Крестоносец. Византия

Его дети росли в трехъязычной среде, разговаривая с отцом по-испански (точнее по-кастильски, в разных частях будущей Испании сейчас в ходу свои наречия), с матерью по-французски, а от окружающих постигая тосканское наречие, из которого в будущем образуется итальянский язык, а также другие итальянские диалекты, поскольку в Ливорно хватало выходцев из других частей «сапога». Да ещё и латынь выучили, знали немного по-гречески, по-арабски и по-провансальски. Ну и по части грамоты родители их натаскали, обучив также и счёту. Кроме способностей к языкам, у ребят оказался отличный музыкальный слух и красивые голоса, особенно у сестёр, а также талант к игре на разных инструментах. Так что братья Аргуэльяс с детства подрабатывали пением и музыкой на свадьбах и прочих празднествах. Сёстрам же отец позволял петь только в церкви, где их очень хвалили, говоря, что благородным девицам невместно шляться по дворам. А благородным юношам, выходит, вместно? Странные всё же понятия в этом Средневековье!

Хотя я где-то читал, что в средневековой Европе вроде как встречались девушки-менестрели. Или они позже появятся? В общем, беженцы из Испании в Ливорно жили — не сильно тужили. Не шиковали, конечно, но и не нищенствовали. Родители смогли дать ребятам благородное воспитание. Причём без свойственной большинству аристократов заносчивости. Выросшие среди простых людей братья и сестры Аргуэльяс научились оценивать окружающих не по происхождению и состоянию. Вот только, здоровье сеньоры Аргуэльяс так и не восстановилось после многочисленных родов и пережитых потрясений. Она прихварывала всё больше, и три года назад умерла. Смерть жены подкосила и отца семейства. Он тоже стал сильно сдавать, и недавно скончался, успев договориться с епископом, что тот возьмёт подросших сыновей на службу. На беду, епископ пережил отца ребят всего на неделю, а у нового епископа хватало собственных родственников.

В общем, обсудив сложившуюся ситуацию, младшее поколение семейства Аргуэльяс пришло к выводу что в Ливорно им ничего не светит, да и в других городах Италии вряд ли будет лучше. В родную Испанию возвращаться было опасно. Судили-рядили, пока не пришли к решению присоединиться к армии крестоносцев, в надежде на удачу и возможную встречу с родичами с материнской стороны. Правда, братья не хотели тащить с собой сестёр в опасный поход, и предлагали пристроить их в монастырь. Но двойняшки Йоландита и Инес с малолетства были девушками с характером, и становиться Христовыми невестами не пожелали, решив сопровождать братьев. Те не без гордости заметили, что девушки владеют лёгкими клинками, кинжалами, пальмами, метательными ножами и дротиками, а также луками и арбалетами. Такой была прихоть их отца, который, видимо, под влиянием своего бурного и драматического прошлого решил, что его дочери должны уметь постоять за себя не хуже сыновей.

Приняв такое решение, ребята продали свой дом в Ливорно, а также главную ценность — полную рыцарскую экипировку отца, оставив только фамильный меч, доставшийся старшему брату, прихватили имевшееся у них простенькое оружие, купленное для тренировок в прежние годы, и свои любимые музыкальные инструменты, а также прикупили доспехи из пропитанной воском варёной кожи, мулов, затем присоединились к направлявшемуся в Милан купеческому каравану. Оттуда, тоже с купцами, перейдя Альпы, они, добравшись до Ульма, рассчитывая встретить французских крестоносцев, идущих через Швабию. Но те уже успели уплыть по Дунаю, и семейству Аргуэльяс пришлось их догонять, купив место на судне Отто.

Выслушав ребят, я выразил сомнение насчёт их шансов на выживание в боях с сарацинами в простеньких доспехах из кожи, ссылаясь на собственный опыт боёв с разбойниками, где не обошлось без ранений с нашей стороны, хотя у нас защита была намного лучше. А сарацины — противник куда серьёзнее каких-то подонков с большой дороги. Ребята пытались спорить, но быстро признали, что я прав, и пригорюнились. Чтобы их приободрить, я попросил дать посмотреть музыкальные инструменты, которые они хранили в своей каюте. Из представленного мне были лютня, арфа, флейта, лира и виела, отдалённо напоминавшие скрипку, цимбалы, манерой игры смахивавшие на гусли, но мало походившие на них внешне. Я попросил ребят сыграть что-нибудь на этих инструментах. Исполнили что-то, похожее на менуэт, получилось у них очень неплохо. И тут мне в голову пришла мысль, которую я поспешил озвучить.

