Крик домашней птицы (сборник)

РУХШОНА. Происшедшее было не убийством, а обороной.

САЕВЕЦ (усмехаясь, Пахомовой).Ничего оборона. Шесть ножевых: в живот, в лицо, в пах, а у ней ни царапины.

ПАХОМОВА. Весь праздник насмарку из-за одной…

САЕВЕЦ (не дает Пахомовой закончить мысль).Сожалеете о содеянном?

РУХШОНА. Бессмысленный вопрос, у меня не было другого выхода.

Саевец обходит Рухшону кругом, пристально смотрит ей в глаза.

САЕВЕЦ. А полюбовнодоговориться — не могла?

Рухшона привстает, у нее вырываются горлом те же звуки, что и утром. Саевец отшатывается, переводит взгляд с Рухшоны на нож, оставленный им на столе, потом на Пахомову, та забирает нож.

Все, не надо нервничать. (Садится на место, успокаивается.)Голова от вас кругом идет. Пусть в области разбираются.

Стук в дверь.

ГОЛОС. Давай, закругляйся по Ибрагимовой — и дуй туда!

САЕВЕЦ (пишет, по-детски старательно).На почве внезап-но воз-ник-ших не-при-яз-нен-ных отношений. (Не глядя на Рухшону, подвигает ей протокол.)С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний не имею.

РУХШОНА. Этого я подписывать не буду. (Поднимает взгляд на Саевца.)Орфографию поправить? (После паузы.)Шутка.

Сцена одиннадцатая Подвиг

1. Дозалупался Паша

В пельменной тихо. Несколько милиционеров курят возле окна. Пахомова, заведующая пельменной, моет испачканный кровью пол. Врываются Ксения с Рукосуевым.

КСЕНИЯ. Ужас, Господи, ужас какой!

РУКОСУЕВ. Вроде, цело все. И народу — никого. Что же это за теракт? Видали мы теракты… по телевизору.

КСЕНИЯ. Погоди! (Саевцу.)Чем они его? (Тот изображает удар ножом).А, ножом… (Понемногу приходит в себя, пытается взять все в свои руки.)Почему сразу не известила, Пахомова?

Пахомова что-то тихо говорит Ксении.

Сноху ходила поздравить? С тобой мы еще разберемся, умница! (Милиционерам.)А накурили-то, накурили! Мужчины, курите на улице!

Милиционеры перемещаются к входной двери.

Саевец, стой. Где? Где все было?

САЕВЕЦ. На кухне, Ксения Николаевна.

КСЕНИЯ. На кухне? Что Паша делал на кухне? (Некоторое время озирается, вдруг спохватывается.)А Роксана где? Где Роксана моя?!

САЕВЕЦ. Кто? Ибрагимова, что ли? В изоляторе, где еще?

КСЕНИЯ. В изоляторе?

САЕВЕЦ. Завтра — в область.

КСЕНИЯ. Что-о-о? Это — она??? Господи! (Принимается было причитать и тут же перестает.)Ясно теперь. Паша за девочкой поухаживал. А она-то! Вот это да-а! Где, где она?

САЕВЕЦ. Я ж говорю, Ибрагимова у нас переночует. Завтра в область.

РУКОСУЕВ. Ксень, а таджики твои сегодня… ударно потрудились. (Потягивается.)

КСЕНИЯ (злобно).Ага, зевни мне еще! (Льстиво.)Егорушка, миленький, какая область, зачем область?

РУКОСУЕВ. Глава местного самоуправления все ж таки. Не кролик. Пресса, то да сё. Охота приключений искать? Мне нет.

КСЕНИЯ. Сто пятая, часть первая, ее ты судить должен.

РУКОСУЕВ. Тут, будем говорить, сто пятая, вторая. (Загибает пальцы.)С особой жестокостью, раз. На почве национальной ненависти — кто его знает? — два. Теперь с этим строго.

КСЕНИЯ. Скажи еще: при выполнении долга!

