Крестраж # 1

Её лепет был прерван дробным перестуком граней выпавшего из моего рукава хрустального флакончика по столешнице, с серебристой дымкой воспоминаний внутри.

— Смотри, Энж, ты что-то потеряла.

— Это не моё…

— Ты. Хотела. Посмотреть. Эти. Воспоминания. На. Каникулах, — давя взглядом, раздельно вколачивал я слова, нет, не в разум, а так… — У тебя ведь отец в аврорате работает? Там и думосбор есть.

Дождавшись от неё подтверждающего кивка, я продолжил:

— Сначала одна смотри, потом решишь, что делать дальше. Запомни, Джонсон, я тебе ничего не давал и даже этого разговора у нас не было, крепко запомни. И ещё, не ходи больше одна… совсем. Кэти и Элис — только так, с подругами. — Говорить, не говорить? Чёрт с ними! — И держись подальше от Уизли…

Молча развернувшись, я пошёл на выход из библиотеки, где и проходил этот разговор, по пути вспоминая разгневанное лицо Анджелины. Не знаю, что она чувствовала в тот момент, когда с неё спал «Ступефай», но вот видок у неё был… Очнуться голышом в грязном классе со следами… всяких жидкостей на лице и теле… Наверняка ведь потом к Помфри побежала и там убедилась, что ничего непоправимого не случилось, но и за такое нужно наказать ублюдков. И, собственно, почему только у меня должна голова об этом болеть? Я уже подкрутил им в башке так, что стоять у них будет до конца жизни только на садовых гномов, к которым они и так неровно дышали. К сожалению, инстинкт размножения нельзя полностью выключить.

Джонсон, скорее всего, в начале подумала на слизеринца Флинта, звероватого капитана конкурирующей команды, который с упорством носорога добивался благосклонности нашей южной красавицы. И даже в мыслях не предполагала, что ей могут ударить в спину таким вот мерзким способом. Может быть, получится официально прижучить рыжих через аврорат, если у Энж хватит духу показать воспоминания отцу с её участием и двумя извращенцами.

***

— Гермиона! Ты своими идеями и неуёмным любопытством меня в гроб загонишь! Я же тебя предупреждал! Трижды предупреждал: никакой самодеятельности!!! — кипятился я и кричал на понурую девушку. — Ты вот зачем в некромантию ударилась? Ты так жаждешь помереть скорее, чтоб я с тобой не мучился?

— Почему некромантию? — виновато отводя глаза, спросила она.

— Тххвшхсссс… tvou mat’! — неопределённо прошипел я. — Да потому, что таким приёмом некроманты пользуются на исходе своей жизни и при мастерстве в окклюменции! Тут есть и моя вина. Нужно было тебя остановить ещё тогда, когда ты свою фальшивую библиотеку создала.

— Но почему? — уже возмущённо воскликнула она.

— Эххх… Слушай. Я, в принципе, понимаю, чем ты руководствовалась при создании своего ментального двойника. Хотела, поди, ещё одну ловушку создать? Типа, если кто вломится в голову, то двойник примет первый удар, да ещё и сражаться будет вместо тебя, особенно если сделать его максимально схожим с оригиналом, так? — на что Гермиона согласно кивнула, а я продолжил:

— Ты делаешь свою точную копию у себя в разуме и наделяешь её подобием жизни, свободой воли и сознанием, иначе получится плохой боец. То есть там у тебя такая же ты, со своим умом и инстинктами выживания. А тебе самой понравится, если твоим телом будет управлять какая-то другая девчонка, пусть и похожая на тебя как две капли воды? Вот только она такая же, да не такая. Твой двойник лишён самого важного — души. И рано или поздно он выдавит тебя — хозяйку тела, так как времени на развитие у него больше, отдыхать и спать ему не нужно. В итоге получится немёртвый маг, в просторечии именуемый личем. Такой прием практикуют некроманты, только добровольно, если хотят продлить своё существование в виде бездушного приложения к собственному магическому ядру и накопленным знаниям. Правда, у них есть способы и душу сохранить, например, с помощью крестражей или собственной филактерии, но тут нужно обладать совсем уж уникальными знаниями… мда, — я, ненадолго задумавшись, замолчал.