Я предложил ребятам присоединиться к походу не простыми добровольцами, а трубадурами. Но играть и петь всем вместе. Вообще-то, для этого времени идея довольно новая. Трубадуров, менестрелей, труверов, вагантов, скальдов, миннезингеров, глименов, бардов и прочих любителей вокала в Европе сколько угодно, от низов до самых верхов. Вспомнить хоть папу королевы Алиеноры, герцога Гийома Аквитанского, который и сейчас считается одним из первых трубадуров в местностях, где говорят на окситанском или провансальском языке. Или её же будущего сына Ричарда Львиное Сердце, который своим поэтическим и песенным творчеством (по-французски, между прочим!), гордился не меньше, чем военными подвигами.

Но вот играть целым оркестром, да ещё и петь под него — до такого ещё не дошли. Именно это я предложил братьям и сёстрам Аргуэльяс, заметив, что так им куда проще будет прославиться и оказаться в фаворе у власть имущих, поднявшись и разбогатев. Ребята поначалу сомневались, но я рассказал про древнего афинского поэта и певца Тидея, которого афиняне прислали к спартанцам, когда те попросили помощи. Тидей своими песнями так вдохновил спартанское войско, что оно одержало полную победу, и гордые спартанские «дворяне» признали афинского «трубадура» равным себе. Слышал я эту историю в прошлой жизни, во время турпоездки в Грецию.

Ребят это заинтересовало, особенно когда я пообещал поделиться с ними песнями «своего» сочинения. Как известно, уважающий себя попаданец должен познакомить аборигенов с музыкальной культурой своего пространства-времени. Но самого меня не тянуло делать сценическую карьеру. А тут подвернулись талантливые ребята, красивые девчонки с отличными голосами — почему бы не создать первую в истории музыкальную группу? Или, по-другому, вокально инструментальный ансамбль?

Роланд, слушавший наш разговор, подтвердил, что я настоящий трубадур, сославшись на «моё» музыкальное творчество, услышанное во время предыдущего речного путешествия. Ребята заинтересовались, и попросили что-нибудь спеть. Пришлось пойти навстречу, чтобы доказать серьёзность своего предложения. Так как парни и девушки де Аргуэльяс знали по-французски не хуже моего, я взял переделанную на гитарный лад лютню, подаренную Магдой Роланду, но фактически перешедшую в моё распоряжение, и повторил канцону Владимира Вавилова, исполненную когда-то на борту «Ундины». Ту самую, что стала основной для песни «Город золотой». Но теперь уже и со словами. За время, прошедшее с последнего исполнения, я успел перевести текст Анри Волохонского на французский, постаравшись попадать в такт и по возможности в рифму, и сейчас нашёл своих первых слушателей.

Закончив петь, я оглядел братьев и сестёр. Те выглядели потрясёнными, как и наши оруженосцы. Такого в Европе ещё никто не слышал, не считая экипажа «Ундины», да и то тогда это была просто мелодия. Роланд и близнецы, хоть и слышали уже от меня нечто подобное, но тоже были впечатлены. Даже Отто заценил, хотя его матросы, не понимавшие французского, реагировали куда спокойнее. Моё выступление окончательно убедило испано-франко-итальянскую семёрку, и было решено, что первому средневековому вокально-инструментальному ансамблю с предложенным мной названием «Семь Самоцветов» — быть!

Честно говоря, сам не ждал что эта идея с «ВИА» так всех захватит. Для пополнения репертуара, помимо французских песен из будущего, включая и женские от Далиды, Патрисии Каас и Desireless, которые очень уж нравились Ольге, я записал и английские. Вспомнив, что Вим знает нынешний англосаксонский язык, а также рассказ о его переводах латинских любовных стихов, засадил оруженосца за переводы. Кроме того, я записал на французском слова ряда русских песен, в первую очередь группы «Мельница» — дочка была их фанаткой, да и жена слушала с удовольствием, стараясь подбирать их более-менее рифмованными, а окончательную литературную обработку и шлифовку тоже поручил Виму.

А кому сейчас легко? Наигрывал мелодии Аргуэльясам, которые их записывали. Нормальных нот, к слову, сейчас ещё нет, ребята записывали музыку какими-то «крюками», которым научились в хоре при соборе в Ливорно.

Впрочем, не музыкой единой. Я решил воспользоваться плаваньем и пополнить свой запас спиритуса. Исходный материал я закупил в Ульме, и без промедления начал готовить брагу. Процесс я усовершенствовал. Резиновых перчаток по-прежнему не имелось, но я приспособил купленные на рынке и вычищенные бычьи лёгкие, а также рыбьи пузыри от крупных осетров и сомов, примотав нитками к горловине. Теперь готовность браги было куда проще отследить. Помимо этого, я продолжал записывать в тетради «Звёздные войны» и «Властелина колец» для Малу и Зиги. Это было самое малое что я мог сделать для этой семьи в благодарность за подаренных коней.