Крестный сын

— А тебе идет, — заметил вошедший тюремщик, глумливо разглядывая молодого человека в серой мешковатой каторжной робе. — Может, ты дворянином только прикидывался?

— Что ж ты глаз-то с меня не сводишь, — огрызнулся Филип, снова ложась на койку, — небось, с мужиками спишь?

— Это тебе теперь придется с мужиками спать, — загоготал детина так, что огромная связка ключей у него на поясе зазвенела, — если, конечно, силы будут оставаться после того, как целый день киркой помашешь!

Филип лежал неподвижно и молчал. Тюремщик собрал раскиданную по полу одежду, вышел и запер дверь.

Общаясь с разбойниками и прочим сбродом, крестник Правителя наслушался достаточно историй о каторге, этой болезненной и относительно долгой замене смертной казни. Такая перспектива его не особенно пугала: он знал, что очень быстро превратится там в тупой рабочий скот, которого больше всего будет заботить миска похлебки после работы. С этим он готов был мириться и даже ждал как облегчения, ибо снова проснувшиеся в его голове мысли об Ив доставляли ему сейчас гораздо большие мучения, чем могли бы доставить сбитые до мяса кандалами запястья и лодыжки. Теперь он не сомневался, что действительно нужен ей (раз уж она так избегала слова «любовь»). «Она остается совсем одна, со своим папашей-мучителем, который наверняка попытается как можно быстрее выдать ее замуж…» Последнее было невыносимо. «Чтобы кто-то прикасался к ней, видел ее обнаженной, не говоря уж… И я ничего, ничего не могу сделать, чтобы помочь ей, да и себе тоже!»

Он чувствовал себя настолько отвратительно из-за своего бессилия, что на ум пришли рассказы о том, как легко избегнуть каторги, попытавшись сбежать по дороге. Осужденные шли туда пешком, специально организованной группой из двадцати человек, прикованных по бокам к одной цепи. Если кто-то делал шаг или просто движение в сторону, конвойные могли без предупреждения всадить ему копье между лопаток. Филип, увлекшись, даже почувствовал прикосновение холодного железного острия к спине. «И все, дальше никаких мыслей, сожалений, мучений — ничего». Это было так заманчиво… Но он вдруг вспомнил, как Ив на прощание прижималась к нему и умоляла не умирать, дождаться. Его тело так живо вспомнило ощущение ее близости, что член в штанах зашевелился. «Ну, нет, умирать мне еще рано! О чем я только думаю, ведь она жива, и я нужен ей. Не выйдет она замуж, а если выдадут, оскопит своего мужа в первую брачную ночь. Не хотел бы я когда-нибудь разозлить ее, мою милую… Придется потерпеть, она вытащит меня. Надо продержаться несколько месяцев, и мы снова будем вместе. И тогда я никому не позволю сделать ей больно или разлучить со мной…»

Так Филип окончательно уверовал в свою женщину, в своего ангела, в свою Энджи и успокоился. Через пару дней его отправили на каторгу.

VI

На следующий день после разоблачения любовников Правитель пришел к Евангелине для разговора. Она встретила его необычно спокойно, но во время их беседы главу государства не покидало ощущение, будто он общается с механической куклой, а не с дочерью. Казалось, она даже внешне изменилась, ее ликующая красота, так раздражавшая его в последние месяцы, потускнела, почти исчезла, глаза стали безразличными. Эта перемена неприятно удивила Правителя, да еще как назло ему все время вспоминалось счастливое лицо девушки во время свидания с Филипом. Но глава государства никогда не давал воли сантиментам, не стал предаваться им и сейчас. Ему нужно было выяснить кое-какую информацию, и он сразу приступил к делу.

— Я должен задать несколько вопросов, ты в состоянии отвечать? — спросил он довольно мягко.

— Да.

Он сел в кресло у окна, она осталась стоять.

— Как ты проходила в его покои?

— Через дверь, естественно.

— Я приказал замуровать потайную дверь, там есть еще одна?

