Кристальный пик

Маттиола, покорно ожидающая в углу и одетая в расшитый золотом хангерок, который почему-то делал ее осунувшийся от усталости вид еще более печальным, действительно постаралась на славу. Хоть столы в этот раз и были куда меньше, чем на пиру Вознесения, — на сам сейм ярлы прибывали лишь в сопровождении пяти-десяти хускарлов или доверенных лиц, — богатство блюд это не умаляло. По стенкам глиняных кувшинов стекали дорожки пенистого ячменного эля, на бронзовых подносах громоздился свежеиспеченный хлеб и рубленный ливер, обжаренный на смальце*, а у каждого гостя под рукой лежало как минимум по одной перепелке, фаршированной пряным тмином и жирным скиром. Скатерть из зеленых ветвей можжевельника распускала по залу хвойный аромат. Крупные синие ягоды, свисающие с них гроздями, можно было срывать руками и есть вприкуску — их сладость хорошо сочеталась с пряностью кровяных колбас из дичи, лежащих в отдельной миске.

В окружении мебели из темного ясеня, каменных стен, похожих на скалы, и темных каминов, напоминающих дупла деревьев, казалось, будто ты пируешь не в замке, а в диком лесу. Я мгновенно успокоилась, подумав об этом — такое убранство мне было роднее, чем золотая роскошь. Слишком многое изменилось с тех пор, как я была в Медовом зале в последний раз. Тогда я еще хотела быть королевой, не зная, до чего же тяжким бременем это обернется. Меня чествовали, окликали по имени и обступали, борясь за мое внимание, как за флягу родниковой воды в пустыне. Мне пророчили долголетие и годы великой славы...

Как смешно было вспоминать об этом сейчас, глядя на полупустой зал, где по итогу собралось всего четыре ярла из восьми.

— Пусть приходят те, кто желает прийти, и пусть уходят те, кто желает уйти, и не причинят они вред ни мне, ни моему, — произнесла я традиционное приветствие сейма, и на каждом слове мне приходилось разжимать зубы и глубоко дышать, чтобы не выдать ни ярости, ни разочарования, от которых сводило пальцы. — Ярл Тиви из Талиесина, — Я принялась по очереди называть ярлов, отпуская каждому почтительный кивок. — Ярлскона Ясу из Ши, ярл Клемент из Медб и ярл Дайре из Дану. Благодарю за то, что почтили Столицу своим присутствием.

— Будто бы у меня был выбор, — усмехнулся Дайре, чем мгновенно заставил меня пожалеть о своем решении сохранить за ним власть туата Дану.

Холеный, как королевский кот-крысолов, Дайре чувствовал себя несправедливо уютно в стенах замка, владелицу которого некогда пытался убить. Сидел на краю скамьи возле своего хирда из семи человек и, постукивая пяткой по полу, нянчил в руках кубок с гранатовым вином. Белокурые косы, отросшие за эти полгода в половину длины от моих, были закреплены фибулой на затылке и увенчаны все теми же гадальными рунами, превращенными в бусины. Туника цвета слоновой кости выгодно оттеняла смуглую кожу и ореховые глаза, а сам Дайре выглядел необычайно бодрым и свежим для того, кто преодолел половину континента ради одного собрания.

Поскольку никто из жителей в последние дни не видел иных драконов, кроме Сола, у меня невольно закрадывались сомнения, что на самом деле Дайре почивал в Столице уже не первый день — просто решил не извещать меня о своем присутствии сразу.

— Он пришел полчаса назад, а уже выпил целый бочонок с вином, — пожаловалась на него Матти тихонько, когда уселась по правую руку от меня.

Может, Дайре и был непутевым воином и еще более непутевым товарищем, но он по крайней мере был замечательным ярлом. Всего за половину Колеса года Дайре примирил жителей Дану с мыслью, что драконы вернулись, благодаря чему их полеты больше не ограничивались только Лугом — все города Дану без исключения приняли их радушно, как в былые времена. Так, несмотря на вражду, стоящую между нами прежде, Дайре оказался единственным из высокородных господ, кто поддерживал мир с драконами — значит, это делало его и единственным, на кого я могла положиться.

И у кого тут из нас на самом деле не было выбора?

— Славься, драгоценная госпожа! Я пришел, ибо желал прийти, и не причиню вреда ни вам, ни вашему, — подхватил ярл Клемент, и, несмотря на то, сколь низкий поклон он отвесил мне, голос его звучал натянуто и лениво. — Мидир, брат мой! Ты не говорил, что это сейм только для избранных, — И он придирчиво осмотрел четыре пустых стола, что ломились от яств, которых некому было отведать.

