Кривич

Все отчетливее слышался приближающийся топот копыт большого числа лошадей. Вскоре, за празднично - зеленой полосой неприметной травы показалось войско, идущее плотным строем, со стягом, развивающимся над ним. Уже можно было разглядеть хорошее единообразное оружие у воинов, длинные боевые копья, прямые мечи, дальнобойные луки из турьих рогов, булавы, секиры. Увидав противника выстроенного в боевой порядок, воинство встало в отдалении.

– Батька, кажись наши! На печенегов не похожи, - подал Мишка голос.

– Вижу уже.

К Монзыреву подскочил Андрей.

– Командир, вон то мурло я знаю, - указал пальцем на витязя в красивом дорогом корзне, покрывавшем кольчугу.

– Это, наместник Курский, боярин Вадим Всеволодович.

– Да, ты, что? Ну, так поехали встречать. Представишь меня. Хорошо вовремя разобрались, чуть своих не угондошили.

Нервное напряжение стало помаленьку отступать.

– Улеб! В седло садись. Твоего прежнего работодателя встречать выдвигаемся.

Четверо всадников рысью погнали лошадей навстречу русскому воинству, непонятно с какой целью прибывшему на границу княжества. От прибывшей славянской дружины навстречу четверке воев выехало десятка полтора всадников в добротных доспехах, сопровождавших боярина Вадима. Обе процессии встретились посередине поляны, оставив позади свои боевые порядки.

– Кого я вижу! Никак это ты, старый варяг Улеб?!
– первым воскликнул курский боярин, улыбаясь в свою курчавую бороду.
– Ба-а! И купец с тобой. Вот уж кого не ожидал увидеть так это вас.

– Так ведь и мы не чаяли встретить дружину наместника в пограничье, - откликнулся на слова Вадима Андрей.

Хоть и встретились в поле люди славянского корня, но, чувствуя у себя за спиной силу, Андрей и в речи своей не захотел выглядеть перед курянами бедным родственником.

– Тем паче, я тебе, боярин, при встрече баял, что не купец я, а воин, чай, запамятовал?

– Прикуси язык, недоросль великовозрастный. На звездюлину нарываешься? Как домой вернемся, я тебе клистир на задницу быстро организую, - видя, как после сказанного, боярин темнеет лицом, тихо сделал внушение Андрею Монзырев.
– Здрав будь, наместник курский. Рад видеть тебя на землях пограничья. Я, боярин родовой у кривичей, владетель городца Гордеева, Гордей Вестимирович.

– Здравствуй, боярин, я уж понял, кто ты есть.

Оба с интересом разглядывали друг друга. Серебряная цепь на шее боярина глухо постукивала по железу панциря. В левой руке овальный красный щит с медным умбоном посередине, у левой ноги из-за щита выглядывали ножны длинного прямого меча, за пояс заткнута тяжелая булава, на высоком шлеме подрагивали в такт конскому топтанию, разноцветные перья, искусно расшитое корзно дополняло богатство воинского наряда. С другой стороны, приезжий боярин видел перед собой небогато одетого в кольчугу, уже прорванную в двух местах, варяга с длинным клоком волос, заправленным за ухо, открытым лицом, ухоженные усы спускались по обеим сторонам бритого подбородка. Боярскому званию в облике Монзырева соответствовало только оружие, но и оно было без каких либо украс.

– Вот, уж не думал, что кривичами варяг управляет. То-то Улеб к тебе сбежал. Как живешь, Гунарович? Не жалеешь, что ушел от меня?

– На жизнь не жалуюсь, Вадим Всеволодович, С боярином Гордеем спокойно конечно не поживешь, но жить у него интересно и нескучно.

– Ну-ну! Стегги-то с тобой?

– Нет больше Стегги. Пирует сейчас в небесной дружине.

– Давно?

– Да, дней уж десять как. Хорошая смерть! Орду-то мы уполовинили. Не дали большому числу поганых на Русь войти.

– Как, так? У стен Курска с большой ордой мы бились, отогнали ее, не дали печенегам разгуляться.

– Ну, да. К вам в гости только половина копченых отправилась. Вторую половину-то мы изничтожили.

– Се, как понимать, боярин?
– обратился Вадим уже к Монзыреву.

– Едем, Вадим Всеволодович, ко мне в ставку. Она тут неподалеку, в Рыбном. Там и обскажу все. Не стоять же нам среди поля ратного, вои-то наши волнуются, хоть и понимают, что свои, да, все ж переживают.

– Едем!
– курский боярин обернулся к своему молодому воеводе.
– Якун, вели сотникам вести дружину за нами.

– Гунарович, ты тоже давай, командуй. Прибраться не забудьте, вдруг опять караван появится.

Направляясь в Рыбное, бояре разговорились. Оказалось, дружина Вадима тоже вышла на охоту за печенежскими обозами. Вот, потому-то уже два дня было затишье у Монзырева. А, тот крайний обоз, что попался сегодня кривичам, уничтожив полоняников, уходил от погони воинства Вадима, оттого и встретились две русские дружины на этом пятачке.

Оба смеялись, узнав о случае, приведшем к противостоянию.

Курская дружина встала лагерем неподалеку от Рыбного, раскинула шатры. Старейшина Бажан принимал у себя в гостях уже двух бояр со всей их старшиной, а жена его Веселина с невестками и дочерьми накрывала в полисаде столы. День клонился к закату и теплый летний вечер был тих, только стрекот кузнечиков создавал фон. За столом было много выпито и съедено, но больше всех бурно веселился Горбыль. Приняв на грудь хмельного, они с Андреем уже плотно скорешились с курскими сотниками, громко гоготавшими над Сашкиными байками привезенными им на хвосте своей лошади из Дикого поля.

– Кто таков?
– указал глазами на Сашку Курский боярин.

– Один из сотников моих. Считай, только что из степи вернулся, вот откатом и накрыло.

– Это как из степи?

– Вадим Всеволодович, мы ведь к набегу загодя, еще с осени готовиться начали. Посему решили с воеводой и сотниками, что как только орда к нам в земли пройдет, так и мы к ним в гости отряд снарядим. Вот, Сашка и водил в степи отряд, а сегодня, прямо перед нашей с тобой встречей и вернулся, я с ним даже поговорить, толком не успел.

– Так, пусть расскажет - чего видел, чего сделал.

– Да, запросто! Сашка, иди сюда, садись рядом, голубь сизый.

Сашка уселся между боярами, чтоб было сподручней отвечать на вопросы.

– Ну, поведай нам, как прошел вороп твой в землях Каганата!

– Да, чего там, бояре. Войти было легко, вот только работать пришлось в сложных условиях, гоняли нас, как зверя на охоте. Целы остались, да вышли не все. Считай, десяток своих пацанов похоронил.

– Так, а поганых-то сколько полегло?
– задал вопрос боярин Вадим.