Крид: Кровь и Пепел

Миг безмятежного шелеста листвы и птичьего пения прервал дикий, пронзительный рык, подобный звуку сломанного охотничьего рога. Этот звук, разорвавший тишину леса, заставил птиц замереть в воздухе, а белок — затаиться в укрытиях. Воздух словно сгустился, предвещая беду. В воздухе витали запахи прелости, сырости и чего-то ещё — приторно-сладкий, затхлый аромат, который, словно липкая смола, оседал на языке, вызывая тошноту.

Спустя несколько бесконечно долгих секунд из зарослей бурелома, истерзанных временем и гнилью, появилась тень. Она медленно, словно неохотно, выплыла из полумрака, раздвигая ветви и кусты. Это был вовкулак — жуткое зрелище, вызывающее не столько страх, сколько отвращение и жалость.

Его серая, сморщенная кожа, подобная пергаменту, обтягивала кости, подчёркивая ужасающую худобу. Рёбра, острые и тонкие, как птичьи перья, проступали сквозь клочья грязной шерсти, а живот был впалым, словно у изголодавшегося пса. Его глаза, два горящих уголька, сверкали в полутьме, искажённые голодом и яростью. Из пасти, из которой торчали жёлтые, заострённые зубы, вырывался тяжёлый, прерывистый вдох, сопровождаемый хриплым стоном. Казалось, что он давно забыл, что такое сытость, и этот голод пронизывал всё его существо, делая его ещё более пугающим. Воздух вокруг него вибрировал от его животной ярости и отчаяния.

Вовкулак с диким рыком бросился на детей. Его длинные когти сверкнули в воздухе, оголились острые зубы. Дети, окаменев от ужаса, лишь успели вскрикнуть, как между ними и чудовищем мгновенно оказался Крид. Его движение было столь стремительным, что казалось, он что он оказался там в один миг.

В тот же миг Виктор с нечеловеческим усилием схватил вовкулака за кадык. Его пальцы, впиваясь в шею твари, побелели от напряжения. Чудовище, оказавшись в тисках железной хватки, забилось в конвульсиях; когти царапали воздух, зубы щелкали, пытаясь прогрызть руку Виктора.

С лица вовкулака стекала пена, смешанная с кровью. Его рык превратился в глухой хрипящий стон. Виктор, с искажённым от усилия лицом, крепко держал чудовище; жилы на его руках вздулись, словно канаты. Дети, прикрываясь спиной Крида, с ужасом наблюдали за этой сценой; их глаза расширились от ужаса и одновременно от изумления перед мужеством незнакомца. Воздух дрожал от напряжения, наполненный звуками борьбы и тяжёлого дыхания. Смертельная схватка продолжалась.

Мгновение — и стремительный, как удар молнии, бросок Крида. Тварь, ещё секунду назад изливающая ярость и отчаяние, оказалась прижата к земле могучей ногой воина. Земля под стопой Крида просела, а из-под сдавленного тела волколака выступила тёмная, вязкая жижа. Густая, чёрная, как смоль, жидкость, пахнущая разложением и гнилью.

Крид нажал чуть сильнее. Его нога опустилась ещё ниже, с бесшумной неотвратимостью гильотины. Раздался пронзительный хруст — кадык волколака лопнул под давлением, а из его пасти вырвался последний, безмолвный вскрик, превратившийся в булькающий звук уходящей жизни. Тёмная кровь смешалась с чёрной жижей, образуя жуткую лужу на земле, которая постепенно впитывалась в почву.

Тело волколака застыло, когти ослабли, глаза погасли, оставив после себя пустоту, полную ледяного безмолвия. На земле осталась лишь мёртвая маска звериной ярости, утопающая в луже чёрной крови. Воздух очистился от звериного духа, но остался пропитан тяжёлым запахом смерти и неизгладимым следом тёмной магии.

— Спасибо, дядя! — неуверенно прошептал пятилетний мальчик, его голос, едва слышный в жуткой тишине, дрожал, словно тростинка на ветру. Грубая холщовая рубаха висела на нём мешком, подчёркивая измождённость маленького тела. Лицо, испачканное землёй и, кажется, слезами, было бледным; губы подрагивали. Огромные тёмные глаза смотрели на безжизненное тело волколака с недетским пониманием ужаса, но и со странной уверенностью в правильности поступка незнакомца.