РУКОСУЕВ. Часть вторая, от восьми до двадцати, в область… Ну, двадцать не двадцать, а на десяточку потянет.

КСЕНИЯ (начинает негромко, потом кричит).Извини меня, Егорушка, но за Пашу, извини меня, да? За Пашу Цыцына, за эту шелупонь— десять лет?! Побойся Бога, Егорушка, побойся Бога! Я тебе завтра сто таких паш найду. Вы с ним друзья были, конечно, но, извини, нервы у меня не железные, а у Паши нашего где совесть была, там, как говорится, хрен вырос! Где этот, дознаватель херов? (Саевцу.)Дай сюда, что ты написал! (Вырывает у него из рук бумаги.)Не мешай, Егор! Что за «ссора на фоне внезапшн…» — тьфу! — «внезапно возникших неприязненных отношений»?! Что ты понять мог, урод?! Она и говорить-то не умеет толком! Пиши давай: «при попытке изнасилования». Где ее подпись? Нету?! Всё, филькина грамота! Засунь себе…

САЕВЕЦ. Извините, Ксения Николаевна, вы, в принципе, уважаемая личность…

Ксения почти теряет сознание, опускается на пол, ее тащат к двери. Пахомова дает ей нюхать нашатырный спирт.

РУКОСУЕВ (в телефон).Плохо человеку! Да нет, да причем тут… Давай сюда свою, блядь, медицину!

САЕВЕЦ. Неприятно, конечно, стресс.

РУКОСУЕВ (милиционерам).Да… Крови, как из… Мужики, вы свинью когда-нибудь резали?.. А это… Чтобы в первый раз и за нож, это редко. По нашей практике… Ну, топором там… а ножом трудно убить человека. Вызывает, конечно, определенное… Красивый бабец?

САЕВЕЦ. Да чего там красивого, Егор Саввич? Чурка и чурка.

РУКОСУЕВ. Паландреич-то, а?.. Думал, Бога за яйца держит, в область брали.

САЕВЕЦ. Ага, ногами вперед.

РУКОСУЕВ. Ну, в общем. Дозалупался Паша. Э-эх… Жене сообщили?

2. Не нужен нам Македонский

Пельменная пустеет. Следственные действия закончены, пол вымыт. Все ушли, только за одним из столиков задремал судья.

КСЕНИЯ. Я… нормально… Идите все, идите. Егор, ты тоже, не суети. (Некоторое время сидит, собирается с мыслями.)Нет, но Роксана! Это да-а… Сила… Поступок. Ну, как сказать? — взять и решить вопрос. Подвиг! Я всю жизнь что-то… договариваюсь, выгадываю, кручусь, с этими… (С презрением смотрит на спящего судью.)А тут — р-р-раз! (Изображает удар ножом с размаху.)Получил?.. Даже не то что… А просто — раз! (Короткий удар.)И решен вопрос. Одна… Обалдеть… Какая… Какую тайну… Ведь это ж во всем должно быть… Во всем. А взгляд? Ибрагимова… Да-а… Роксана. (Задумчиво.)Роксана, Ксана — тезки почти! Но я… Все какими-то… ти-ти-ти. Шажочки такие. А тут… раз-раз. Тут не то что Александр Македонский… Ну, я не знаю… Разве что действительно — Македонский?

Спохватывается, начинает бегать из пельменной домой и обратно, приносит огромную сумку, сбрасывает в нее еду из холодильника, одежду, белье, ботинки.

Верочкино всё… Сейчас, сейчас… Бежать надо! Яблочек вот покушать, колбаски, йогурты вот, паштетики, рыбка красная… Что она любит? (Вынимая еду из холодильника, нюхает ее, часть забраковывает.)Бедная! Их там не кормят совсем… (Глядя неприязненно на спящего судью.)Эти вон худые какие стали! Разве можно так с людьми? Деточка, сейчас, секундочку, вот, вот это еще. (Останавливается, обводит пельменную невидящим взглядом.)Македонский… Какой еще Македонский? Не нужен нам никакой Македонский!