Крестоносцы

— Бойся, — канонир сунул зажжённый факел к запальному отверстию и плюхнулся на землю, которую укрыли принесёнными из леса пихтовыми лапами. Не в грязь же ложиться.

Бабах. Орудие окуталось клубами серо-белого дыма. Бабах, и два удара сердца не прошло, как в воротах вспух свой клуб дыма. И вверх полетели куски дерева и земли.

Когда у ворот дым рассеялся, то оказалось, что удачно выстрелили, с первого раза вышибли гнилые доски ворот. Только три железные полосы, что их скрепляли, болтаются теперь на петлях. Выглядит забавно.

— Плохой князь, — сплюнул канонир. — Первый раз вижу, что петли целы. Совсем видать доски у ворот сгнили.

Князья брянские стрельбу из пушек ещё не видели. Их кони тем более. Животные испугались, и не подчиняясь ездоком, далеко отбежали от города, почти назад к их лагерю.

Андрей Молибогович и сам-то только на учениях это действо видел. Но с конём совладал раньше и, вернувшись на свой холмик небольшой, снова поднёс подзорную трубу к глазу.

Довольно долго ничего не происходило. Потом на стену вылезло несколько стрельцов и начали пытаться добросить стрелы до орудия.

— Вот черти неугомонные. Яким, передай канониру, пусть пальнёт по тому месту, где эти стрелки стоят. Прямо по стене.

Вестовой умчался к орудию и там команда чуть развернула лафет нацеливаясь на стену. Надо отдать должное стрельцам Дубровицким, почти добивали стрелы до позиции.

Бабах! На этот раз князья брянские стояли на твёрдой земле, отправив коней под присмотром воев своих в лагерь. Так сами присели и чуть бежать не бросились. Под Андреем Молибоговичем конь опять дёрнулся, но меньше уже, привыкает помаленьку.

Бабах. Бомба вдарила в стену под десятком стрельцов и в воздух полетели осколки ядра, куски брёвен и земля. Всё это на время скрыл серый, грязный дым и пыль. Минута понадобилась чтобы все осело, а слабый ветер отогнал дым. На месте стены сияла огромная дыра, а стоящая рядом, та самая покосившая башня, исчезла. Рухнула видимо внутрь города.

— Смотри, смотри, машут тряпкой якой! — раздалось позади боярина.

— Иван, скатайся снова, скажи, что условия прежние, только это последнее предложение, не сдастся и не признает власть брянца и Андрея Юрьевича над собой, так сожжем город и его тогда в плен брать не будем. И его самого сожжем.

Событие шестидесятое

— Это ещё посмотреть надо, кто кого загнал в ловушку, — Фёдор осмотрел вымерший двор замка перед детинцем. В обоих смыслах этого слова вымерший. На нём не было никого живого… Ну, хотя чёрт его знает? Так-то там лежало человек двадцать. Они, скорее всего, вымерли — мертвы, раз не шевелились, но могли и ранены только быть. Кто без сознания лежит, а кто претворяется, чтобы ещё одну стрелу не получить в продырявленную и без того уже тушку.

Ловушка для них выглядела так. Двадцать живых и здоровых диверсантов укрылась в недостроенной привратной башне. С ними один раненый стрелой в ногу и Емеля, которому тяжёлая арбалетная стрела попала в шлем. Шлем выдержал, но удар был силён, и десятник получил контузию, несколько минут даже без сознания был. Сейчас сидит в углу рядом с раненым Егором и головой трясёт, всё ещё птички у него в голове поют, вот и пытается их выгнать оттуда.

Из башни они выйти не могут. В соседней башне по другую сторону ворот засело несколько арбалетчиков. В башне чуть дальше, с другой стороны, тоже с десяток и в самом детинце на крыше за зубцами ещё пяток. Остальных всяких копейщиков, меченосцев и прочих рыцарей можно не считать. Они сидят в детинце и нос даже высунуть боятся.

Ну да, они из башни выбраться, не попав под перекрёстный огонь, не могут. Но ведь и крестоносцы — псы не могут из своих башен выбраться, и тем более, из детинца. У диверсантов и луки есть и стрел ещё хватает. Время от времени кто-нибудь из арбалетчиков вражеских пытается голову высунуть, чтобы прицелиться, и в него тут же стрела летит. Увидеть, попали или нет, сложно. Там тоже спецы сидят, и расстояние для арбалетного болта, если не плёвое, то вполне достижимое.

Сейчас с белым флагом к ним пришёл парламентёр. Рыцарь какой-то. Он на песьем своём языке что-то пролаял, но был послан и по матушке, и так.

— Найт фершеен! — попытался выудить знание песьего языка из головы Фёдор. Никто немецкого не знал.

Немец ещё чего-то покричал, но получил тот же ответ про фершеен.

Ушёл крестоносец и вернулся с местным видимо. Но жмудского этого языка тоже никто не разумел. Снова рыцарь ушёл и привёл монаха. Тот на двух языках пытался говорить. Один-то точно латынь. Фёдор слышал, как на ней мастера часовщики лаялись. Второй видимо греческий, и на нём разговаривали мастера, что из Царьграда прибыли.

— Найт фершеен! — оба раза повторял Фёдор.

Четвёртый раз привели теперь два рыцаря бабу всю расфуфыренную в шелках. Ну, как бабу? Девку, скорее, молодую и красивую. Вдвоем привели псы, чтобы прикрывать, она за их спинами ховалась. И вот она — баба в шелках, знала польский. Если медленно говорила, то вполне понять можно. Вот она и объяснила, что тевтоны предлагают разбойникам сдаться. Они, мол, разбойники в ловушке и живыми, если не сдадутся, оттуда не выйдут.

— Это ещё посмотреть надо, кто из нас в ловушке! Пусть попробуют выбить нас отсюда. Передай им, панночка, что если они сдадутся, то жизнь гарантируем. А потом князь наш их продаст магистру вашему. По сходной цене продаст. Спешите сдаться, а то скоро князь наш подойдёт сюда с войском. Он торговаться не будет. Он вас всех просто убьёт.

Паночка ушла и в почти сразу подошло войско. Ну, как войско. Человек двадцать. Одеты кто как, вооружены не сильно лучше. С ними монах с мечом. Чудны дела твои, Господи! Монахи и с оружием. Или крестоносцы все монахи?

(Слова из книги Откровение, глава 15, стихи 3,4: «Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят»).

Монах их на смерть привёл. Уж что-что, а ворота крепости, из их башни отлично простреливаются. Из двух бойниц сразу стрелять можно. Вдвоём и стали в них стрелы пускать. Благо тут укрываться не надо, от детинца и тех двух башен, в которых арбалетчики засели, бойницы эти не видны. Минута, чуть больше прошло, а из двух десятков треть осталась, которая назад в ворота убежала.

— Чего это было?! — Емеля вроде вытряс всех пичуг, чирикающих у него в голове, и смог подойти к бойнице, в которую Фёдор наблюдал за воротами.

— А из города монах привёл дураков безбронных даже. Подмогой, видно, считал братьям-рыцарям. Вон коричневой кучкой лежит у бочки. Дурни.

— Крепко меня припечатало. Где шелом? — чуть качнулся десятник.

— Вот, неугомонный! Нет для тебя дела. Иди, где сидел, там и сядь. Приходи в себя. К ночи нужен будешь. Уверен, что как стемнеет, они вылазку сделают, арбалетчики прикрывать выстрелами будут, а пешцы с мечами к башне от детинца побегут. Вот тогда и ты пригодишься. А сейчас уйди. Отвлекаешь.