Кривич

– Придумаем что-то.

Сашка, неторопливо удалился.

– Идем Анатолий Николаевич, не здесь же говорить.

Сергеич вывел Монзырева через другой выход из деревни. Ворота были выбиты и лежали створами дверей на пыльной полевой дороге. За частоколом росла дубрава, деревья в ней, радовали глаз, все как на подбор широкие в обхвате, старик по тропинке повел Толика вглубь ее. Шли ходко. Молча, ни тот ни другой не нарушали этого молчания. Тропинка наконец-то уперлась в открытые ворота, огражденного двора, только изгородь в нем составляла все тот же частокол. У ворот лежали четыре мужских трупа в холщевой одежде и лаптях. Сергеич обошел их и вошел в ворота, Монзырев за ним. К виду трупов он привык еще на войне, поэтому никаких эмоций в душе не выразилось. Во дворе с обеих сторон натоптанной площади, прямо из земли возвышались рубленые истуканы, судя по виду простоявшие здесь не одну сотню лет. Справа от ворот находилась небольшая изба, вот в нее-то Сергеич и завел Монзырева.

Обстановка внутри состояла из печи, выложенной из обожженной глины, топившеейся хозяином по-черному. Возле окна, где вместо стекла была вставлена слюда, стояла небольшая деревянная кровать, накрытая шкурами животных, и приставленные к столу скамьи. На столе был глиняный светильник, в котором, источая характерный запах, горел жир.

– Садись Николаевич, гостем будешь.

– Спасибо.

Уселись друг напротив друга.

– Ну, рассказывай Сергеич, что за хрень такая, куда нас черти занесли?

– На счет чертей не знаю, а находитесь вы, говоря современным тебе языком, в Киевской Руси. Десятый век вашей эры. И в гостях ты не у сторожа Сергеича, а у волхва и зовут этого волхва - Вестимир. Поговорим?

– Давай, - на лице Монзырева от полученной информации не дрогнул ни один мускул, хотя в душе холодным ветерком потянуло, но после увиденного в деревне, он не ставил под сомнение слова этого человека.

– Думал, беседа у нас длинная получится, но время уходит, поэтому потороплюсь. Слушай. Попал я в ученики к волхву еще отроком. Сильным волхвом был старый. Мы дети Даждьбога. Многому он меня научил. Многому, но не всему. Родовичи, за кромку ушли которые, в Ирий, подали мне знак. Веси нашей опасность грозит, а помощь никто не окажет, как не проси. Оповестил я родового боярина, мол, что придут в начале лета в набег печенеги клятые, как саранча расползутся по весям кривичей, да не внял он словам моим, жирком заплыл, богатством, оттого и погиб. Ведь весь наша - это все равно, что пограничная застава в твоем времени, обязана первым встретить врага и сообщить о нападении. Времени было мало. Совет родовичей ушедших, да и не только их, был таков, искать родную кровь в грядущем, они де помогут. Нашел я тебя, потомка нашего, а с тобой и воев твоих. Привел сюда, да опоздал малость. Время не рассчитал, по-разному оно идет там и здесь.

Монзырев хлопнул глазами, не полностью врубаясь в ситуацию.

– А меня ты спросил, козлина старая? Волхв, а товарищам моим за что это все? А детям? Ты что наделал, чудак на букву "М"?
– Монзырев схватил Вестимира руками за льняную рубаху.

– Охолонись, Николаич. Дослушай.

– Ну-ну?!

Ослабив хватку, отпустил старика, сверля его взглядом мутных глаз, злость на волхва еще не выветрилась из головы.

– Многие собраны здесь не просто так, вырвал я их из грядущего времени не зря. Что ж слушай. Горбыль Александр Петрович - погибнет осенью в ноябре месяце, сопровождая из Рязани призывников в часть. В тамбуре электрички получит ножевое ранение в печень от залетного татя, по-вашему, отморозка. Ищенко Андрей Владимирович - в августе этого лета разобьется в районе Коломны на своей старенькой "девятке", откажут тормоза. Федорова Галина Александровна, будет взорвана в машине вместо своего отца - крупного авторитета. Майкову Анну Сергеевну зимой изнасилуют "дети гор", потом задушат. Дети, пришедшие с тобой, тоже не все останутся живы к концу сего года, все-таки не из благополучных семей. Нет вас в будущем. Я знаю, что нет.

– А я?

– Что, ты? Ты родович наш, ты воин, обязан помочь своему роду, своей крови.

– Ну что помог? Вся деревня трупами завалена.

– А теперь слушай воин. Печенеги не ушли. Наша весь первая. Надо идти вниз по реке, отбить полон, отбить всех, кто остался. Ты это можешь - я знаю. Помоги роду выжить.

