Кривич
Шрифт:
На площадке перед зданием, для принудительного отдыха были собраны в толпу подростки обоего пола. Перекурив, Анатолий подошел к краю площадки.
– Внимание! Призывники, построились, - громко подал команду.
– Посчитаем вас.
Обратившись к ответственному клерку, выяснил у кого списки отъезжающих.
– У вашей медсестры. Мария Васильевна, подойдите к нам, пожалуйста. У вас списки?
Детвора, галдевшая, но все-же соблюдающая подобие строя, поддерживаемого, в том числе и тремя представителями милиции, с любопытством смотрела на Монзырева, во взглядах
"И чего же ожидать от тебя, дядя?".
Рядом с Монзыревым прорезались две девушки, обе с небольшими походными сумками, в коротких юбках и футболках по сезону, на ногах босоножки на шпильках. Тут же сунулись к Толику:
– Извините, мы немного задержались.
– Не задержались, а опоздали на полчаса. Если б мы вовремя выехали, сейчас бы добирались перекладными. А, где еще одна?
– Галина тоже уже должна была быть. Мы не знаем.
Прозвучал практически в один голос ответ студенток.
– Ладно, вон стоят двое орлов, - Монзырев указал взглядом на своих офицеров.
– Пока двигайте к ним, ожидайте.
Отвернувшись, он со списками подошел к автобусу, оттуда скомандовал:
– Сейчас буду зачитывать фамилии, услышав свою - загружайтесь в автобус. Знакомиться будем в лагере.
Посадка началась, гомоня и подсмеиваясь, кто над чем, дети полезли в автобус. А вскоре, Монзырев понял, что все не влезут. Усадив в автобус большую часть народа, он впихнул в гаишные машины еще восемь человек, и все равно оставалось четырнадцать детей.
– С этими, что делать?
– обратился он к клерку от образования.
– Еще транспорт есть?
– Может потом за ними приехать?
– неуверенно спросил тот.- По поводу транспорта, я не уполномоченный.
– Я вижу, что ты не упал намоченный, тебя еще в детстве уронили на сухой бетонный пол. За такую работу, я бы тебя сейчас с большим удовольствием уронил на асфальт, во-он в той луже машинного масла и намочил бы, может тогда у вашей братии совесть проявляться хоть иногда будет, - брезгливо отвернувшись от представителя гражданской власти, с досадой прикинул последовательность вероятных телодвижений.
– Сорок один километр в одну сторону, сорок один - в другую. Еще неизвестно, доедет ли этот монстр на колесах до места, уж больно вид у него стремный, да и загружен он под завязку.
Окликнул:
– Марья Васильевна, вот списки. Оставшихся здесь я отчеркнул. Вы сами заходите в автобус, ну а мы на перекладных доберемся.
Губы у клерка растянулись в довольной, блаженной улыбке, судя по его виду, трудностей в жизни он не любил и к проблемам был не готов.
"Эх, Расея - родина слонов! Наплодили чиновников, куда не плюнь, вот в такого деятеля попадешь, не промахнешся!", - торкнулось в голову Монзырева.
– Анатолий Николаевич, так я могу доложить об успешном начале нашего дела?
Косо глянув на клерка, Толик бросил:
– Докладывай.
Больше, не обращая внимания на чиновника, махнул рукой головной гаишной "девятке":
"Трогай, встретимся в лагере".
Он подошел к молча стоявшей ребятне, понуро оценивающей происходящее вокруг них.
– Ну, что пригорюнились?
Не пропадем, сейчас выйдем к автовокзалу и доберемся на попутном автобусе почти до места, а там пешочком и золотой ключик у нас в кармане.Подошли Сашка, с тяжелой парашютной сумкой в руках, и Андрюха с девушками.
– Что, командир, выдвигаемся?
Не успев ответить, Монзырев, да и остальные, повернулись в сторону мягко скрипнувших тормозов. Перед собравшимися остановилась черная "Мицубиси Паджеро" из передней двери вышел лощеный парень в черном костюме и белой рубашке при галстуке. Торопливо озираясь по сторонам, он открыл заднюю дверь машины, из которой на асфальт выпрыгнула собака сероватой масти с купированным хвостом и острыми подрезанными ушами, тут же отбежала на травку и присев сделала свои собачьи дела. Следом за собакой из машины вышла красивая, длинноногая девица в стильной одежде.
– Ой, Галка!
– воскликнула одна из студенток.
– Привет, мальчики и девочки!
– мелодичным голосом поздоровалась подъехавшая представительница прекрасного пола. Из ее глаз лучилась непосредственность юности, черты лица выражали скорее кокетство избалованного жизнью великовозрастного ребенка, чем глупость и тупую простоту блондинки.
– И вас с Новым годом, мисс!
– откликнулся Андрюха Ищенко.
– Как хорошо, что вы почтили нас своим присутствием, мадмуазель, - это Монзырев.
– Появились колеса. Откуда прибыло это чудо японского автопрома? Или по случаю подвезли добрые люди?
– Это папин.
– Ну, так может, загрузим его детьми? И вы вместе с ними доедете до лагеря? Остальные перекладными.
Галина обратилась к водителю, вышедшему из машины и курившему у левой передней двери.
– Жень, отвезешь детей в лагерь?
– Галина Александровна, а где это?
– Это сорок один километр от города, в южном направлении. Деревня Писаревка от лагеря в пяти километрах, там еще монастырь мужской, "Ястребова Пустынь" называется. Ну, понял, нет?
– Монзырев вопросительно смотрел в глаза явно скучяющего водителя.
– Да, понял, сейчас только шефу отзвонюсь, - водитель японской "кобылы" влез в нее и по мобильному телефону стал названивать хозяину.
– У зверя намордник-то есть?
– обратил внимание на собаку майор.
– В багажнике, вместе с сумкой.
– Ну, так и зачехли своего крокодила.
– Это не он, а она. Голубая доберманиха, зовут ее Марго. Маргоша, иди сюда, моя-а хорошая соба-ачка! Этот несносный дядя, думает, что мы кого-то можем покусать! А, мы ведь добрые, мы никого не кусаем.
– Хм! Ну-ну.
Галина взяла четвероногого гоблина семейства собачих за ошейник. Распорядилась:
– Толик, принеси намордник!
Монзырев удивленно повел бровью, но оказалось, что Толиком звали охранника. Тот бесприкословно подошел к задней двери "Паджеро", открыл ее и, покопавшись в багажнике, принес изделие кожевенных мастеров в гламурном исполнении, по толщине полос и выделке кожи, больше соответствующее использованию на морде какой-нибудь таксы, чем на бойцовой породе, передал его Галине.