Кривич

Одевшись, быстро сбежал вниз по неширокой деревянной лестнице, очутился на первом этаже опрятного длинного зала, с выскобленными рядами столов. Харчевня. Еще вчера, когда отмечали счастливое окончание путешествия, подметил какие огромные две печи, сложенные из дикого камня для обогрева помещения в зимнее время, поставлены друг напротив друга у самых стен. Ставни на окнах открыты, прохладный воздух со двора приносил влажную свежесть со стороны реки. Под притолоку, в щели между ошкуренных бревен, помощницы хозяина насовали веток полыни.

Не успев проскочить к выходу, когда услышал голос самого хозяина постоялого двора, Фроди Синеуса обращенный к нему с легкой хрипотцой и неискоренимым акцентом:

– И куда в такую рань собрался? Вона и слобода еще спит, народец горны в кузнях разжечь не успел, а тебе припекло. Уборная на заднем подворье. Помнишь ли?

Хозяин вышел из-за стойки навстречу гостю, сейчас было отчетливо видно, как он подволакивает правую ногу, и то, что на правой же руке, которой опирался о столешницу отсутствуют сразу три пальца. Пытливый взгляд уцепился за одежду приезжего, выискивая приметы, по которым можно определить, съезжает клиент или останется погостить.

– Дело у меня. Уезжать пока не собираюсь. Мне бы к капищу сходить, Фроди, - сказал хозяину.
– Дорогу не подскажешь? А то приехали ночью, попили-поели и сразу спать. Вымотались.

– Оно и понятно. Так-так, значит, Славьих богов решил проведать! Оно по повадке видно в тебе воина, понятно, что к Перуну идешь. Такие как ты, редко к Роду ходят, а про Ладу и Мару я уж и не говорю.

Скандинаву видно было не с кем перемолвиться словами, а хотелось. В прошлом, воин, а теперь калека, он и постоялый двор-то выкупил, чтоб не так сильно чувствовать ущербность, и находиться меж людьми. Удалу, напротив, хотелось побыстрее слинять с глаз.

– Так куда идти-то?

– Известно, как за ворота выйдешь, ошую вороти, мимо кузней пройдешь, у самого Дона увидишь хозяйства кожемяк и красильщиков, так ты вверх по течению прими и иди до дубравы. Вот в ней капище и найдешь.

– А есть там кто из волхвов?

– Странный у тебя вопрос. Где ж им быть, по-твоему?

– Добро, спасибо!

– Хм!

Добро то, что народ еще только просыпался, поэтому редко кто видел бежавшего по посаду человека. А он не имея больше терпежу, несся по указанному маршруту, и даже в "царстве" кожемяк и красильщиков кожи, находившемся на отшибе, наверное даже не почувствовал стойкий отвратный дух. Ему было не до того. Вот сейчас он найдет Велимудра и вернется к нему утерянная память, глядишь, и не будет больше на свете Удала - калики перехожего. Родится кто-то иной, тот, кто помнит свою суть, свои корни.

Вот и изгородь частокола. Набитая сотнями ног дорога вывела к почерневшим от времени щелястым воротам, раскрытым для любого, кто с открытым сердцем пришел к Славьим богам. Внутри на ухоженном подворье истуканами застыли вырубленные из цельных стволов деревьев лики древних богов пантеона славян, перед каждым на подставках видны принесенные в дар предметы людского почитания: колечки, монеты, цепочки и медальоны. Все в основном из серебра с глазками из полудрагоценных камешков, грубой обработки. В мисках лежит еда - приношения древним родичам.

– К кому пришел? Кого славить хочешь, пришлый?

Обернувшись, он увидел молодого волхва, тихо подошедшего к нему со спины, и смотревшего на него с интересом. Худощавый, стройный, одетый в длинную до самых колен рубаху, расшитую хитрым орнаментом по вороту и широким рукавам, волхв без явной необходимости опирался рукой на резной посох. Пряди длинных, цвета спелого колоса волос бередил ветерок, а голубые пытливые глаза пытались заглянуть в душу. Служителя культа заинтересовало то, что в попытке самостоятельно определить желания и побуждения человека, в столь ранний час решившего придти на капище, зрак соскальзывал с пришельца, рассеивался. Что такое? Ведь он уже самостоятельно мог просчитать многих. Многих, но не этого.

– Мне нужен Велимудр.

– Кто?

– Мне нужен Велимудр.
– Повторил пришедший.

– Он редко бывает на капище. Ищи его у святилища, там ему избушка поставлена, или в мольбище. Ну, можешь еще на требище заглянуть, может там.

Вот тебе и раз! В представлении Удала, все верования привязывались к капищу, а тут на тебе, еще много непонятных составляющих мест веры.

– Это где? Я приезжий, толком не знаю, куда идти.

– Это просто. Ты же из городища пришел?

– Да.

– Здесь все рядом. Так и пойдешь вдоль реки. Дорога проведет мимо требища, там и мольбище, а за ним, как через дубраву пройдешь, и святилище будет.

– Спасибо за подсказку.

– Ништо. Да прибудут с тобой боги!

Не так уж оказалось все и рядом! Следуя по указанной дороге, он пристроился к попутчику, низкорослому худому мужичку среднего возраста, посланного с утра пораньше старейшиной городища за какой-то надобностью к Изибору, одному из северянских волхвов.

Удивляясь тупости чужака, простодушный Первак, объяснял пришлому прописные истины. Да, Велимудр живет у самого мольбища, старый совсем, редко выходит в городище. Да, в мольбище входят Явьи боги: Хорс - бог юности, Велес - бог молодости, Вей - бог зрелости и Световит - бог мудрости. Они помогают во всех делах человека. Если хоть иногда им молиться, их помощь не ослабеет. Им много не нужно от тебя, в качестве жертвы приноси свои остриженные волосы, ногти или выпавшие зубы. Довел Удала до мольбища, где того направили к избе поставленной ближе к Донцу, и побежал исполнять свое дело.

На удивление, мольбище оказалось не в лесном массиве, а на безлесной возвышенности, практически полностью лишенной растительности, с высоты которой открывалось широкое обозрение окрестностей. На вершине холма стоял "капь" - идол. Вокруг возвышенности шел подковообразный насыпной вал, на вершине которого горели священные костры. Вал перед ним, был внешней границей мольбища. Пространство между двумя валами как раз и было требищем". Как ни хотелось Удалу поскорее увидеть волхва, все же он задержался, залюбовался светлым теремком, будто покрытым воском, а потом натертым до блеска шерстяной ветошью. Хоромы - место, где люди потребляли священную трапезу.

По тропинке взбежал на лысую гору, прямиком к подножью одинокого идола, высеченного из цельного ствола древесины. Седовласый старец, сидевший прямо на голой земле, о чем-то вел беседу с молчаливым божком, причем без всякого почтения перед оным, он не очень-то выбирал выражения при общении. На пришлого дед даже не оглянулся, хотя и слышал, что уже не один на мольбище.

– ... нет, ты не понимаешь! Давно пришло мое время. Стар стал. Немощен. Что, отвернулся от меня? Не замечаешь?