Мидир шумно вздохнул и переступил с ноги на ногу, оставшись стоять у края стола, даже когда я призвала всех к началу пира своим приветствием. Он приходился ярлу Клементу братом лишь косвенно, по отцовской линии через одно или два колена, но я не сомневалась, что только благодаря этому родству ярл и прибыл сюда сегодня. Русый и с бородой, как его кузен, Клемент был и раскрашен, и разодет во все золотое, хотя этот цвет традиционно принадлежал туату Фергус, а не Медб. Когда-то отец бранился на его высокомерие, но хвалил деловую хватку: при Клементе туат Медб процветал, укрепив свои позиции главного центра торговли на континенте. Именно поэтому союз с ним был столь ценен, как и присутствие Мидира при королевском дворе.

— Меньше ярлов — больше эля! — расхохотался ярл Тиви, крепкий мускулистый мужчина в распахнутой до мохнатого живота рубахе. Мне вдруг подумалось, что, возможно, стоило все-таки пригласить Кочевника на сейм — они бы точно поладили! Жители Талиесина словно приходились друг другу родней — все одного поля ягоды. — Эй, красавица, поди сюда! Налей мне чего покрепче, а то ваш здешний эль слабее молока.

Несмотря на то, что Медовый зал кишел слугами, обращался Тиви именно к Маттиоле, сидящей со мною рядом. Слишком изнеможенная долгими приготовлениями к пиру, она не нашла силы оскорбиться, и, по-моему, вообще не расслышала Тиви, вяло перебирая пальцами гроздь винограда на своей тарелке.

Кивнув служанке с пивным кувшином, чтобы она исполнила волю ярла, я уже собиралась отчитать его, дабы успеть раньше Сола, — щелчок его челюсти, раздавшийся из-за колон, расслышал бы даже глухой, — но кое-кто опередил нас обоих.

— Проявите уважение! Эта девушка вам не трэлл*, а молочная сестра королевы, — воскликнула ярлксона Ясу, подорвавшись из-за стола туата Ши с коричнево-оранжевыми скатертями в цвет его песков. — Или все женщины для вас как одна подавальщицы?!

— Не нарывайся, девочка, — зыкнул ярл Тиви, с грохотом вернув свой кубок на стол. — Я берсерков как мух давил, когда ты еще сиську у кормилицы сосала!

— Зато теперь, когда берсерков как мух давлю я, сосете вы. Вот только женскую ли грудь?

Маттиола, мерно клюющая виноград, поперхнулась. Лицо у нее вспыхнуло, как и у половины присутствующих, покатившихся со скамей от смеха. Я и сама почувствовал жар, будто раскаленную жаровню к щекам приложили, но не дала себе слабину, удержав маску и прямую осанку. Недаром Мидир поучал меня: «Хоть синяя кровь, хоть золотая — какая бы не текла в жилах у людей, им только дай волю, и даже в чертогах Медвежьего Стража псарню разведут». Другого, впрочем, я и не ожидала — далеко не все ярлы были выходцами из благородных семей, а те, кто все-таки был, вскоре начинали говорить с ними на одном языке. Такими людей делала война, а их, увы, история Круга насчитывала немало.

— Ха-ха! Посмотрите на нее! — К счастью, после ярл Тиви тоже схватился за живот, а не за шею Ясу. Впрочем, я не сомневалась, что все могло обернуться по-другому, не сдавай все ярлы оружие перед входом в замок. — Язык острый, как клинок моего топора, да и по шрамам видно, что мелишь им по делу. И когда это девки смелее мужиков стали? Моим бы рохлям-сыновьям такую сестрицу!

— Вы закончили? — громко спросила я, потеряв терпение.

Столы тут же притихли. Ясу встрепенулась и, наконец-то оставив Тиви наедине со своим элем, развернулась ко мне всем корпусом.

— Драгоценная госпожа! Для меня честь снова делить с вами мёд, кров и пищу.

— Снова?

— Я была аманатом вашего отца. Вы меня не помните?

Честно сказать, я помнила о ярлксоне туата Ши лишь то, что, будучи старшей дочерью ныне покойного ярла, она лишь месяц назад приняла бразды его правления. Вот только слово «аманат» не вязалось с этим и в помине: так звались отпрыски высокородных домов, взятые королем на воспитание в качестве залога их верности — иначе говоря, почетные пленники. Однако я не припоминала, чтобы когда-то встречалась с таковыми лично: отец всегда предпочитал избавляться от неугодных, а не содержать их.