Кривич
Шрифт:
Сотни опытных дипломатов плели паутину интриг вокруг варварских вождей, не давая усилиться соседям, подчинить одно племя другому, разжигая войны между своими союзниками. Все это происходило при непосредственном заверении вождей в благосклонности императора. Сотни купцов и миссионеров следили за развитием событий в той или иной стране, искали любые возможности влияния на правящую верхушку, вся информация шпионского характера стекалась к первому министру - великому логофету.
В случае если сильного правителя невозможно было купить или одолеть чужим оружием, не удавалось отравить или уничтожить как-либо посредством наемного убийцы, страна его подвергалась
На момент нашего повествования, попытки византийской дипломатии подчинить Русь, окончились неудачей. Сама русская держава превратилась в большое государство, раскинувшееся от Варяжcкого моря до устья Днепра, разорвала экономическую блокаду, победоносными морскими походами киевских князей. Посланный на Русь священник Григорий, искусный политик и дипломат, не смог распространить христианскую веру среди недоверчивых славян, тем самым не смог открыть дорогу на Русь священнослужителям и миссионерам - шпионам Византии.
Единственно к чему удалось склонить князя Киевского, так это к войне с Болгарским царем Петром, но и здесь произошло простое совпадение интересов.
События, произошедшие в самом Константинополе, повергли империю в краткосрочный ступор. На пятьдесят седьмом году жизни принял смерть от руки Иоанна Цимисхия, император Никифор Фока, процарствовав шесть лет и четыре месяца.
Анципофеодор поднял за волосы отрубленную голову Никифора Фоки и громко прокричал:
– Да, здравствует император Иоанн Цимисхий!
Патриции и охрана императора, собравшиеся в Золотой палате, послушно повторили, опустившись на колени:
– Да, здравствует император Иоанн Цимисхий!
Произошел очередной виток истории, доказывающий аксиому, касаемую самой Византии: "Императоры приходят и уходят, но империя вечна".
Солнечным, ясным весенним утром, из боковой башни южных ворот, в фарватере реки караульные узрели ладью, замедлившую ход, направленную кормчим к пристаням Гордеева городка. О приплывших по реке, тут же был оповещен дежурный начальник караула. И уже через короткий промежуток времени два десятка вооруженных, закованных в броню русичей, вышли к берегу. Отряд бодро подошел к деревянным вынесенным в реку мосткам, наблюдая, как корабельщики закрепляют канаты, брошенные с кормы и носа судна, к столбам. Старший, прибывших воев, с двумя, страхующими его копьеносцами, приблизился к срезу борта. Им навстречу шагнул уже немолодой, добротно одетый в русское платье бородатый славянин, на поясе которого висел короткий меч, оружие ближнего боя, пользующееся любовью купцов, перевозящих товары по речным дорогам.
– Здравы будьте, витязи!
– улыбаясь доброжелательно, показав ряд крепких белых зубов, поприветствовал прибывший, отвесив при этом соразмерный своему положению в обществе, поклон.
– И, тебе здоровья. Что-то не видели тебя ранее у берега нашего. Что привело тебя к нам? Кто сам будешь? Из каких краев?
– набросал после приветствия, вопросов десятник городковской стражи.
– Купец, я, из Турова, из земель княжества Киевского. Сейчас из Олешья домой ворочаюсь. Слава богам, хорошо расторговался у моря Греческого.
Краем глаза, десятник Свирыня, заметил вышедшего из небольшой каюты на палубу, высокого, худого словно жердь человека, одетого в черную длиннополую одежду с символом Белого Бога на груди, висевшего на серебряной цепи. Длинные с проседью черные волосы, окладистая борода и цепкий, умный
взгляд, мельком зацепившийся за происходящее на пристани, дополняли портрет грека. А то, что это был именно грек, Свирыня не сомневался, насмотрелся на них в Чернигове прошлым летом, куда ездил с сотником Андреем и Боривоем.– Эк, тебя, мил человече, занесло в сторону. Али кормщик твой хмельного меда перепил, али вина византийского? Вы ж до нас по реке Псел поворот сотворили. А, вам прямо по Днепру на Переяславль плыть потребно было.
– Та не, все мы правильно сделали. Вон, глянь, византийца везу, со служкой его. Нам за провоз до Курска уплачено. Ну, я и не против через посемесьские земли пройти. Глядишь, барыш будет, а это в нашем купецком деле никак не лишнее.
– Ну, то ясно. А, что за гусь лапчатый?
– Я же говорю, священник ихний. А вон и служка евойный, - указал кивком купец.
В это время, из каюты показался другой грек, отроком его назвать уже было нельзя, но все ж он был молод, растительность на лице лишь слегка пробивалась на щеках и бороде. Одежда явно соответствовала христианским канонам священника, но выглядела проще, чем у старшего монаха. В руках молодой служка нес небольшую резную шкатулку.
Словно признав, что речь сейчас идет о них, оба грека направились к говорившим. Они аккуратно обходили принайтованный к бортам, с внутренней стороны груз и людей, отдыхающих на скамьях у весел, ожидающих, чем закончится разговор купца со стражей и какие будут дальнейшие указания хозяина.
– Здрав будь, воин, - обратился старший грек к десятнику.
– Это по моей просьбе Драгувит, завернул к пристани вашей. Увидав стены крепости, решил я повидать князя здешнего. Прошу, оповести его о желании моем встретиться с ним, для разговора приватного.
– Князь наш на Черниговском столе сидит. А, хозяин здешний, боярин Гордей Вестимирович. Коль охота увидеться с ним, милости просим в Гордеево городище пройти.
Обернувшись, Свирыня, встретившись глазами с одним из ратников, молча мотнул подбородком в сторону крепости. Тот бегом метнулся в указанном направлении.
– Ты, купец, тоже будь гостем. Я, думаю, боярыня наша, захочет встретиться с тобой. Привечает она купцов и дела с ними ведет. Людей можешь на постоялом дворе разместить, проживание у нас недорого стоит.
– Охотно воспользуюсь приглашением. Гул, оставь двух ватажников, а с остальными можешь в город пройти, пусть Велет бочонок вина возьмет и отрез оксамита, ну, того, что для таких случаев приготовлен. Догонит меня. Только быстро.
– Не тревожься, хозяин. Будет сделано, - звероватый, внешне сильный корабельщик, повысил голос.
– Велет, поживее исполняй, слышал, что хозяин велел. Ну!
Вскоре у мостков осталась, слегка покачивающаяся на волне, опустевшая ладья, да двое корабельщиков о чем-то разговаривали со стражником, оставленным Свирыней у причалов.
Проходя дорогой, ведущей в боярский терем, старший из греков примечал и высоту крепостных стен, и башни, обложенные рядами кирпича, сами ворота, а войдя в городок, был удивлен чистотой улиц и порядком в нем. Жизнь кипела на улицах городка, русичи занимались своими повседневными делами, почти не отвлекаясь на пришлых. Все окружающее священника, никак не соответствовало его представлениям о северных варварах, которые, по его мнению, должны были прозябать в грязи, одеваться в шкуры зверей и поклоняться темным божкам. Время проведенное в плавании в обществе купца, он потратил в разговорах и расспросах о княжестве русов. Действительность удивляла его.