Кристалл Хаоса

— Может быть, я?.. — сказал Жалкий, вспомнив про свою новую катану, способную разрубить что угодно.

— Нет, ты плохо фехтуешь, а этот… достойный муж занимается с раннего детства.

— Тогда кто? Неужели сама хочешь сразиться?

— Нет.

— Тогда кто? Глюковик?

— Три.

— Что?

— Два. Один.

На озерном пляже открылся портал, из которого первыми вышли оба телохранителя старого мага.

— Привет, Риккардо. — обратилась оракул к одному из них.

— И тебе не хворать, Ирис.

— Хочешь развлечься? Заодно свои деньги отработаешь.

Паладин фехтовал невероятно технично, и все его именитые учителя за весь бой так и не нашли бы, к чему придраться. Шлем и тяжелые доспехи почти не мешали посланцу богов, и был он чудовищно вынослив, нанося по противнику резкие удары своим длинным мечом. Телохранитель Гильдии, долгое время бивший баклуши в замке, уже через две минуты боя выглядел запыхавшимся. Но фехтовал он божественно, заходя с боков неповоротливого врага и отражая его удары собственным мечом или пластично уклоняясь, поскольку знал все приемы, использованные паладином, досконально, и вдобавок оказался фехтовальщиком прирожденным и талантливым. Не раз и не два паладин проворонивал после своих неистовых атак серии ударов, заканчивающиеся неизменно звоном меча телохранителя о сочленения черных доспехов, и те, несмотря на высокое качество, допустили несколько ранений своего хозяина. Паладин повысил темп боя в надежде утомить своего противника прежде, чем сам потеряет слишком много крови, но от его неистового напора кровотечение усилилось. Бой, казалось ему, все еще не был проигран, ведь стоило бездоспешному допустить хоть одну ошибку… впрочем, минутой спустя промах допустил он сам, сделав неловкий удар из неудобного для себя положения, посчитав, что противник наконец-то открылся. Выбитый из рук меч звякнул о камни. Гарнизонные солдаты, обеспечивающие своему новоявленному командиру моральную поддержку, заголосили, обсуждая бой. Видно было, что мнения разделились, и за паладина, заставившего их покинуть насиженное место, болели далеко не все.

— Сдаюсь, вы победили. Риккардо, кажется?..

— Он самый, папаша. Он самый. — хрипя натруженными легкими, произнес телохранитель.

— Вы не тот ли Риккардо Антариус, который…

— Да, да. Фехтую я неплохо, выиграл парочку турниров.

— Но почему такой человек, как вы…

— Контракт с Гильдией. Они платили за мое обучение, а я до сих пор отрабатываю. Ну тупой я, все призовые просаживаю, играя в рулетку…

— Ну что ж, отработали вы на славу. Можете возвращаться к вашим друзьям, вы вольны идти, куда вздумается. Прошу меня простить, но моя нога требует срочной перевязки, да и другие раны тоже…

— Они мне не друзья. Сомневаюсь, что кроме Ирис кто-то помнит мое имя. Глаза б мои их всех не видели.

Используемый для охраны ящиков и надзора за вороватыми слугами чемпион фехтовальных турниров грязно выругался, отсалютовал паладину и, по-прежнему тяжело дыша, вернулся к коллеге. Теперь на него уже даже вампирша не посмотрела, как на пустое место, пробубнив про себя:

— Хороший бой, пища. Хороший бой.

Впереди по бескрайнему дну высохшего океана в Землях Хаоса шел Тизиан. Сапоги старика методично поднимали пыль там, где когда-то царила морская жизнь. Все, кроме Моринии, давно устали физически, но ныла только она одна, жалуясь, что так и не попробовала кровушки.

— Да успокойся ты. Можешь меня покусать. — сказал ей Жалкий, не выдержав.

— Я не покусать хочу.

— А что тогда?

— Кровавый Пир. Идеально подходит к скоплениям врагов. Вроде тех солдат, что ушли живыми и здоровыми.

— Боюсь даже спрашивать, что это такое.

— А, так это когда старый вампир буквально вырывает всю имеющуюся кровь из жил своих жертв, и собирает ее в ком, висящий в воздухе. Мерзкое зрелище после этого остается. Тела как будто…

— Я же сказал, что не хочу этого знать. — прервал Тизиана Жалкий.

— Ты сказал, что боишься спрашивать, а не что не хочешь знать. В следующий раз выражайся яснее.

Жалкий немного помолчал, затем не выдержал:

— Мори…

— А?

