Кривич
Шрифт:
Молчавший скандинав, смотрел в глаза славянского вождя с неприкрытой ненавистью. Вокруг них собралась толпа местных жителей, желающих увидеть, как боярин будет вершить справедливый суд над бандой датчан.
– Он все понимает, - шептал Монзыреву Славка, читая мысли хёвдинга.
– Только понять не может, что он сделал предосудительного. По их законам, он не видит за собой никаких преступлений. Для него, это был обычный вик, каких в его жизни случилось немало.
– Ты, местный херсир, как я понял, - выдавил из себя слова викинг.
– Я, вызываю тебя на хольмганг. Пусть Боги
– Ха-ха-ха! Ты, что, тать, совсем ума лишился? Здесь тебе не тинг и стоим мы сейчас на моей земле, а не на острове Селунд. Да, и мало чести вступать с тобой таким в поединок, безлядвый ты теперь. А, дорога у вас всех теперь только одна, до ближайшей трепетицы. Ты и твои вои убивали, насиловали, грабили. Я, обещаю вам одно - вам не быть в эйнхерии - никогда не стать воинами небесной дружины Одина. Не достойны!
Толпа народа, окружавшая судилище одобрительно зашумела.
– Сашка!
– Да, командир.
– Повесить всех.
– Боярин Гордей, не слишком ли круто наказание твое?
– подал голос Вадим Всеволодович.
– Вполне достаточно было бы вырвать языки и отрубить большие пальцы на обеих руках.
– Вырвать языки надо бы тому, кто навел этих обормотов на мое городище. А, этим незачем гулять по земле русской, да, и нет у меня умельца в заплечных делах.
– Ну, это дело поправимое. Я с собой завсегда ката вожу.
– А, пальцы-то, зачем рубить?
– Ты, уважаемый, Гордей Вестимирович, я заметил, в одних вопросах дока, а в других уж прости, словно дите малое. Вот, повесишь, опозоришь нурманов конечно, слов нет. А ежели им пальцы отрубить, не быть северным татям после смерти в дружине одноглазого бога. Вои и пусть доживают с сим знанием.
Те из викингов, кто понял русский язык, вдруг метнулись на своих врагов, в надежде хоть и не с оружием в руках, но все же погибнуть в бою. Дружинники их мигом скрутили и поставили на колени перед боярами, спокойно стоявшими, будто и не заметившими порыва скандинавов. Так же отрешенно от всего стоял однорукий вождь викингов.
– Херсир, - обратился он к Монзыреву, подавив в себе ненависть к победителю.
– Среди выживших воинов есть мальчишка, его Эйриком кличут, на руках его крови нет, в этом клянусь Одином. Это сын моей старшей сестры, я взял его к себе в семью, как велят наши законы. Прошу тебя, возьми его к себе. Когда взрастет, он будет неплохим хирдманом.
Монзырев с любопытством разглядел черноголового отрока, примерно одного возраста со стоящим неподалеку Мишкой. Тяжелое молчание повисло вокруг, все ожидали, что решит их родовой боярин. Как поступит с мальцом? Ожидал, как распорядится юным нурманом и боярин Вадим, он по складу своего характера не был излишне жестоким к покореным людям.
Монзырев заговорил медленно, словно взвешивая каждое сказанное слово:
– На Руси есть древний обычай, озвучить его просто. Кровь за кровь. Крови пролито много. Поставьте юнца на ноги, - обратился к двум воям, стоявшим у того за спиной.
– Подойди ко мне.
Отрок шагнул к грозному русу, в голубых глазах его читалась отрешенность, он мысленно готов был разделить участь, погибшего хирда. Толик
вытащил из ножен меч, медленно протянул его парню.– Убей татей пришедших к нам в городище и мы будем считать тебя одним из нас. Будешь воем в моей дружине.
У стоявшего рядом боярина Вадима, от удивления округлились глаза. Ни минуты не сомневаясь, парень озвучил ответ одним словом:
– Нет!
Стараясь угадать, чем все закончится, кривичи, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. На лице их боярина промелькнула улыбка.
– Хорошего парня воспитал, нурман, - обратился он к вождю викингов.
– На Руси есть и другой древний обычай: жизнь за жизнь.
Обернувшись к селянам, спросил:
– Что скажете, родовичи?
По собравшейся толпе пробежал вздох облегчения. Сработал менталитет русов, на едином выдохе прозвучало:
– Жизнь!
– Пусть будет так: жизнь за жизнь!
– провозгласил Монзырев. Оглядев селян, произнес громко.
– Теперь он один из нас, он будет воспитываться, как русич и никто из нас ни в чем отныне его не упрекнет. Вы правильно решили, жестокость порождает неверность, а разумная доброта - благодарность. Горбыль, забирай Эйрика, это теперь твоя головная боль, это теперь твой воспитанник.
Повернувшись к викингам, услышал от их вождя:
– Спасибо.
Даже не обратив на него внимания, распорядился:
– Остальных в поруб, к кату.
Развернувшись, он молча пошагал к терему, хотелось только одного, остаться поскорее одному.
– Боярин, - подбежал к Монзыреву Боривой.
– Боярин, ты прости меня. Крада построена, пора отправлять родовичей в Ирий.
– Вестимира на краду положили?
– Да, всех. Нет только нашей боярыни, - отвел виновато взгляд в сторону.
Будто в тумане, свершив усилие над собой, Толик сам провел процедуру прощания с погибшими. Он не стал поднимать покрывало с лица волхва, желая, чтобы в памяти его друг остался только живым. На тризну не остался и, сидя в потемках, в своей комнате, в одиночку прикладывался к спиртному. Пустив пьяную слезу, припомнилась Галина в день их свадьбы, такая красивая и желанная, она будто плыла над дорогой, и в облике ее было величие, глаза смотрели только на него, ставшего ей мужем с благословления богов, а в глазах ее лучилось счастье. Она не замечала людей, приветствующих боярскую чету, не замечала атмосферу праздника, витавшего повсюду, растворилась в помыслах о нем.
С мыслями и воспоминаниями о ней, Монзырев забылся беспокойным пьяным сном.
На третий день, после возвращение в городище, майор открыл проход и распрощался с боярином курским. Переправил и его самого, и его воинов в обратном направлении, в северянское селище Рыбное. Только управился с этим, как с воротной башни южных ворот оповестили:
– Сотник Андрей со своими воями обратно возвертается.
В сопровождении Горбыля и Мишки, Монзырев вышел навстречу, остановившись, ожидая за пределом воротной черты. Издали углядев начальство, Андрюха от души приложился пятками к бокам своего коня и на рысях подлетел к ожидавшим друзьям, старавшимся издали разглядеть повозку, сопровождаемую воинами.