КРИПТОАНАРХИЯ, КИБЕРГОСУДАРСТВА И ПИРАТСКИЕ УТОПИИ

Рональд Рейган против хиппи

15 мая 1969 года губернатор Рональд Рейган приказал вооруженным полицейским совершить предрассветный налет на протестующих хиппи, оккупировавших Народный парк возле кампуса Калифорнийского университета в Беркли. В ходе последовавшего побоища один человек был застрелен, а еще 128 — оказались в больнице. В этот день «правильный» мир и контркультура, казалось, стали непримиримыми противниками. По одну сторону баррикад губернатор Рейган и его последователи защищали неограниченную свободу предпринимательства и поддерживали вторжение во Вьетнам. Им противостояли хиппи, боровшиеся за социальную революцию дома и выступавшие против имперской экспансии за пределами страны. В год совершения того налета на Народный парк казалось, что исторический выбор между этими двумя противоположными представлениями о будущем Америки может быть сделан только в результате ожесточенного столкновения сторон. Как сказал тогда один из лидеров йиппи [218] Джерри Рубин, «наши поиски приключений и героизма ведут нас за пределы Америки, на путь самосозидания и бунта. Америка же в ответ готова уничтожить нас...»

218

Йиппи (yippies от YIP, Youth International Party, по созвучию с hippies) — представители Международной партии молодежи

На протяжении 1960-х годов радикалы из района Залива распространяли политические взгляды и культурный стиль движения новых левых по всему миру. Отказавшись от недальновидной политики послевоенного периода, они проводили кампании против милитаризма, расизма, сексуальной дискриминации, гомофобии, бездумного потребительства и загрязнения окружающей среды. Вместо традиционных для левых жестких организаций они создавали коллективные демократические структуры, которые, надо полагать, служили прообразом либертарианского общества будущего. Прежде всего, калифорнийские «новые левые» сочетали политическую борьбу с культурным бунтом. В отличие от своих родителей, хиппи отказывались подчиняться строгим общественным правилам, навязывавшимся «человеку организации» армией, университетами, корпорациями и даже политическими партиями левого толка. Вместо этого они в открытую демонстрировали свое неприятие «правильного» мира пренебрежением к своему внешнему виду, беспорядочными половыми связями, громкой музыкой и увлечением наркотиками.

Радикальные хиппи были либералами в социальном смысле этого слова. Они боролись за универсальные, рациональные и прогрессивные идеалы: демократию, терпимость, возможность самореализации и социальную справедливость. Обнадеженные более чем двадцатилетним периодом экономического роста, они верили, что история на их стороне. В научно-фантастических романах они грезили об «экотопии» — Калифорнии будущего, где нет автомобилей, экологически чистое промышленное производство, эгалитарный характер сексуальных отношений, повседневная жизнь, протекающая внутри общин. Для некоторых хиппи подобные представления могли бы реализоваться только путем отказа от научно-технического прогресса как ложного идола и возвращения к природе. Другие, наоборот, надеялись, что технологический прогресс неминуемо трансформирует их либертарианские принципы в социальную реальность. Самое главное, что такие тех-нофилы, находясь под влиянием теорий Маршалла Маклюэна, верили, что слияние медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций неизбежно приведет к созданию «электронной агоры» — виртуального пространства, где каждый может выражать свое мнение без боязни подвергнуться цензуре. Будучи преподавателем филологии средних лет, Маклюэн, тем не менее, проповедовал радикальные воззрения, согласно которым власть крупного бизнеса и «большого правительства» обязательно будет ниспровергнута благодаря, по сути, неявным воздействиям новых технологий на отдельных индивидов:

«Электронные медиа... упразднят пространственное измерение... Посредством электричества мы возобновляем контакты друг с другом в любом месте, словно находясь в пределах самой маленькой деревушки. Это глубокая связь и без передачи каких-либо функций или полномочий... На смену лекции приходит диалог» [219] .

Воодушевленные предсказаниями Маклюэна, радикалы с Западного побережья увлеклись разработкой новых информационных технологий для альтернативной прессы, общинных радиостанций, компьютерных клубов для энтузиастов и видео-коллективов. Эти общественные активисты медиа верили, что они находятся на переднем крае борьбы за построение новой Америки. Создание «электронной агоры» было первым шагом в реализации идеи прямой демократии внутри всех социальных институтов. Борьба обещала быть жесткой, но до «экотопии» уже рукой подать.