– А ты поможешь вернуться назад?

– Ты когда проход прошел, видел на пелене что-нибудь?

– Знак там высветился, вроде восточного иероглифа.

– Врать не буду. Проход закрыт. Если откроется, так только через девять лет. Прости. Ничем помочь не могу. Да и век свой знаю. Не будет меня через девять лет, за кромку уйду.

– Ладно, деваться некуда. Моих-то куда?

– Да вот сюда и приведу. Я думаю, Боги не обидятся.

– Ну, тогда с Богом. Спешить надо.

– Пусть поможет тебе Перун в делах ратных.

Выйдя к своим, Монзырев сразу же вручил волхву девушек и детей. Несмотря на пререкание Галины, заставил ее уйти вместе со всеми.

Оставшись с парнями, вкратце объяснил ситуацию. Все полезли в сумки за одеждой, прикидывали, что можно использовать как оружие в походе на печенегов. Приодели Толика, заменив белую рубашку пятнистой курткой, и двинулись вдоль реки, на ходу разделив буханку черного хлеба, оказавшуюся у Андрюхи в сумке.

Ночевали в лесу поодаль от берега реки. Разделив остаток ночи на четверых, несли дежурство - береглись от лесного зверя и лихого человека. Вымотались все неимоверно. Поодаль трещали, ломаясь ветки прибрежных кустов, не то кабаны продирались к реке на водопой, не то бродил поблизости хозяин леса - медведь, но, несмотря на все это, усталые люди забылись тяжелым сном.

С первыми лучами солнца, пробившимися через листву деревьев, двинулись дальше. Душу Монзырева заботило то, что отряд следует по незнакомой местности, без карты, без проводника. Единственный ориентир - река и натоптанная дорога вдоль нее. Отмечались следы прошедшей по дороге конницы, но количество ее определить было сложно современному человеку.

К полудню прошли километров двадцать. Вдали, по реке, услышали присутствие людей. Монзырев приказал войти в лес. По "зеленке" пробирались, стараясь не создавать шума. Через какой-то отрезок пути, более отчетливо услышали присутствие большого числа людей. В просветах между деревьев показались очертания славянской деревни. Поваленный во многих местах частокол ограждения. Метрах в трехстах, свободных от лесной растительности, парни увидали вооруженных копьями и луками не то, татар, не то схожих с ними кочевников, в длинных черных одеждах, в остроконечных колпаках, тоже обтянутых черной тканью, было не понять, шлем под ней скрывается или просто шапка из плотного войлока.

Печенеги.

– Распределиться вдоль кромки леса, наблюдаем, - подал команду Монзырев.

Печенежский стан, находился на открытой площадке перед деревней. За составленными кольцом и связанными между собой повозками, просматривались две юрты из бурого войлока. К повозкам и обратно сновали чужаки, стаскивая и укладывая из поверженной деревни какой-то хозяйственный скарб. Неподалеку от реки Монзырев разглядел еще один лагерь - пленники, это было заметно сразу. Люди сидели прямо на земле, были избиты, некоторые ранены, для удобства конвоирования на большие расстояния привязаны за руки к длинным веревкам. Мужчины, женщины, стариков не было вовсе, к некоторым женщинам прижимались мелкие дети, тех захватчики даже не удосужились связывать. Пленных охраняли печенежские воины. Вместе с охраной стана Монзырев насчитал одиннадцать сторожевых. Лошадей поблизости видно не было.

Анатолий знаками подозвал парней. Отойдя в лес, разместились кругом.

– Докладывайте, кто, что увидел.

– Насчитал двадцать семь копченых. Охрана в прямой видимости друг от друга, - сказал Андрей.
– Правда, не понятно, почему они уделяют внимание внутреннему кругу и не смотрят по сторонам?

– Это-то понятно. Кого им боятся? За спиной мертвая деревня, основная орда ушла дальше, войск противника на сотню километров нет. Кого им сторожиться? В эту деревушку, судя по всему, будут сгоняться пленные со всей округи. Что еще?

– Лошадей нет. Значит, табун пасут отдельно. Думаю, что где-то недалеко отсюда. Насколько я помню из истории, степняк без лошади плохой воин. Предлагаю разведать, где выпас и убрать пастухов. Табун потихому увести и заняться остальными, проводить "по холдку", - выдал свои умозаключения Горбыль.

– Остальных считай три десятка. Не многовато ли на четверых?

– Нормально, командир. По-тихому их всех не уничтожить, а по громкому у нас есть калаш и ПМ. Справимся.

– Принято. Сейчас обходим деревню, ищем лошадей, а там посмотрим.