Критика демократии

Позволительно бы, казалось, ожидать, что при таком блестящем состоянии материальных средств общества мы не встретим в нем хоть самой тяжкой нищеты. А между тем она замечается повсюду. В самой Америке, славящейся благосостоянием жителей, имущество более 5 миллионов семейств исчисляется не свыше 1500 долларов на семью, а еще 5 миллионов семейств имеют имущество всего в 500 долларов на каждое*.

В Англии, несмотря на все успехи рабочих союзов, множество людей живут в безысходной нищете. Известные таблицы Буса свидетельствуют, что из 4 209 000 жителей Лондона только 742 000 принадлежат к богатому классу. Рабочие с хорошей платой и прочной работой составляют 2 166 000 населения. Но остальные 1 292 000 погружены в бедность, в том числе 316 000 живут кое-как, изо дня в день в хронической нужде, а 37 000 составляют массу вечно полуголодную.

Было ли в старые времена хуже или лучше? Как бы это ни решать — во всяком случае, положение бедных, каково оно есть, ложится тяжелым укором на такое общество, богатство которого возрастает вдвое и даже впятеро быстрее, чем число его членов. Не хочет это общество или не умеет уничтожить в своей среде нищету — во всяком случае, оно за это подлежит самым справедливым укорам.

Существование значительного числа бедняков особенно поражает и оскорбляет при сопоставлении с неисчислимой роскошью богачей. В Америке исчисляется 4000 человек миллиардеров, которые имеют состояния в 200, 300 и 500 миллионов долларов каждый и получают ежегодно дохода по несколько миллионов, иногда до 50 миллионов на одного человека. А тут же рядом живет 5 миллионов семейств, которых все имущество не превышает 500 долларов!

* Проф. Озеров Ив. [4] Итоги экономического развития XIX века. (Доллар составляет почти 2 рубля.)

Эта страшная разница в размерах состояний не была бы так оскорбительна, если бы бедные добывали все-таки достаточно средств к жизни. Но у них и этого нет. Еще тяжелее необеспеченность. Можно бы было помириться со скромным существованием, если бы не угнетала мысль о завтрашнем дне, а особенно о возможной болезни, о старости, об участи детей. Но каково положение человека, которого заработок если и позволяет жить кое-как, однако не дает никакого обеспечения? Потерял работу — и сразу очутился в положении бродячей уличной собаки, если не в худшем... Перед миллионами людей каждого из современных обществ среди бедности нынешнего дня вечным кошмаром стоит давящая мысль о дне завтрашнем.

Когда социализм указывает современному капиталистическому обществу, хотя бы даже и с преувеличениями, на эту массу ничем не обеспеченной нищеты, нравственное чувство человека не может не отзываться полным сочувствием к этому укору, и положительную заслугу социализма составляет то обстоятельство, что он целое столетие неустанно пробуждал в этом отношении общественную совесть.

Но его заслуга более значительна: он совершенно прав, взывая в этом случае не к простой филантропии, а утверждая, что общество обязано принять меры к изменению такого положения.

IV

Личное и национальное участие в производстве

В этом обращении к общественному долгу социализм не создал серьезной научной обстановки своего требования. Напротив, он очень грубо преувеличивает его основания своим общим взглядом, будто бы продукт производства создается целым обществом, коллективностью, а потому составляет общественное достояние.

В такой постановке требование его неправильно. Но, анализируя процесс современного производства, нельзя не признать, что если некоторая доля продукта создается личными усилиями трудящегося, то некоторая доля является только потому, что в производстве участвовала коллективная поддержка всей нации.

Это обстоятельство не разработано обстоятельно научным путем. Но оно ясно для каждого, сколько-нибудь занимавшегося анализом современного производства. Я говорю “современного”, потому что прежде, в эпохи домашнего хозяйства, национальное участие в создании продукта труда было неизмеримо меньше. В те эпохи общественная роль принадлежала семье, роду, общине. Но зато для всех и была ясна обязанность семьи, общины или рода поддерживать своих членов не из простого человеколюбия, а в силу права каждого члена на такую поддержку.

В современном производстве чрезвычайно усилилось аналогичное право каждого члена общества в отношении всего общества и государства.