219

Marshall McLuhan, Understanding Media (London: Routledge &Kegan Paul, 1964), p. 255—256. Также см.: Marshall McLuhan and Quentin Fiore, The Medium Is the Massage (London: Penguin, 1967) nGerald Emanuel Stern, ed., McLuhan: Hot and Cool (London: Penguin, 1968).

Возникновение «виртуального класса»

Разве мог бы кто-нибудь предсказать, что менее чем через 30 лет после сражения за Народный парк добропорядочные буржуа совместно с хиппи создадут «калифорнийскую идеологию»? Кто бы мог подумать, что столь противоречивая мешанина из технологического детерминизма и либертарианского индивидуализма способна стать гибридной ортодоксией информационной эпохи? Наконец, кто бы мог предположить, что, по мере того как будет усиливаться преклонение перед технологией и свободой, возможность высказать нечто разумное в отношении общества, в котором они используются, будет становиться все менее и менее реальной?

Популярность «калифорнийской идеологии» проистекает из предельной двусмысленности ее положений. На протяжении нескольких последних десятилетий подвижническая деятельность общественных активистов общественных медиа была в значительной степени востребована хайтечной промышленностью и медиа-индустрией. Хотя оперирующие в этих секторах компании могут посредством механизации и заключения субдоговоров восполнить большую часть своих потребностей в рабочей силе, они по-прежнему продолжают зависеть от ведущих специалистов, способных проводить исследования и создавать оригинальные продукты — от программного обеспечения и микросхем до книг и телевизионных программ. Эти квалифицированные работники вместе с некоторыми владельцами высокотехнологичных предприятий образуют так называемый виртуальный класс: «техническая интеллигенция из ученых-когнитивистов, инженеров, компьютерщиков, разработчиков видеоигр и прочих специалистов в области коммуникаций...». Будучи не в состоянии подчинить их дисциплине сборочной линии либо заменить машинами, менеджеры привязывают таких работников-интеллектуалов срочными контрактами. Подобно «рабочей аристократии» прошлого столетия, ведущие специалисты медиа-индустрии, компьютерной и телекоммуникационной индустрии на собственном опыте получают и вознаграждение и узнают, что такое ненадежность рынка. С одной стороны, эти мастера высоких технологий привыкли получать хорошие деньги за свой труд, будучи к тому же более или менее свободными в выборе темпа выполнения работы и места приложения своих сил. Как следствие, культурный водораздел между хиппи и «человеком организации» в наши дни стал довольно размытым. С другой стороны, такие работники связаны условиями своих контрактов, не имея какой бы то ни было гарантии постоянной занятости. Они, в отличие от хиппи, испытывают недостаток свободного времени, и поэтому для многих представителей виртуального класса сама работа как таковая становится основным средством самореализации.

«Калифорнийская идеология» дает возможность понять представление о реальности этих мастеров высоких технологий. С одной стороны, специалисты этого типа являются привилегированной частью рабочей силы, с другой стороны — адептами радикальных идей общественных активистов медиа. Таким образом, «калифорнийская идеология» одновременно сочетает в себе дисциплину рыночной экономики и свободу ремесленничества хиппи. Столь причудливый гибрид стал возможен лишь благодаря чуть ли не поголовной вере в технологический детерминизм. Еще в 1960-е годы либералы — в социальном смысле этого слова — тешили себя надеждой, что новые информационные технологии позволят им реализовать свои идеи. Отвечая на вызов новых левых, новые правые возродили старую форму либерализма — экономический либерализм. В отличие от радикальных представителей хиппи, стремившихся к коллективной свободе, они боролись за свободу индивидуумов в рамках рынка. Но даже эти консерваторы не смогли устоять перед романтикой новых информационных технологий. Предсказания Маклюэна 1960-х годов получили иную трактовку и стали восприниматься как реклама новых медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций, разрабатываемых в частном секторе. Начиная с 1970-х годов Тоффлер, де Сола Пул и прочие гуру пытались доказать, что пришествие гипермедиа парадоксальным образом влечет за собой возврат к экономическому либерализму прошлого. Эта ретро-утопия повторяла прогнозы Азимова, Хайнлайна и других «мачо» научной фантастики, чей мир будущего обязательно населен космическими торговцами, сверхловкими коммивояжерами, гениальными учеными, капитанами пиратов и прочими упрямыми индивидуалистами. Путь технологического прогресса не всегда вел к «экотопии» — он мог увести и назад, во времена Америки «отцов-основателей».

«Электронная агора» или «электронный рынок»?