— Крестражи и филактерия, что это? — с любопытством и горящим взглядом спросила ерзающая на кресле Гермиона.

— Лучше бы тебе не знать, но… раз обещал, то расскажу, — грустно вздохнул я.

— Расскажешь вообще всё? И про все свои странности? — с подозрением и надеждой спросила она.

— Да.

***

На этот раз мы сидели в моей лаборатории. Наша кандейка была по всем правилам оккупирована Лавгуд и превратилась в плацдарм Рейвенкло на территории нашего факультета. И ведь не выбьешь её оттуда и не выкуришь никакими средствами. Луна плотно засела в обороне и иногда совершает неожиданные набеги на мой здравый смысл и трезвое мышление, а вернуть контроль над территорией никак не получается, тем более к Лавгуд примкнул коллаборационист Лонгботтом, так что с такой тяжёлой артиллерией в качестве поддержки возвращение в лоно Гриффиндора исконных каптёрок видится мне невозможным предприятием. Приходится ютиться в своём сверхсекретном бункере, как фюреру какому в апреле сорок пятого.

И вот теперь я отчитывал мою юную ученицу, в окклюменции учудившую очень опасную дичь. Хорошо хоть догадалась похвастаться, и получилось выловить и радикально нейтрализовать её самопальную ментальную поделку. Правда, в процессе я подвёл себя же под неожиданные откровения, но чего уж там! Всё равно рано или поздно и так или иначе нужно было ей всё рассказать.

— Ну слушай… История начинается тринадцать лет назад, а в ту пору в Магической Британии бушевала гражданская война между двумя довольно многочисленными группами волшебников. Не буду вдаваться в предысторию этого конфликта…

… В январе восьмидесятого года на должность преподавателя прорицаний к директору пришла Сибилла Трелони — соискательница на это место, и в процессе собеседования она произнесла пророчество, звучавшее так: «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца, и Темный Лорд отметит его как равного, но не будет знать всей его силы. И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой, тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца», а через полгода родился я, и Волдеморт отметил меня, — я постучал пальцем по моему бледному и почти незаметному шраму. — Всё из-за того, что это пророчество подслушал один молодой зельевар, который уже продолжительное время работал на него и был давно и безнадёжно влюблён в мою маму…

… маленького волшебника директор выкинул на порог маггловским родственникам, которые магию ненавидели и боялись, правда, они получили обширные инструкции и солидное финансирование для того, чтобы воспитать из годовалого мага сильнейшего убийцу Тёмных Лордов. Побои и голодовка, психологическое давление, и всё это для того, чтобы спровоцировать магические выбросы и непомерно раздуть источник. Ведь, как очень быстро выяснилось, Волдеморт не до конца отбросил копыта, а в будущем предстоит новый раунд противостояния, и понадобится отважный и верный шахид, не задающий лишних вопросов и просто невероятно сильный в магическом плане, пусть и знающий всего пару заклинаний, но зато лупящий ими с энергией ядерной бомбы…

… мальчик рос немного диковатым, асоциальным и молчаливым, но однажды ему пришло письмо и посланник, от которых узнал, что он, оказывается, волшебник. Мальчик был счастлив, у него появились друзья и даже добрый, всё понимающий дедушка, и он учится в самой лучшей волшебной школе на свете, правда, это омрачалось некоторыми неприятными приключениями и смертельно опасными ситуациями, но всё же…

… василиск, Гермиона… Да, тогда я тебе солгал, он не десять футов длиной был. Я тебе могу сейчас его череп показать, только нужно домой ко мне перейти, ну да ладно. После того как я проткнул дневник клыком, вот этим самым, я уже был на пределе и совершенно точно умирал от яда, и тогда я встретил одного… человека…

… крестраж ведь — не только якорь для души мага, но и много чего ещё, а Волдеморт создал вариацию для хранения знаний, для чего буквально потрошил различных волшебников при помощи легиллименции и сливал их память и профессиональные навыки в дневник на протяжении тридцати лет. За месяц до своего поражения он оставил его у Люциуса Малфоя, своего доверенного лица, и уже потом, спустя одиннадцать лет, дневник был подброшен Уизли, правда, я совсем не понимаю, зачем Малфой так поступил, но об этом я уже, по-моему, рассказывал…