складу "Вторцветмета", грязной свалке перепутанных замасленных проводов, проволоки, стружки, пластин, шайб, электромоторов, фляг для молока... Пока ходили, Голубович накрыл стол в конторке.

Вениамин, директор свалки, мужичок с пухлым бабьим лицом, пил, не закусывая, быстро захмелел и обнял Петра:

– Помнишь, Петя?

– Век воли не видать, если забуду, Веня, - тяжело вздохнул Петр.

И они запели. Петр неожиданно приятным баритоном, а Веня с театрально-страдальческим надрывом:

– Та-а-ганка! Где ночи, полные огня...

Веня махнул еще, его совсем развезло, он пристал к Голубовичу: "Жора, до чего же нравишься ты мне, давай с тобою дружить..." И обещал, словно хозяйка медной горы, все жемчужные зерна из кучи своего навоза отдавать только ассоциации.

Но фотообои так и пылились на шкафах, к рогам никто не проявил жгучего интереса, а Веня забыл своего Петю и Жору.

Серьезное дело обрело свои реальные формы в совсем иной комбинации. У Петра объявился на Урале друг Сеня, у того свояк Борис Николаевич, директор завода, не завода, а больше каких-то мастерских, но делали они комплектующие для дальневосточного гиганта цветной металлургии, за что гигант расплачивался своей продукцией. Обходилась она Борису Николаевичу раза в полтора дешевле, чем по рыночным ценам, продавать ее сильно дороже он не имел права - тут-то и срослись воедино интересы всех сторон.