Крестовый поход
Шрифт:
— Да это ж девка! — громко закричал кто-то. — А ну-ка, разденем ее.
Полетели в разные стороны части одежды…
— Я, я первый! — кричал Кончевич. — Эта сука мне руку поранила.
Лешка переглянулся с парнями — все трое спешились, Леонтий подхватил поводья… Девка? Турчанка? Правда, это могло быть и совпадением, но…
Толпа радостно гоготала… И вдруг резко стихла! Так лопается струна… Все попятились от турчанки, словно бы та оказалась больной какой-то страшной заразной болезнью. Даже надменный серб Генчо Кончевич — и тот поумерил пыл, даже подтянул штаны.
— Родинка, —
— Что тут такое происходит, Генчо? — подбежав ближе, спросил Алексей, уже узнавая в сидевшей на мостовой голой избитой девчонке Феклу… то есть — Халию.
— Да видишь, поймали турка… Того самого, что ранил мнея под Доместицами. Хотели казнить — а он оказался девкой, ну тогда раздели… А на спине… Да смотри сам! Во-он, под левой лопаткой… видишь?
— Ну, вижу, родинка, кажется.
Кончевич усмехнулся:
— Не кажется — а так и есть! Это ж примета!
— Какая еще примета? — не понял Лешка.
— Да ты что, не слышал, что ли? В начале осени эта сучка чуть было не погубила самого короля! — Генчо оглянулся по сторонам, и, понизив голос добавил. — Пробралась, видишь ли, в королевскую постель, а потом… Короче, если б не верные слуги — не было бы у поляков и венгров короля! Правда, эта тварь неизвестно, каким образом, ухитрилась бежать. Так ведь ее тогда и не поймали, хотя приметы были разосланы, и гайдуки раздевали всех подозрительных девок… впрочем, не только подозрительных…
Однако! Старший тавуллярий в который раз уже подивился уму и самообладанию Халии — это ж надо, так изменить облик! Прикинуться такой убогонькой замарашкой, которую не то, что раздеть — дотронуться страшно! Как еще башибузуки на нее польстились? Наверное, от бедности только…
Халия спокойно сидела на мостовой, обняв руками подтянутые к животу ноги и опустив голову. Черные растрепанные волосы ее падали на плечи и спину, но все же под левой лопаткой хорошо просматривалась родинка.
— Ну, что стоите? — Генчо Кончевич раздраженно посмотрел на сербов. — Сказал же — вяжите ее!
— Но… господин сотник… Она ж ведьма!
— Эх, храбрые воины… — Кончевич с презрением сплюнул. — Ничего нельзя поручить. Дайте сюда веревку!
Рывком подняв пленницу, он заломил ей за спину руки и, умело связав, подтолкнул:
— Шагай!
Халия не сопротивлялась, она, вообще, казалось, думала о чем-то своем, лишь на разбитых губах играли презрительная усмешка. Леша даже поежился — а сам-то он смог вести себя так перед лицом неминуемой смерти?
— А она ничего, — заметил кто-то из сербов. — Смазливенькая… Может, и в самом деле стоило с ней поваляться? Так еще не поздно, а, Генчо?
— Я вам поваляюсь! — обернувшись, погрозил Кончевич. — Сказано — при поимке доставить ведьму в целости и сохранности — вот я и доставлю.
— Так поймали-то мы…
Сию реплику сотник гордо проигнорировал, да не столь уж громко она и звучала.
— Слышь, Кончевич, — позвал Алексей. — Ты Здравко не видел?
— Чолича? — сотник повернул голову. — Так он погиб,
кажется…— Погиб? — Лешка вздрогну. — Где? Как?
— Говорят здесь же, у этих ворот… Но я сам не видел.
— Пойдем, поищем, — тронул за плечо Алексея кто-то из близнецов. Лешка рассеянно повернулся:
— Да-да, поищем… конечно…
Аккуратно сложенных в ряд убитых — сербов, поляков, венгров — уже готовили к погребению, пленные турки невдалеке копали могилы. Православный батюшка и католический капеллан — оба в одинаковых черных рясах, длинноволосые, только капеллан — бритый и с тонзурой — лениво переговариваясь, готовились к заупокойной службе. Каждый к своей. Католиков и православных, естественно, хоронили отдельно… Как и турок — для тех пригласили муллу — седого высокого старика в зеленой чалме хаджи — державшегося с невозмутимым достоинством. Лишь, посмотрев на пленных, осведомился у священников — что с теми будет.
— Мы не казним их, — дружно заверили те. — По возможности, обменяем на наших.
Мулла улыбнулся и воздел руки к небу:
— Иншалла!
Пока близнецы осматривали убитых, старший тавуллярий подошел к священникам, осведомившись насчет Чолича.
— Чолич? Серб? Нет, такого, вроде бы, не было.
То же вскоре подтвердили и близнецы.
— А раненые? — встрепенулся Лешка. — Где раненые?
— За воротами разбиты шатры — лазарет.
Шатры? За воротами?
Парни взметнулись в седла…
Лешка не очень то и понимал в этот момент — ну, казалось, что им до какого-то Чолича, пусть даже хорошего парня? Кто для них этот молодой серб? Случайный знакомый, не больше. И все же… И все же, очень хотелось, чтоб он был бы жив.
И еще… Поиски Чолича заставляли хоть немного отвлечься от того, что сейчас творилось в захваченном крестоносцами городе, точнее сказать — освобожденном…
Хлестнув коней, парни наметом вынеслись за ворота.
— Вон шатры, — махнул рукой Лука. — У рощицы.
Коней — в галоп! Рванул в лицо ветер…
— Чолич? — хмурый монах покачал головой. — Нет, среди раненых таких нет.
— Да не может быть! — возмутился Лешка. — Веселый такой серб, русый, лет, может, шестнадцати… Здравко Чолич. Неужели нет?
— Здравко… — монах задумчиво наклонил крупную голову. — Здравко… Слушайте, это, часом не Здравко-юнак?
— Он! — парни радостно переглянулись. — Он!!! Точно он!
— На ручье ищите… После перевязки он обычно туда ходит.
Парни рванулись из шатра… Правда, тут же обратно заглянул Леонтий:
— А где ручей?
Ручей оказался неширокий, но бурный, с каменистыми, кое-где поросшими чертополохом и репейником, берегами. Сидевший на берегу парень с перевязанной головой лениво бросал в воду камни.
— Здравко, — негромко позвал Алексей.
Юноша обернулся…
Точно, Чолич!
— Ого! Рад вас видеть, парни!
Все обнялись, посмеялись, уселись. Леонтий достал прихваченную баклажку с вином. Пошла беседа…
— Кончевич? — Лешка переспросил серба. — Жив, и даже вполне преуспел — лично схватил турецкую ведьму. Ту самую, которая когда-то покушалось на самого короля!