Он глубоко вздохнул, стараясь скрыть дрожь в голосе, и произнёс уже твёрдо:

— Нужно отвести его матери-настоятельнице. — Маленькая рука с тонкими, почти прозрачными пальчиками сжала грязный ворот рубахи Крида. Сила в этом жесте была поразительна, несоответствующая его возрасту. Это не было детским любопытством, а осознанной решимостью, рождённой тяжёлыми жизненными обстоятельствами.

Кроха потянул за собой застывшего Крида, и его маленькие ножки, словно не чувствуя усталости, уверенно шагали вперёд, через лужу чёрной крови, через ту мрачную тишину, которая, казалось, окутала весь лес. Однако спина мальчика слегка сгорбилась. Лицо его было решительным, но в глубине глаз плясала тень страха.

Лес, казалось, затаил дыхание, сопровождая их путь тяжёлым, давящим молчанием. Только скрип сучьев под ногами мальчика и глухой шлепок тяжёлых сапог Крида нарушали гробовую тишину. Солнце, пробиваясь сквозь густую крону деревьев, рисовало на земле причудливые узоры света и тени, подчёркивая мрачность обстановки. Мальчик, не оглядываясь, шёл вперёд, его маленькая фигурка, словно тень, скользила между деревьев. Он словно чувствовал взгляд леса, его скрытую жизнь, его мрачные тайны, которые хранились в глубине тёмных чащоб.

Пара минут, и они вышли из леса.

Сполето предстал перед ними во всей своей величественной красе: город, раскинувшийся на холме, подобно гордому орлу, расправившему крылья. Серые от времени и истерзанные ветрами столетий каменные стены поднимались крутыми уступами, венчаясь зубчатыми башнями. Дома, прижавшись друг к другу, спускались по склону, образуя лабиринт улиц и переулков. Покрытые мхом и лишайником красные крыши свидетельствовали о его почтенном возрасте. Город дышал историей; каждый камень хранил в себе эхо прошлых войн и триумфов. Крепкие ворота, украшенные гербами и рельефами, вели в его сердце, где жизнь кипела, скрываясь за массивными стенами и башнями.

Но Крид, следуя за маленьким проводником, оставался невозмутим. Он видел города и древнее, и величественнее Сполето. Его взгляд, холодный и проницательный, как у хищной птицы, спокойно осматривал городские укрепления, отмечая каждую деталь. Он замечал бойницы, выступающие из стен, скрытые за камнями катапульты и внимательно изучал позиции лучников на высоких башнях. Увидев странную пару, наблюдающую за городом снизу, лучники насторожились и направили свои луки в сторону незваных гостей. Их холодные, хищные взгляды пронзали Крида насквозь, но он оставался невозмутим, словно не замечая всей той неприязни. На его лице царило спокойствие; в глазах не было ни страха, ни удивления, ни восхищения – лишь холодный расчёт и невозмутимое спокойствие опытного воина, видевшего смерть далеко не раз и познавшего цену жизни.

Пройдя через массивные ворота, Крид погрузился в лабиринт узких, извилистых улиц Сполето. Каменные дома, плотно прижатые друг к другу, казалось, источали запах веков. Неровные, местами облупившиеся стены рассказывали о многочисленных ремонтах и перестройках; каждая трещина была шрамом на лице города. Воздух вибрировал от множества звуков: скрипа дверных петель, топота копыт по мостовой, голосов торговцев, зазывающих покупателей скрипучими голосами, звона кузнечного молота из глубины какого-то двора и постоянного щебета птиц, гнездящихся на крышах. К этим звукам примешивались запахи старины: сырость камня, выветрившаяся штукатурка, дым из труб, пахнущий сосновыми поленьями с лёгким привкусом миндаля, а также сладковатый аромат приправ и трав — базилика, тимьяна и чего-то ещё, неизвестного и интригующего.