Кривич
Шрифт:
Вспомнив о деле, пришпорил животное, и уже не отвлекаясь на красоты природы, на реку, и птичий щебет, галопом помчался к поставленной цели.
Добравшись, соскочил в траву, привязал узду за ветви разлапистого кустарника, направился к корявым березам, стоящим особняком даже в большом лесу. Узловатые, искареженные стволы, утопали в высокой, насыщенной ядовитой зеленью, траве. Подходя к уродицам, кинул взгляд на огромное, черное пятно кострища, за месяц так и не проросшее травяными ростками, последнее пристанище Святослава и погибших русов.
Остановившись, задумался, что делать дальше. Как
– Э-эй, дед! Слышишь меня?
Ответом была тишина.
– Де-ед! Ну, дед!
Выругался, стараясь не употреблять ненормативную лексику.
– Де-ед, отзовись!
Понял, что все бесполезно, обернувшись, пошагал к лошади, щиплющей сочную траву.
– Ах, Анатолий Николаевич, до чего же вы, любезный друг, нетерпеливы. Хотя, это я вам и в прошлый раз уже говорил. Два раза крикнул и уходить. Не дал старику потешиться, лишил возможности насытиться чувством юмора, а уж оно у меня в избытке имеется.
Монзырев стоял, глазея на уже знакомого старичка, одетого в холстину, обутого в лапти. Нос-картофилина и улыбка в розлохмаченой бороде не изменились. Не изменилась и соломенная шляпа, с надорванным краем, на голове у деда.
– Вы б видели, уважаемый, как прикольно смотрелись ваши призывы со стороны, ха-ха, - закашлялся смехом несносный старик.
– Да, уж это конечно. Ты бы, дед, хоть картуз для приличия сменил. Что там у вас, другой одежды не предусмотрено?
– Ну, отчего же. Пожалте, только для вас!
Тело деда раздергалось пучками электронов в стороны, в один миг снова собралось обратно. В пяти шагах от Монзырева стоял подполковник Дьяконов Игорь Александрович, в полевой форме одежды. Широколицый, одетый в камуфляж, в пятнистой же кепи на чернявой голове.
– Зачем пришел, майор? Только говори четко, по военному, не трать мое время.
– Тфу!
– в сердцах сплюнул Монзырев.
– Что? Опять не то?
– Ладно. Пара вопросов имеется.
– Давай.
– Как это получилось, что проход открылся у порогов Днепра?
– Это тебе Монзырев, бонус от нас был, так сказать, за выполненную работу, одноразовая акция.
– Понятно!
– Следующий вопрос.
– Горбыль рассказал, что у нас там, - кивнул головой на проход между кривых берез, - совсем погано. Это, так?
– Ничего, выдержат. У русского народа жопа широкая. Придут к власти умные люди. Осилите и пиндосов и НАТО. Своих бы выдержали, с вашим министром обороны, никаких забугорных врагов не требуется, но думается, скоро он покинет ваши ряды, направят что-нибудь другое разваливать. Мастер. На этом все? Прощай, свои пару вопросов ты уже задал.
– Постой!
– Ну?
– Последнее. Нельзя ли нас, не дожидаясь срока, отсюда вывести?
– Ха-ха-ха! Ну, ты спросил! Отвечаю для тупых. Нельзя! Конечно через проход вас пропустить можно, только не поручусь, что пройдя его, вы не окажетесь в году, эдак, ну допустим в 1812-м. Майор, ты хочешь с французами повоевать?
– Нет.
– Ну, так и не дергайся, жди своего часа. Прощай.
Подполковник Дьяконов повернулся через левое плечо, сделав два строевых шага, исчез, словно его и небыло вовсе.
Монзырев запрыгнув в седло, направил лошадь через лесную поляну к дороге.
Ч А С Т Ь 4:
Уходящий тропою возврата.
– 1-
– Я искренне признателен, уважаемая Парсбит-Хатун, и вам и вашему сыну, Ябел - Беку, за то, что позволили остановиться в вашем поместье. Приютили и обогрели. Ночевать в степи в такое время для моих старых костей сущее мучение.
– Не надо лишних слов, ребе. Как можно было поступить иначе?
В жарко натопленной зале, относившейся к женской половине дома, где полноправной хозяйкой была мать местного феодала, родового князя Ябела, Парсбит, в креслах перед открытым пламенем печи сидели мужчина и женщина, оба в преклонном возрасте. Морщины на лице отмечали земной путь, на когда-то красивом лице женщины, одетой в дорогие одежды из тонкой ткани и цветной шерсти. Мужчина, в одежде священника - иудея, с покрытой куском белого полотна головой, с рисунком каймы по краю, обладал длинной седой бородой. Его старческие в прожилках вен руки опирались на перекрестье инкрустированного костью, покрытого лаком деревянного посоха. Подавшись вперед, придвинувшись к собеседнице, священник взглядом прозрачных голубых глаз заглянул ей в лицо, понизив голос, сказал :
– Парсбит-Хатун, я принадлежу к религиозному течению нашей церкви, именуемому - ловцы снов. Видимо Господь наш, не зря привел меня к вашему порогу. Под сенью этого дома мне кое-что открылось.
Хозяйка поместья рукой остановила речь священника.
– Акшана, - обратилась она к сидевшей у окна девушке.
– Иди, посмотри, милая, что там с обедом. Можешь не торопиться.
Встав с табурета, девушка кивнула хозяйке и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
– Так о чем вы хотели сказать, святой отец?
– Ах, да!
– старый раввин, умостился поудобнее в кресле, облокотился левой рукой на подлокотник.
– Во сне мы чувствуем себя как рыба в воде. Время от времени, мы выныриваем из сна, окидываем взглядом собравшихся на берегу, и опять погружаемся, торопливо и жадно, потому что нам хорошо только на глубине. Это мистическое искуство поглощает нас полностью, боимся мы только одного, что однажды вынырнув на поверхность, не сможем вернуться назад. Тому, кто подошел к концу пути, больше некуда двигаться. Уважаемая Парсбит-Хатун, не хочу вас пугать, но под крышей этого дома я увидел для себя конец земного пути. Опасность грозит и всем вашим близким. Что-то должно произойти в самое близкое время.
Высказавшись, священник умолк, смотрел как мысли и чувства после услышанного, отразились на лице хозяйки большого дома.
– Неужели пачинаки?
– Я бы так не сказал. Сон дал четкую информацию, что опасность придет с востока, тысячи желтых, хищных рыб с узкими глазами, заполонят степной океан.
– Я ненадолго покину вас, - взволновано произнесла старая женщина, поднимаясь на ноги.
– Я должна переговорить с сыном. Ах, как все не вовремя. Савар вот уж день прошел, как ускакал на охоту. Это значит, вернется не сегодня, скорее всего даже не завтра.