Ив устало вздохнула. Она знала, каким дотошным занудой может быть отец. Теперь, держа в своих руках жизнь Филипа, Правитель обладает полной властью над ней, так что придется рассказывать, где-то утаивая, где-то привирая, но где-то обязательно говоря правду. Она достаточно долго наблюдала за Правителем при исполнении его обязанностей и сознавала ценность любой, даже самой малозначимой информации, поэтому не собиралась говорить ничего лишнего там, где этого можно было избежать. Вранье не представляло для нее никакого труда, особенно сейчас, и она спокойно ответила:

— Нет, я входила из дворцового коридора или через дверь у подножия башни, из сада.

— Он что, не запирался изнутри?

— Запирался, но я стучала, и он открывал.

— И ты не боялась, что тебя могут заметить? — Правитель испытующе глядел на нее.

— Очень боялась, — Ив смотрела ему прямо в глаза, — но из сада легко войти незамеченной, к тому же там есть потайная пружина, позволяющая открыть дверь снаружи. Когда я заходила из дворца, то добиралась почти до самой его двери по потайным ходам, потом тщательно осматривалась через глазок и только после этого выходила в коридор и стучала.

Ее отец кивнул, объяснения звучали убедительно.

— Что же, и в первый раз ты к нему так вот просто заявилась?

— Конечно, нет. В первый раз мы встретились в саду, в дикой части, у стены, где никто не бывает, — девушка по-прежнему не отводила взгляда.

— Ты планировала эту встречу?

— Да, — предвидя следующий вопрос, Ив продолжила: — Я решила с ним переспать еще до того, как его поймали.

— Хотела мне досадить? — в голосе Правителя прозвучало нечто, похожее на омерзение.

Дочь ничуть не смутилась. Плевать с высокой башни на мнение отца о ней, а вот правду о некоторых вещах говорить приятно.

— В какой-то степени да, особенно поначалу. Потом я увидела его и поняла — это мой мужчина. Желание досадить вам тут же испарилось. Если б вашему величеству пришла фантазия выдать меня замуж за крестника, я бы, пожалуй, подчинилась, — она невесело усмехнулась. — Филип, по-моему, одно время надеялся, что вы действительно хотите отдать меня ему, просто проверяете. Он к вам по-настоящему привязался.

— Если б привязался, не стал бы спать с тобой! — в душе Правителя проснулся прежний гнев.

— Я как раз и пытаюсь все объяснить. Когда мы встретились, он не знал, кто я.

— Вы набросились друг на друга, даже не поговорив, как животные? — тон ее отца становился все более брезгливым.

Ив опять горько усмехнулась.

— Вы довели его до такого состояния вашим глупым требованием воздержания… Какие уж тут разговоры? Впрочем, так оказалось даже удобнее. — Она немного помолчала, раздумывая, но не смогла отказать себе в удовольствии поддеть отца. — Я должна поблагодарить вас за это условие насчет женщин. Возможно, если б я видела Филипа каждую ночь с кем-то, это здорово охладило бы мой пыл.

Выражение лица Правителя согрело сердце Ив, хотя она никак этого не показала. Ее отец помолчал, подавляя гнев и дивясь неизвестно откуда взявшимся самообладанию и выдержке дочери.

— И как же он отреагировал, когда узнал, кто ты?

— Расстроился, разозлился… — она пожала плечами.

— Разозлился на тебя? — с надеждой поинтересовался глава государства, в глубине души мечтая услышать рассказ о том, как крестник вздул его ненаглядную доченьку.

— На судьбу, — Ив, казалось, прочла его мысли. — За полгода мы с ним ни разу по-настоящему не поссорились.

Ее отец только зло дернул головой, потом спросил:

— Почему вы не пытались бежать?

— Он не хотел показаться неблагодарным, скомпрометировать вас. Думал исключительно о вашем благе, — с горечью сказала Ив. — Я предупреждала, что вы не будете с ним миндальничать, если узнаете, но ему, по-моему, было все равно.

— Часто вы встречались?

— После первого раза мы проводили вместе каждую ночь.

Правитель не сдержался и грубо выругался. Потом пристально уставился на дочь.