Диалог Владимира Высоцкого с Мариной Влади, или «Отцы и дети»
…И с меня, когда я взял, да умер,живо маску посмертную снялирасторопные члены семьи.И не знаю, кто их надоумил,только с гипса вчистую стесалиазиатские скулы мои.Владимир Высоцкий.
– Слышишь, Маринка, дети моиненависть матери отображают,как Зазеркалья чумного пути…Кажется, будто бы всё понимают,кажется, нет возражений у них.Часто бывает: семья не сложилась,но перед ними мой страх не утихлишь за тебя…Вот такая немилость!Взвилось моё состоянье души —дети
родные… отца ненавидят…Бога прошу, как отшельник в тиши,счастья им дать…Пусть их жизнь не обидит!Я ли тебя не любил, не страдалв наших разлуках – Совдепии скерцо.Значит, мальчишкам я что-то не дал,если у них только злоба на сердце.– Полно, Володенька, дети моиверят:тебя не любить невозможно!– Дети твои, что в лесу соловьи.С песней любви им легко и несложно.Ну а мои – безразличье совка —самая страшная в жизни потеря.Видит Никитка во мне дурака,ты ж для него – наподобие зверя.– Зверя Французской земли? О-ля-ля!Кто же он сам?– Нет, Марина, не надо!Может, ему не хватило рубляили другой пионерской награды.Что я для мальчика сделать не смог?Вряд ли он встретит свою Лорелею.Только, надеюсь, простит его Бог,я же, убогий, уже не успею…
«Неужели жизнь проходит…»
Неужели жизнь проходит,неужели гаснет светв этом смачном переходеболи, сумраков и бед?Неужели спозаранкуразлилась по небесамкровь убитых и подранков?..А кого – не знаю сам.Но навряд ли эту смутувраг затеял с леганца.Выстрел – каждую минуту,и расправа до конца.Не судите люди строгорусских злых писарчуков.Мы же ходим все под Богомлишь без рамок, без оков.Ни к чему влезать на танки,но поэт – всегда поэт!И наутро спозаранкульётся кровь на Божий свет.
17.07.1918 г., или Смутное время Екатеринбурга
Одичалые люди.Дни Гражданской войны —ежедневные будниобнищавшей страны.Межсемейные розни,восемнадцатый год.Из-за дьявольской кознивеселится народ.В тополиной порошепод берёзовый всхлипмилый мальчик Алёшаза Россию погиб.Кто-то ляжет на плаху,кто-то пьёт без конца,разрывая рубаху,убивает отца.Арфы порваны струны,в храме кружится взвесь.Миром правят коммуны,да плебейская спесь.Эта тяжкая ношапод берёзовый всхлип,а царевич Алёшаза Россию погиб.
У реки Смородины
Рожали в муках нам векаскрижали Нового Завета.От слёз дрожали облака.Рука Творца творила это.Но где-то выстрелы?!Расстрел!Шестую Заповедь убили.Подумай, сколько мёртвых тел —за жизнь —мы Богу возвратили?Убийство вызвало экстаз —в экстазе верещали суки:– Пусть кровь Его лежит на нас,на детках наших и на внуках!Но каждый день, но каждый часмоленье к Господу:– О, Боже! За что же Ты покинул нас?!Вернись, проступки подытожими разберёмся:Кто творил?Кто наделил нас вольнодумством?Дрожат скрижали, нету силсражаться с дьявольским безумством.Ах, человек, твои долгидавно прошли в Пасхальном звоне.Но просишь Бога:– Помоги!..а поклоняешься Мамоне.
Простите меня, православные!
Простите мне, что я живойза наши драки, склоки, смуты,за поклоненье злобе, мути.Простите мне, что я живой!Простите мне, что я не смогспасти Россию от позора,от деградации и мора.Простите мне, что я не смог!Простите мне, не доглядел,что Кремль ворами переполнен,что о победах смутно помню.Простите мне, не доглядел!Простите мне, я виноватза казнь царя и за разруху,и мне земля не станет пухом.Простите мне, я виноват!Простите мне, что я живойза поклонение Мамонев последнем хрипе, крике, стоне.Простите мне, что я живой…
«Перестук колёс, перестук…»
Моей бабушке —
Екатерине
Холиной,
поэту Серебряного века
Перестук колёс, перестукили звон в ушах, или звон?Мир давно пронзил тяжкий звук,тяжкий звук пронзил или стон?Но беда моя – не беда,если рядом ты в снег и в дождь.И в голодный год лебедауж не вызовет страх и дрожь.Уж не вызовет смачный дымнедокуренных сигарет.Я же был всегда молодыми умру, поверь, в цвете лет.Мир опять пронзил тяжкий звук,и стрела летит вслед за мной.Перестук колёс, перестук.Или вой по мне, волчий вой…
«Закипел над Москвой фиолетовый день…»
Закипел над Москвой фиолетовый день,разбудил полноцветие улиц,колыхнулась моя придорожная тень,и вороны под небо взметнулись.Мы проснулись с тобой в фиолетовом дне.Что ж ты, милая, смотришь печально?На Руси не отыщешь спасенья в вине,и судьба не бывает случайна.Тайны нет без Творца и творения нетбез Божественной искорки Свыше.только вижу в глазах твоих пламя комет,пролетающих в полночь над крышей.Только вновь осторожная поступь берёзпрокатилась Измайловским парком.Мы любили друг друга взахлёб и всерьёз,а теперь мы не свечи – огарки.Обожжённые вскользь фиолетовым днёмпод весёлые звуки свирели,мы с тобой мотыльками неслись над огнём,но пока от любви не сгорели.Но пока ещё слышен метронома звуки стремление к небу и звёздам.Наш полёт превращается в замкнутый круг,и я снова дарю тебе розы.
«Обрывки грязных словоблудий…»
Обрывки грязных словоблудий,как птицы реют надо мной.И ноты солнечных прелюдийпронзает тяжкий волчий вой.Ищу покой, но вместе с потомисходит злоба из меня.Я стал советским идиотом,и всё прошу:– Огня! Огня!На грани небыли и былия распластался в небесахв клубах слепой вселенской пыли,но вижу свет на полюсахне мной погубленной планеты,не мной распятого Христа.Я знаю, есть спасенье где-то,лишь душит душу немота.Мне Бытие терзает разумникчёмным смыслом суеты.Успеть бы лишь сказать ту фразу,что ожидаешь только тына мелком нашем островочкесреди словесных грязных струй.И не хочу я пулей – точку…Хочу как точку – поцелуй!
«Сегодня госпожа Нае… бабулина…»
Сегодня госпожа Нае… бабулинанам объявила бум очередной.и в память космонавта Хабибулиналетать финансы будут над страной.Всему виной Хохляндия и Сирия,а с ними злополучный дядя Сэм.Мечтаю съесть хотя б кусочек сыру я,но есть эмбарго без каких-то схем.А эта госпожа Наю… баулиналукаво мстит масонскому кремлю.И не пьяна, и, вроде, не обкурена,а чушь несёт!.. но я всему внемлю!Вчерась пошёл в обменку: там за долларомстоит народ с усмешкой на губах,мол, кровь сдают за зелень даже доноры,а нам пора подумать о гробах.Ведь в кризисное время на российскиене купишь ничего, к тому же – гроб!А кремлядь так доходчиво витийствуети всё за толерастность… что б ей… что б…Ну, ничего, мы вылезем из кризисас америко-масонской госпожой.И наш Айфончик-Дима так напыжилсяи шарит у неё под паранджой.Но строго госпожа Наи… биулинавдруг погрозила пальчиком ему.Встаёт страна – расхристана, обуглена,бредут банкирывеселов тюрьму.
«Лекарственной болью октябрь полыхает…»
Лекарственной болью октябрь полыхает,октябрьской болью заполнился ум.И как ни крути, видно, так уж бывает,что запах лекарства исходит из дум.Из дум головы. Не из дум Горсовета,ведь всем думакам на Москву наплевать.И боль не проходит. Но, может, с рассветомя снова смогу над страною летать.Надсадную боль разметав, словно листья,я крылья расправлю и снова взлечу,увижу, как звёзды в пространстве зависли,и в небе меня не достать палачу.Но где-то там город, мой ласковый город,давно захиревший от дум думаков.Он, в общем-то, стар, но по-прежнему молод.Мы вместе с Москвой не выносим оков.Оков словоблудья и думского гнёта,пора бы столице встряхнуться и жить!Москва никогда не забудет полёта.Летать – значит всех и прощать, и любить.