Крестный отец (перевод М.Кан)

― Спасибо, красавица.

Официантка благодарно улыбнулась, беззвучно, одними губами возвращая ему «спасибо»; глаза, прикованные к нему, затуманились, торс слегка отклонился назад, и вся она, от длинных стройных ног в сетчатых чулках до бурно вздымающейся груди под тонкой открытой блузкой, замерла, все более напрягаясь, точно струна, ― и разом сникла, охваченная трепетом блаженства. Прямо-таки оргазм испытала женщина, оттого лишь, что со словами: «Спасибо, красавица», ей улыбнулся Джонни Фонтейн. Полное впечатление. Превосходно исполнено, лучшего исполнения Джонни еще не видел. Но он уже знал по опыту, что все это одна туфта. И кстати, чаще всего девица, прибегающая к подобным методам, оказывалась никуда не годной в постели.

Официантка вернулась на место, и Джонни, согревая в ладонях стакан, проводил ее взглядом. Хоть бы не вздумала повторить свой драматический этюд. Не сегодня, кошечка, не сегодня.

Нино Валенти гулял второй час, и это наконец сказалось. Он стал клониться вперед ― откачнулся ― и рухнул бы на пол, но двое из казино, кассир и запасной банкомет, уловив наметанным глазом первые признаки крена, успели подхватить его и понесли за другую портьеру, где находилась спальня.

Джонни смотрел, как двое мужчин с помощью официанточки раздевают Нино, укладывают под одеяло. Кассир тем временем подсчитывал фишки Нино, делая пометки на одном из бланков и охраняя стол с фишками банкомета.

Джонни спросил:

― И часто это с ним бывает?

Кассир передернул плечами.

― Сегодня вырубился раньше обычного. Первый раз мы вызывали здешнего врача, он привел мистера Валенти в порядок ― дал ему что-то и прочитал, как бы сказать, наставление. После этого Нино велел не звать врача в таких случаях, просто уложить его в постель, а к утру он сам оклемается. Так мы и делаем. Везет человеку, вот и сегодня он выиграл, почти три тысячи.

― Знаете что, все же давайте сюда врача, ― сказал Джонни Фонтейн. ― Надо будет, весь игорный этаж обыщите, но чтобы был.

Минут, может быть, через пятнадцать в номер вошел Джул Сегал. Джонни с неприязнью отметил, что этот тип так и не научился оформлять себя, как полагается врачу. Синяя, крупной вязки тенниска с белой каймой, белые замшевые мокасины на босу ногу. Черный докторский саквояж выглядел у него в руках просто нелепо.

― Вам бы носить свои причиндалы в спортивной сумке, ― бросил ему Джонни. ― Советую подумать.

Джул понимающе оскалил зубы.

― Да уж, все лучше, чем наш врачебный вещмешок. Народ пугается. Хотя бы цвет переменили. ― Он прошел в спальню, где лежал Нино, и, открывая саквояж, прибавил: ― Спасибо вам за присланный чек. Но только это много за консультацию. Я на столько не наработал.

― Ладно, ― сказал Джонни. ― Не наработал он. И вообще, когда это было, пора забыть. Скажите лучше, что с Нино?

Джул быстрыми, ловкими движениями осматривал лежащего: послушал сердце, пощупал пульс, измерил давление. Потом вытащил из чемоданчика шприц, небрежно всадил иглу в руку Нино и нажал на головку поршня. С бесчувственного лица понемногу сходила восковая бледность, щеки порозовели, будто кровь быстрей побежала по жилам.

― Диагноз простой, ― бодро отозвался Джул. ― Когда он тут у нас хлопнулся первый раз, я воспользовался случаем и, пока он не пришел в себя, отправил его в больницу. Там его обследовали. Сахарный диабет. В легкой степени ― лекарства, диета, и живи до ста лет. Ваш друг с ним упорно не желает считаться. И к тому же упорно спивается. Печень почти разрушена, очередь за мозгом. Ну, а то, что случилось сейчас, ― это кома. Мой совет ― класть в больницу.

Джонни вздохнул с облегчением. Стало быть, ничего страшного ― Нино просто следует обратить внимание на свое здоровье, вот и все.

― То есть вы хотите сказать, такую, где отваживают от бутылки?

Джул подошел к бару в дальнем углу комнаты и налил себе выпить.

― Нет, ― отозвался он. ― Я хочу сказать ― в психиатрическую. Или, как принято в обиходе, ― дурдом.

― Вы что, смеетесь? ― сказал Джонни.

― Я говорю серьезно. Я не секу в тонкостях психиатрии, но все же кое-что мне известно, профессия требует. Вашего друга Нино можно бы привести в приличное состояние ― при условии, что он не до конца еще загубил свою печень, а это с определенностью выяснится лишь при вскрытии. Но главный непорядок у него с головой. Ему, по существу, безразлично, что он может умереть, я допускаю даже, что он убивает себя умышленно. И до тех пор, пока это так, ему нельзя помочь. Вот почему я говорю ― поместите его в психбольницу, тогда он пройдет необходимый курс лечения.

В дверь постучали, Джонни пошел открыть. Оказалось, что это Люси Манчини.

― Джонни! ― Она поцеловала его. ― Как я рада!

― Да, давненько не виделись. ― Джонни Фонтейн заметил, что Люси переменилась. Стала намного стройней, научилась одеваться и пострижена красиво ― никакого сравнения, мальчишеская прическа была ей гораздо больше к лицу. Помолодела, похорошела ― прямо не узнать, и у него мелькнула мысль, не составит ли Люси ему компанию, пока он здесь, в Вегасе. Приятно бывать на людях с красивой женщиной. Стоп, осадил он себя, уже готовый пустить в ход свои чары, она же лекарева подружка. Значит, отпадает. Джонни подпустил в свою улыбку дружеского лукавства: ― Ты что ж это на ночь глядя приходишь в номер к мужчине, а?

Люси стукнула его кулачком по плечу.

― Мне сказали, что Нино заболел, что к нему вызвали Джула. Хотела посмотреть, может, надо чем помочь. Как он, Нино, ничего?

― Да ничего, ― сказал Джонни. ― Обойдется.

Джул Сегал между тем развалился на кушетке.

― Нет ― чего, черт возьми! Предлагаю ― давайте посидим, дождемся, когда Нино придет в себя, и хором уговорим его лечь в психушку. Люси, он тебя любит, может быть, у тебя получится? А вы, Джонни, если вы ему правда друг, поддержите ее. Иначе очень скоро печень нашего Нино займет почетное место среди препаратов какой-нибудь университетской лаборатории.

Его легкомысленный тон покоробил Фонтейна. И это врач? Не много ли себе позволяет? Он собрался было сказать об этом, но с кровати в эту минуту послышалось:

― Эй, ребятки, а не время ли нам тяпнуть?

Нино сидел в постели. С улыбкой глядя на Люси, он широко раскинул руки:

― А ну-ка, девочка, поди к Нино!

Люси присела на кровать, они обнялись. Самое странное, что Нино выглядел теперь совсем недурно, можно сказать, нормально. Он прищелкнул пальцами:

― Ну что ж ты, Джонни? Выпить охота, время детское. Черт, жалко, стол унесли!

Джул сделал большой глоток из своего стакана.

― Вам пить нельзя. Доктор не разрешает.

Нино нахмурился.

― Чихать я хотел на докторов. ― И тотчас изобразил на лице раскаяние. ― Ой, Джули, да это вы? Мой персональный доктор? Я это не про вас, старичок. Так как же, Джонни, дашь мне выпить, ― а то, смотри, сам встану.

Джонни пожал плечами и двинулся к бару. Джул уронил равнодушно:

― Я сказал, нельзя.

Джонни понял, что его раздражает в этом человеке. Джул говорил всегда невозмутимо, не выходя из себя, не повышая голоса, без всякого нажима, пусть даже речь шла о страшных вещах. Когда он предостерегал, предостереженье заключалось лишь в смысле слов, голос при этом звучал бесцветно, как бы с нарочитым безразличием. Вот отчего Джонни, назло ему, наполнил стакан для воды хлебной водкой. Подавая его Нино, спросил на всякий случай:

― Ведь не помрет он от одного стакана, так?

― Нет, от одного не помрет, ― спокойно сказал Джул.

Люси бросила на него тревожный взгляд, хотела что-то сказать, но промолчала. Нино принял стакан и опрокинул его себе в глотку.

Джонни глядел на него с улыбкой. Доктор не разрешает, ишь ты. Пусть знает свое место. Нино вдруг задохнулся, хватая воздух ртом, лицо его посинело. Тело судорожно изогнулось, как у рыбы, вытащенной из воды, шея налилась кровью, глаза выкатились из орбит. Сзади, лицом к Джонни и Люси, у кровати возник Джул. Придержал Нино одной рукой, другой ввел иглу в плечо почти у самой шеи. Нино у него под руками обмяк, понемногу перестал выгибаться. Через минуту он сполз вниз на подушку и закрыл глаза.