Крест

Глава четырнадцатая

Утром, проснувшись, Леонид с трудом вспомнил вчерашний загул. Сидели в одном из отсеков вдоль стены, на которые было разделено пространство ресторана. В других ячейках было пусто, только в одной - компания аспидо-черных в спортивных костюмах. Гремела включенная на всю мощь стереосистема, извергая залихватские полублатные песенки. Обслуживала невысокая, больше похожая на мальчишку, Люся. Это ее невзрачную напарницу Катю, которая пила водку на аэровокзальной площади, увезли "козлы" из Питера. Заказали все скудное меню сверху до низу три раза. Две выпили за столом, взяли еще с собой, допивали в ночи, в номере.

Вторым пробудился Сеня. Он окинул несветлым взором гостиничный номер, кровать с богатырски храпящим Петром, остатки ресторанных яств на столе и пустые бутылки, диван, на котором он спал, не раздеваясь, и схватился за голову.

– Е-о-мое. Я же своих не предупредил, будет мне теперь... Это ты правильно сделал, что лег, мы-то с Петром добавили...

Он сполоснулся и ушел. Из открытого окна слышно было, как Сеня с кем-то поздоровался на улице, хлопнул дверцей машины и уехал.

Время жизни Леонида и Петра словно замкнулось и потекло по однообразному кругу. Просыпались, завтракали в столовой, шли пешком через городок, просиживали день в офисе Бориса Николаевича и ужинали в том же осточертевшем ресторане. И так день за днем. Круг казался бесконечным. Борис Николаевич являлся редко, озабоченно сообщал, что все в порядке, что вот-вот, уж потерпите.

Через неделю "ААА" связались, спросили, когда же, "президента" не было, отвечал Петр, вечером в гостиницу дозвонился Николай:

– Ты еще на работе?
– удивился Леонид.

– Разница два часа, - напомнил Николай.
– Вам "ААА" звонили?

– Да.

– И мне. Сейчас приедут. За ответственным хранением. Понял?

– Да.

– Что делать? Посоветуй.

– Я бы не отдавал. "Президент" клянется, что металл будет на днях. И Петр вон головой кивает.

– Извини, пришли.

Николай перезвонил через полчаса.

– Отдал. Пятьдесят. Они проверяли по своим каналам - нет никаких вагонов с металлом. Забирай двадцать, возвращайся в Москву, а Петр пусть остается и доводит, если получится, дело до конца.

Утром повезло - Борис Николаевич оказался на месте.

– Понимаете, что получается?
– Леонид пытался поймать глаза "президента".
– Отвечаете не вы, а мы. Николай вернул все, что у него было, а за остатком они придут завтра. И если зеленых не будет...

– Не маленький... Петр, скажи, я когда-нибудь подводил? Вечером, часов в пять приходите сюда.

Пришли к четырем. Прождали впустую до семи - никого.

Вернулись в гостиницу.

Петр ходил по домашнему адресу "президента". Дверь никто не открыл. Борис Николаевич исчез.

Леонид позвонил "ААА", объяснил ситуацию. Те сказали, что по их сведениям "президент" с семьей в Москве, хочет уехать заграницу, но это ему не удастся - Шереметьево под контролем.

"Президент" явился через два дня.

– В Москву летал, - объяснил он спокойно.
– По делам. Вы же у меня не одни. Зато деньги привез. Правда не все, только пятнадцать. Остальные завтра.

– Завтра поздно. Я улечу сегодня, а пять верните с Петром.

Леонид шел по зеленым улицам тихого уральского городка и понимал, что вот сейчас, прямо здесь, так просто получить железной трубой по голове "президент", поди, уже шепнул людям Цыгана. Аспидо-черным...

В самолете в одном ряду с Леонидом молодой, похоже еще ни разу не брившийся, и седой, как лунь, пенсионер, только что познакомившись, живо обсуждали общий интерес: молодой говорил, что у него лежит на складе две тысячи тонн металла, а пенсионер, глядя поверх очковой оправы, связанной ниткой в сломанном месте, утверждал, что у него в банке миллиард.

У Леонида возникло странное чувство нереальности происходящего. Оно не покинуло его и на бетонном поле аэродрома. Леонид видел себя со стороны: ревут турбины взлетающих и садящихсясамолетов, порыв ветра вздувает пиджак и забрасывает галстук за плечо, Леонид возвращает его на место, ощущая под рубашкой полиэтиленовый пакет с долларами. Что и кто ждет его в пронизанном закатным солнцем здании...

Деньги передавали в машине. Леонид пятнадцать, Николай пять, привезенных специально. Молодой человек спортивного типа с замороженным отчужденным взглядом тщательно пересчитал купюры и пересел в серебристый "мерседес", который проводил машину Долиных до города, проверяя, не подсел ли к ним кто по дороге.

Приехали в контору.

Петухов начальственно сидел в кресле Николая. Широко улыбнулся:

– Как съездил? Рассказывай...

– Помог бы лучше Голубовичу стол накрыть, - мягко посоветовал Николай.

– А он один не справится?
– нахмурился Петухов, но нехотя вышел из кабинета.

Николай подошел к окну и, говоря, словно видел то, что с ним было:

– Они позвонили, и приехали буквально через пятнадцать минут на двух машинах. Я только успел сказать Петухову, что он нужен как свидетель, что деньги я вернул. А то коробку заберут и прихлопнут, иди потом доказывай. Петухов выслушал, а через минуту сказал, что ему позвонили, тетя у него при смерти. И испарился. Гнида. Я тебе звонить начал, тут этот вошел, ты его видел сегодня.

Леонида всего передернуло внутри и ощущение нереальности происходящего пропало. Нет, это не фильм - жизнь страшнее любого сюжета. И не сон, а обыденность, сентябрь девяносто третьего, Москва...

Глава пятнадцатая

Октябрь, но совсем не осень - ясносолнечная теплая погода стояла в те дни. Леонид жил у матери, у нее пошаливало сердце и он ходил по магазинам, невольно став очевидцем событий.

У Белого Дома шел перманентный, ставший привычным, разношерстный митинг с писаными от руки плакатами и надсадными криками в мегафон , рядом с портретами Ленина и Сталина мелькала свастика. Кто-то в защитной пятнистой форме выстраивал добровольцев, лица их были напряжены и сосредоточены, как перед боем.

Тут же, неподалеку, через проспект, милиция в серо-синих шинельках проводила учения на случай столкновения, подобного майскому, на площади Гагарина. Милиционеров разделили на "своих" и "чужих". Первый ряд "своих" встал на колено и плотно сомкнул щиты с дырочками, чтобы видеть "чужих". Второй ряд выставил щиты под углом, поверх первого, а третий просто поднял щиты над головой. Стоило молодым лицам курсантов скрыться за щитами, как ожило что-то вроде большой шевелящейся рептилии - броненосец с металлической чешуей.

"Чужие" подбегали к броненосцу, кричали, замахивались, пинали нижние щиты ногами, и тут же отскакивали, потому что стоящие на колене поднимались, отворяли щит, как дверь, и притворно, по-учебному, замахивались на "чужого" дубинкой, прозванной еще во времена первого путча, "демократизатором".

Делалось все по команде, но с ленцой и невольно театрально - курсанты ощущали себя в центре внимания толпы зевак и да еще под прицелами кинокамер японских журналистов, которые вели съемку прямо из открытой двери микроавтобуса "Тойота".