— Ты почему с такими наклонностями до сих пор нас всех не перебила одной прекрасной ночью спящими?

— С чего бы мне это делать? Глупый вопрос. Вы ж мои друзья.

— Но ты остаешься… ну…

— Где остаюсь?

— Не где, а кем!

— Вампиром?

— Да. Вампиром, причем очень жестоким.

— Разве? Чего я натворила-то?

— Ничего. Но в другом месте и в другое время ты можешь натворить таких дел, что…

По щекам Моринии внезапно потекли слезы.

— Вот и Атре говорит то же самое. Никто в меня не верит. А я ведь просто говорю о том, чего мне хочется. Я лишь болтала, понимаешь, болванский братик? Не виновата я в том, что маньячка. Я сдерживаюсь — вот все, что я могу с этим сделать. Я уже тысяч пять лет как сдерживаюсь. А вы… вы все…

Жалкий остановился, так что бредущая позади плачущая вампирша уткнулась сослепу в его спину. И обнял за плечи. Несмотря на обиду, Мориния вырываться не стала.

— Извини, Мори. Виноват. Наверное, я и правда болван. Больше не буду поднимать эту тему. Мир?

Мориния вытерла слезы.

— Сердиться будешь — себе дороже. Мир.

— Хочу своего порошка, просто жуть как. — сказал Рольф, едва сняв свой черный балахон, когда Кристалл Хаоса повернулся несветящейся стороной и все уселись на ночь возле костра, устроенного из найденных обломков маленького двухмачтовика.

Тизиан поморщился:

— Мало ли чего ты хочешь. Я знал о вас, вампирах, много плохого, но что вы такие нытики, понял впервые.

— И вовсе мы не нытики. — возмутилась Мориния.

— А кто всю дорогу нудил про реки кровищи и про то, что питомца Ирис нужно бросить?

— Но от него и правда нужно избавиться!

— Он все время жил рядом с моей башней. Я сначала на него очень злился, и хотел извести.

— Понимаю, почему.

— Не понимаешь. Он вмешивался в каждое мое заклинание. Без исключений. Черти что из-за этого получалось. Но потом я понял, что он специально подбирает такие трансформации, чтобы мне было наиболее интересно решать проблему, изменяя колдовство. И я смирился. Из-за него я познал истинную суть магии, и стал тем, кем есть сейчас. Но ластиться он ко мне и не пробовал даже.

— Это потому, что ты очень противный.

— Не противнее некоторых спятивших вампирш буду.

Рольф вмешался, глядя как эти двое начинают свою бесконечную перепалку:

— А у меня был питомец, охотничий сокол. Тоже очень шкодный.

— Уже умер? — спросил Жалкий, подбрасывая дров в костер.

— Да, давно уже. Я его убил своими руками. Болел он сильно, ни один ветеринар не брался его лечить. До сих пор думаю, может, зря я это… может, он бы выкарабкался.

— Печально.

— Не то слово. Слышите? Шуршит что-то.

— Не слышу, но вот вонь…

Из-под песка вне пределов освещенного костром участка тем временем выбрались огромные, похожие на лангустов существа, смердящие сильнее десятка скотобоен. Их первым увидел Жалкий, глаза которого, в отличие от глаз вампиров, костер не слепил. Выхватив катану, он сделал взмах ею, прочертив серебряным всполохом полосу между собой и ближайшим хищником. Того тут же располовинило, от магического артефакта не спас ни крепкий панцирь, ни фантастически мерзкий запах, обволакивающий многоногую тушу. Один из «лангустов», не желающих приближаться к источнику света, странно дернул передними конечностями. Клинок вмешался в работу нервов хозяина, и рука дернулась, отбивая мечом дротик с костяным наконечником. С содроганием Жалкий подумал, что твари могут быть вполне разумными, и разрубил надвое метнувшего дротик «лангуста». Глюковик, переливаясь всеми оттенками красного, вырвался из рук Ирис и лишил мерности одного из пришельцев, исчезнувшего с громким хлопком. Сама Ирис поднялась и выстрелила из встроенного в ладонь лучемета, целясь по торчащим стеблям глаз. Многоноги обескураженно отступили в ночь, тихо пересвистываясь. Оттащив подальше воняющие туши, путники устроились на ночлег, выставив первым часовым так хорошо проявившего себя в войне с чудовищами Жалкого. Но толком так никто и не выспался, несмотря на то, что хозяева песчаного высохшего дна решили не возвращаться. В основном потому, что Ирис проснулась с воплем посреди ночи, держась за голову: