Кристальный пик

— Хагалаз? — выдохнула я изумленно, все-таки обернувшись полностью.

Хотя сид также называли Страной Вечной Юности, молодость той женщины давно миновала. Фигура немного поплывшая, но все еще округлая; растрепанные волосы с птичьими косточками в волосах, такие темные, будто кто-то опрокинул на них банку чернил. С груди ее свисал кусок шелка, похожий на платок с традиционным орнаментом Ши в форме песочных часов и стрел, а длинная юбка волочилась по земле на уровне грязных босых ступней. И они, и все остальное тело женщины были исписаны рунами, но все как одна перевернутые, несущие лишь раздор и бедствие. Заостренное лицо тоже покрывала краска — белая, она обводила по контуру сплошь черные глаза, похожие на дно того колодца, в который мы упали. Черный зрачок и никаких белков.

Нет… Пускай эта женщина и выглядела один в один как Хагалаз, но это определенно была не она. Вот только поняла я это слишком поздно.

— Хагалаз?! — переспросила женщина таким же каркающим голосом, каким раскричался ее ворон в ответ. Ноздри вёльвы раздулись, горло дернулось, будто я сказала нечто неприличное. — Ты назвала меня Хагалаз?! Как смеешь, поганка мелкая! Мы с ней совсем не похожи. Меня зовут Дагаз!

— Дагаз, — повторила я за ней, удивленная. Сестры? Отражения? Иллюзия сида? Ни одну из этих догадок я не решилась озвучить, покуда Дагаз так жутко смотрела на меня исподлобья, поджав верхнюю губу, словно еще одна волчица. Вместо этого я отодвинула Тесею подальше на всякий случай, чтобы…

Точно! Волчица!

— Нет ее уже здесь, — фыркнула Дагаз, застучав посохом о землю в такт своему смеху, когда я в панике повернулась назад, вспомнив о звере. Волчицы нигде действительно не было — только следы на земле остались величиной с мою голову. — Слишком долго думала. Шустрее надо быть, шустрее! Не ждать же ей до следующего Тысячелетнего Рассвета, пока ты умишко свое в горсточку соберешь и соизволишь за ней последовать.

— Так волчица сопроводить нас хотела? — спросила я с сомнением в голосе, ведь свирепый оскал с утробным рычанием мало напоминал приглашение. — Куда?

— Не знаю, — пожала плечами Дагаз. — Куда-то. Какая уж разница? Свой шанс ты упустила. Теперь остался у тебя шанс последний — я, хе-хе.

Ни манера ее разговора, ни то русло, в кое она его направила, мне не нравились, но главная опасность миновала, и ужас схлынул. Взор прояснился. Им, вновь ясным и внимательным, я первым делом обвела колодец, стоящий в странном круге из остроконечных грибов с красными шляпками в белую крапинку. Затем я осмотрела холм, на котором мы с Тесеей очутились… И выдохнула, убедившись: умерев тогда на крыше башни-донжона, я действительно побывала в Надлунном мире — божественной обители богов и мертвых. Ибо она была ровно такой же, какой я ее запомнила.

Мир, сотканный из миллиарда лоснящихся шелковых нитей. Малахитовая трава шелестела и ходила туда-сюда волнами, как море, а там, где ее примяли волчьи лапы, виднелась золотая земля и такие же золотые цветы, похожие на луковицы. Они же оплетали стволы деревьев, растущих на косогоре^[22] впереди. Листья их были полупрозрачными, а форма напоминала остроконечные звезды. Сами нега и блаженство были разлиты по воздуху сида; пахло пьянящим медом, который распивали на богатых пирах, и лишайником с диким тмином, который, покрывая весь холм, и смягчил наше с Тесеей падение. Даже краски в сиде отличались, в тысячу раз ярче красок земных: небо не просто голубое, а сапфировое; свет, льющийся из него, не просто желтый, а прямо-таки жидкая бронза! От всего этого голова кружилась едва ли не сильнее, чем от падения в зияющую бездну.

Мы с Тесеей поднялись на ноги. Впредь не собираясь отпускать ее от себя ни на шаг, я крепко взяла ту за руку и осторожно наклонилась над колодцем, вглядываясь в чрево мироздания. Где-то там отчетливо журчали воды, принесшие нас сюда, но не было видно ни их, ни лесов Дану, средь которых где-то по-прежнему бродили наши друзья.

— Солярис! — воскликнула я, щелкнув языком. Как же он разволнуется, когда обнаружит нашу пропажу. Сможет ли отыскать нас? Сможет ли сюда добраться? Иль мы теперь предоставлены сами себе? Как вернуться назад? Можно ли вообще вернуться?

— Р-Руби?

Тесея дернула меня за грязный рукав, завидев мой ужас, который ощущался липкой испариной на ладонях. Сердце билось так сильно, что у меня заныло в подреберье. Я взялась рукой за бок, будто надеялась, что так смогу его успокоить, и глубоко вздохнула. Темнота колодца манила и отталкивала одновременно. Я не была уверена, что мы вернемся в Дану, если рискнем снова прыгнуть туда — в лучшем случае просто упадем на дно, а в худшем переломаем ноги или попадем куда-нибудь в Междумирье прямо в темницу Дикого. Ведь, находясь за гранью яви и неяви, Надлунный мир вряд ли предполагал столь примитивные решения. Даже в сказках не обходилось без жертв на пути домой.

— Простите мою наглость, но вы случайно не знаете, где находится Кристальный пик? — спросила я у Дагаз, опершись руками о горловину журчащего колодца. — Или Тир-на-Ног. Тот самый блаженный остров, куда попадают достойнейшие… Мне, если что, нужен не он сам, а просто ориентир. Я бывала в сиде лишь однажды, поэтому было бы проще начать с… Ауч!

Что-то чиркнуло меня по левой щеке. Я прижала к лицу ладонь, и пальцы намокли от крови. Кровь осталась и на тонкой костяной булавке в руках Дагаз, которой она ранила меня быстрее, чем ветер успел всколыхнуть мои волосы от ее наскока.

— Ах, так и знала! — воскликнула она, сунув острие булавки себе в рот и громко ее посмаковав. — Кровь всегда говорит больше, чем любое имя и титулы. Твоя вот кислая, как забродившая вишня. Значит, не попутала я. Снова ты взялась старые порядки нарушать, подлая Бродяжка!

Тесея, вопреки моему жесту стоять смирно и не высовываться, бросилась на защиту. Загородила меня собой, как прежде загораживала ее я, и выставила серебряное веретено вместо оружия, хоть и доставала мне темечком всего-то до груди. Тяжко вздохнув, я дернула ее назад и стерла с щеки кровь костяшками пальцев. Кем бы не была эта вёльва, живущая там, где живут боги, с Хагалаз у нее и впрямь не было ничего общего. Иронично, что имя той означало «разрушительный град», но несла она лишь добро, в то время как Дагаз, — « свет преображения», — добра этого точно мне не желала.

— Боюсь, вы обознались, — произнесла я сухо, не сводя глаз с ее скукоженного, черноглазого и покрытого белой краской лица. — Королевой Бродяжкой звали мою прародительницу. Я вовсе не она, увы.

Ворон каркнул, будто насмехался над моими словами, и перелетел Дагаз на плечо, обмотанное повязкой из сыромятной кожи. Его лапки с жуткими изогнутыми когтями оставляли на ней царапины.

— Не-ет, — протянула Дагаз, и глаза ее, черные, сузились, в то время как улыбка стала шире. Кажется, даже у бедняков зубы не были такими кривыми и темными, как у нее. — Кровь помнит! Как и мой язык. Вкус всего, что однажды попадет на него, остается со мной навечно. А Бродяжку я кусала дважды. — Вид костяной булавки, которую она принялась вертеть в пальцах, заставил меня покрыться мурашками. Двигалась Дагаз, несмотря на свою внешнюю дряхлость, настолько быстро, что я вряд ли успела бы остановить ее, реши она проткнуть мне этой булавкой не только щеку, но и глаз. — Первый укус Бродяжка заслужила тогда, когда к госпоже моей неуважение проявила, а второй раз, когда надумала уйти и снова все испортить. Из-за нее солнечный огонь никак разгореться не может. Живут эти людишки жалкие, живут… Вот ты и пришла, чтобы снова страдания их продлить, я угадала? А заодно госпожу мою мечты лишить. Ну-ну! Обертку меняешь, а нутро все такое же сучье.

— Язык свой длинный попридержи, вёльва, а то собственную кровь на нем попробуешь.

Быть королевой — это значит оставаться сдержанной и дипломатичной, даже когда кто-то переступает черту. В замке я могла поставить на место любого, напомнив о палаче и темнице в темных катакомбах, но здесь, в сиде, у меня не было никаких привилегий. Зато был, — точнее, появился, — Солярис, которому заткнуть чужака за пояс совершенно ничего не стоило.

— Сол! — Вместо вздоха облегчения у меня вырвался жалобный всхлип.