Двусмысленность «калифорнийской идеологии» наиболее наглядно проявляется в противоречивости ее воззрений на цифровое будущее. Развитие гипермедиа становится главной составляющей следующей стадии капитализма. Как указывает Зубофф, внедрение медиа, компьютерных и телекоммуникационных технологий на промышленном предприятии и в офисе представляет собой кульминацию долговременного процесса отстранения рабочей силы от непосредственного участия в производстве. Если руководствоваться только соображениями конкурентоспособности, то тогда все ведущие промышленные экономики в конце концов будут вынуждены подключить все свое население, чтобы добиться увеличения производительности цифрового труда. Не ясно, какими будут социальные и культурные последствия предоставления гражданам возможности производить и обмениваться почти неограниченными объемами информации в мировом масштабе. Прежде всего, кому именно, новым левым или новым правым, пришествие гипермедиа позволит реализовать свои утопии? Будучи гибридной верой, «калифорнийская идеология» благополучно справляется с этой головоломкой, возлагая надежды на ту и другую перспективы одновременно и не подвергая критике ни одну из них.

С одной стороны, антикорпоративная чистота новых левых была сохранена сторонниками «виртуального сообщества». По утверждению их гуру, Говарда Рейнгольда, ценности контркультурных детей бэби-бума определяют развитие новых информационныхтехнологий. Как следствие, общественные активисты медиа смогут воспользоваться гипермедиа для замещения корпоративного капитализма и «большого правительства» высокотехнологичной «экономикой дара». Электронные доски объявлений, Интернет-конференции в реальном времени и чаты уже сориентированы на добровольный обмен информацией и знаниями между участниками. С точки зрения Рейнгольда, члены «виртуального класса» все еще находятся на переднем крае борьбы за социальное освобождение. Несмотря на лихорадочную коммерческую и политическую деятельность по построению «информационной супермагистрали», электронная агора непременно одержит победу над своими корпоративными и бюрократическими противниками.

С другой стороны, другие идеологи с Западного побережья воспользовались идеологией laissez-faire63 своего былого консервативного оппонента. К примеру, Wired—ежемесячная библия «виртуального класса» — некритически воспроизвела воззрения Ньюта

Гингрича, лидера ультраправых республиканцев в палате представителей конгресса США, и Тоффлеров, являющихся его ближайшими советниками. Игнорируя их курс на урезание программ социального обеспечения, журнал зачарован энтузиазмом этих деятелей в отношении либертарианских возможностей, которые предоставляют новые информационные технологии. Тем не менее, даже позаимствовав у Маклюэна его концепцию технологического детерминизма, Гин-грич и Тоффлеры отнюдь не стали сторонниками электронной агоры. Напротив, они заявляют, что слияние медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций приведет к созданию электронного рынка: «...в киберпространстве... технологический прогресс преобразовывает рынок за рынком из "естественной монополии" в такую ее форму, где конкуренция является нормой».

В этой версии «калифорнийской идеологии» у каждого члена «виртуального класса» есть перспектива стать преуспевающим высокотехнологичным предпринимателем. Согласно приводимой аргументации, информационные технологии наделяют индивида соответствующими полномочиями, повышают уровень личной свободы и радикально ослабляют мощь национального государства. Существующие общественные, политические и правовые структуры власти зачахнут, и их заменят ничем не стесненные взаимодействия между независимыми индивидами и их программными средствами. Последователи Маклюэна новой волны энергично доказывают, что «большое правительство» должно отстать от находчивых предпринимателей, поскольку только они достаточно хладнокровны и смелы для того, чтобы рисковать. Вместо составления контрпродуктивных инструкций склонные к фантазиям инженеры занимаются разработкой инструментария, необходимого для создания «свободного рынка» внутри киберпростран-ства: криптографической защиты, цифровых денег и процедур верификации. В самом деле, попытки воспрепятствовать новым проявлениям этого технологического и экономического влияния (предпринимаемые, в частности, правительством) бьют только лишь по тем, кто достаточно глуп, чтобы игнорировать фундаментальные законы природы. По мнению исполнительного редактора Wired, «невидимая рука» рынка и слепые силы дарвиновской эволюции — это, по существу, одно и то же. И в научно-фантастических романах Хайнлайна и Азимова дорога в будущее, похоже, оказывается дорогой, ведущей назад, в прошлое. Информационная эпоха двадцать первого века станет временем реализации либеральных идеалов Томаса Джефферсона восемнадцатого столетия: «...создание новой цивилизации, основывающейся на вечных истинах Американской идеи».