Крик в ночи
Шрифт:
Питер подумал, как мало, в сущности, он знает Джо, полагая, что знает достаточно хорошо. Ведь его друг — кумир сотен миллионов людей — величайший иллюзионист двадцатого столетия, которому безропотно поклоняется всякий, кто хоть раз видел его удивительные чудеса. Им, этим чудесам, даже самый пытливый ум не в силах дать вразумительного объяснения. Здесь железная логика теряет смысл, а всякий смысл превращается в бессмыслицу. Хотя сознание и говорит: всему тому, что ты видишь, есть, должно быть, ясное и определенное толкование…
Работа в спецслужбе
Джо небрежным движением пальцев левой руки перемешал колоду карт и огромным веером бросил ее на журнальный стол…. Когда-то в Одессе, в юные годы, он слыл величайшим шулером и пройдохой: к примеру, останавливая на улице прохожего, он под видом щедрого филантропа предлагал ему двадцать рублей за червонец, а тот, предвидя обман, все равно брал деньги и, пересчитав, видел перед собой только клочки туалетной бумаги, — а филантропа и след простыл! Он обладал гипнотическим влиянием на окружающих, водил дружбу с самым, что ни на есть, отребьем, однако (как ни парадоксально!) оставался на хорошем счету у КГБ и милиции.
Все-таки насчет собственных нетронутых принципов Джо явно лукавит, подумал Питер. Бесспорно, он великий маг и чародей, но и женщины сыграли в его головокружительной карьере далеко не последнюю роль, — ФБР это было доподлинно известно. Собственно, здесь и находилась та самая тайна, та хрупкая зацепочка, которую держит про запас любая солидная спецслужба в отношении интересующего ее субъекта. Ведь как знать — в хозяйстве все может пригодиться.
…Питер вздрогнул: вместо одного карточного веера он видел уже три! Уж ни мерещится ли?
— Этому фокусу всего за пять баксов меня научил пьяный гонконгский моряк, — улыбнулся Джо. — Тогда мне позарез нужны были деньги и, кажется, не было в Одессе ни одного кабака, где б я не демонстрировал карточный трюк. Смотри, я покажу тебе, как просто все получается…
«Какого черта я подвизался в этой муторной дурацкой разведке? — размышлял Питер, бессмысленно наблюдая, сколь ловко Джо Вандефул манипулирует картами. — У него все так легко выходит, без напрягов и раздвоения личности, — одни завидки берут».
— Возьми меня к себе! — предложил Питер.
— У тебя мозги работают только в одном направлении, не подойдешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Деньги-продюсеры-бабы. Или бабы-продюсеры-деньги, — пояснил Джо.
— Разве это настолько несовместимо с твоим ремеслом?
— Совместимо самую малость. Главное — полнейшее отрешение от всего личного, полная отдача моему искусству и работе. Но основное —
честность. И не продажность. За самые баснословные деньги!Питер засмеялся:
— Все гарантирую за исключением последнего.
Вопрос, с которым Питер задумал «подкатить» к фокуснику, не стоил для Джо, как полагал он, больших усилий. Вообще-то, подобными трюками занимались и в ФБР, как впрочем, и в других спецслужбах. Однако дело было щепетильным, деликатным и стоило престижа огромного государства как в денежном, так и в политическом аспекте, здесь даже чуть-чуть «засветиться» — было для ФБР настоящим крахом..
— Скажи-ка, Джо, — осторожно начал Питер, — много ли в твоей иллюзорной империи… двойников?
— А ты как полагаешь?
— Думаю, немало.
— Вот как? Почему же?
— Сам посуди: ты прячешь человека в ящик, а через доли секунды этот человек обнаруживается где-то в противоположном конце зала…
Джо Вандефул внимательно посмотрел на друга:
— Пожалуй, я поспешил отказать тебе в работе.
— Принимаю это как комплимент выдающегося чародея.
— Зачем вам нужен двойник?
В этом вопросе «вам» прозвучало пониманием того, с кем Джо в лице Питера имеет дело, что в свою очередь ошарашило последнего. Значит, служба охраны Вандефула успешно просвечивает всех вокруг него. Нет, в самом деле — они достойны друг друга!
— Как ты относишься к России? — спросил напрямую Питер.
— Никак, — ответил Джо. — Я люблю Одессу, люблю издалека, будто вспоминаю поблекший фотоснимок далекого детства… А в той огромной семье народов, которой является Россия, мне уже никогда не будет места.
— В семье не без еврея, — пошутил Питер.
— Даже не в этом дело. Там не умеют и не любят по-настоящему работать, а значит, не могут дать истинную оценку труду. Какому угодно, не обязательно моему. Здесь наши мысли созвучны, не так ли?
— Вполне.
— В Россию лучше всего въезжать на белогривом коне эдаким победителем, снизошедшим до своего бывшего, вечно раздрызганного государства и столь же безнадежно униженного народа.
— В тебе говорит жалость или ностальгия?
— И то, и другое. Жалость унизительна, но таков уж народ: какой путь ни выберет — все не туда!
Кажется, Питер услышал главное. И в этом главном, при всей симпатии к России, у Джо сквозил негативизм.
— Что скажешь, если мы поставим дураков на колени? — спросил Питер.
— По-моему, они уже давно на коленях, куда больше…
— Это по-твоему. И ты имеешь в виду прежде всего народ.
— А кого еще я должен иметь в виду?
Питер помедлил:
— Правящую верхушку, к примеру.
— Ого! — воскликнул Джо. — Здесь отдает марксистко-ленинской терминологией из совкового учебника истории. Угнетатели и угнетенные — нам это вдалбливали с малых лет.
— Видишь ли… Мне плевать, что там кому вдалбливали, но, согласись, жадность и алчность президентского окружения в России уже перешла все мыслимые границы.