В настоящих кратких очерках было бы неудобно отвлекаться в подробные доказательства этого. Но мы, несомненно, должны признать, что всякий продукт заключает в себе две нераздельные части: одну произвела трудившаяся личность, другую — вся совокупность нации. Часть продукта, создаваемая усилиями личности, составляет ее неотъемлемую собственность. Но та часть, которая обязана содействию всей коллективности, не может быть рассматриваема иначе как общественная собственность.

Это образует в национальном богатстве некоторый фонд, хотя и не поддающийся точному вычислению, но составляющий достояние всех членов общества, и каждая личность имеет право на некоторое обеспечение из него.

Трудящиеся XIX века чутьем поняли, что есть некоторая доля продукта, на которую они имеют право не как рабочие данной фабрики или мастерской, а как члены общества.

Это совершенно правильное наблюдение оправдывает требование общественного и государственного попечения о нуждах личности. Социалисты раздувают его до абсурда. Но в надлежащей доле требование справедливо, и задача серьезной науки состоит в том, чтобы показать, в какой правильной форме должно сочетать экономические права человека как личности (то есть право собственности) и права его как члена общества (то есть право коллективного пользования).

Понятно, что при усилении общественного попечения о личности достигалось бы и более равномерное распределение богатства, ибо его неравномерность усиливается до чрезвычайной степени вследствие частного присвоения общественной доли продуктов.

В этом отношении социализм указывает серьезную задачу как науке, так и государственности. Но он не чужд еще одной заслуги:

указания на общественную полезность увеличения доли рабочего в богатстве нации.

В старые времена господствовало мнение, будто бы рабочий трудится тем усерднее, чем хуже его положение. Шульце-Геверниц [5] приводит любопытные образчики споров XVII века в Англии о том, нужно ли улучшать положение трудящегося. Отец политической экономии Уильям Петти доказывал, что хлеб должен быть Дорог, ибо при дешевом хлебе рабочие делаются ленивы. “Если бы Цены на хлеб были ниже, — подтверждал Гайтон, — бедные стали бы меньше работать, ибо и меньшим трудом в состоянии были бы добыть необходимое для пропитания”. Высокие цены на труд, по

понятиям того времени, также вредны для рабочего. “Пока вязальщики получали высокую плату, их редко можно было увидеть за работой в понедельник или во вторник, не всегда даже в среду и четверг: они предпочитали проводить эти дни в кабаке, в низменном разгуле”*.

Вот как судили в старину. Эти взгляды нам небезызвестны и в России. Социалисты (“утопического” периода) имеют заслугу наиболее громких протестов против таких взглядов, ставящих в противоречие благо рабочего и силу производства. Практика рабочего движения совершенно оправдала этот протест, и в настоящее время уже научно признано, что, напротив, именно необеспеченность рабочего, его низкий уровень жизни вредно отражаются на производстве. Принято уже за несомненный факт, что производительность труда усиливается с усилением благосостояния рабочего, так что в этом отношении может оказываться выгодным даже и разумное сокращение рабочего времени**.

* Фон Шульце-Геверниц Г. Крупное производство. ** См.: Брентано Луйо [6]. “Об отношениях заработной платы и рабочего времени к производительности труда”, а также вышеупомянутый труд фон Шуль-це-Геверница.

V

Заблуждения социализма

Указанным, однако, и исчерпывается, кажется, то, что в социализме можно признать правильным и полезным взносом в мысль и жизнь человечества. Наряду с этим он внес неисчислимые раздоры, зависть, злобу и стремления, которые если не в состоянии будут разрушить общество, то способны его искалечить. Нельзя притом не заметить, что в своем развитии социализм становился все более и более разрушительным. В первых стадиях своих — во времена “утопические” — социализм был мечтательным, но в его мечтах было много высокого и благородного. Мало-помалу он становился все более грубо материалистичным, все более забывал идею общечеловеческую и проникался идеей классовой, все свои оценки и стремления стал мерить с точки зрения того, выгодно это или невыгодно для пролетариата. Мы, впрочем, посвятим особый очерк тем плодам, которые дала человеческому обществу пролетарская эпоха социализма. Теперь замечу лишь, что это превращение было неизбежно с той минуты, когда социализм (со времен Маркса) слил себя с чистым материализмом.