Кризис доверия
Шрифт:
Кир едва не дернулся следом за любимым оружием. Любовный дурман в голове слегка поутих, по крайней мере, шум в ушах прекратился и сквозь него…
— Выстрелы!
— Ты что?! — Карина ухватила его за шею, заставляя смотреть только на себя. — Это шина. Просто шина! У дядьки Митькиной машины лысые совсем, спускают. А он постоянно их подкачивает, а они хлопают. Забавно, правда? Он их меняет, но на такие же. Кирилл, ну ты чего переполошился?..
— Я, по-твоему, не отличу?! — оторвать от себя цепкие пальцы оказалось сложно.
— Тебе просто почудилось. Милый мой, как же ты натерпелся! Но ничего, я тебя отогрею, никуда
— Пусти!
— Ну чего ты? Чего?! Я тебе больше не нравлюсь? — шептала она, покрывая быстрыми поцелуями его щеки и шею, а Кир медлил лишь потому, что не решался переступить через себя и ударить или просто причинить боль девчонке.
Из-за Лерки! Сестра умела за себя постоять и словесно, и кулаками, но Кир априори считал любого пацана, посмевшего поднять на нее руку, мерзавцем, ушлепком и отмороженным на всю голову мудаком.
О Карине шушукались — свои же поселковые. Киру, разумеется, никто не спешил докладывать, но он же не идиот. Только Василь Дмитриевич мельком намекнул, за что Кир на него обиделся, то есть именно идиотом себя и выставил. А вот теперь…
— От-це-пись…
Карина не стала ждать, когда ее оттолкнут, попятилась, споткнулась о что-то невидимое и села на зад, широко расставив ноги.
— Смотри, не пожалей! — прошипела она. — От жизни отказываешься!
Прозвучало двусмысленно, учитывая позу, но размышлять над ее словами времени у Кира уже не было.
Месяц назад его едва не убили. Из десятка посланных в логово фангов в Пущинском «Царьграде» радиоуправляемых вертолетиков, несущих заряды со взрывчаткой (поднять на воздух не смогут, но пожары устроят: лето тогда стояло засушливое), сработала половина. В огненную ловушку попал десяток кровопийц, а всего их было двадцать пять. Восемь остались сбивать пламя и помогать пострадавшим. Остальные бросились выискивать напавших.
И один вышел на Кира с Авдотьевым — был у них в отряде такой малый, прибившийся еще в Москве и взятый под крыло, как и Кир. Ему кровопийца сразу свернул шею, а над Киром решил поиздеваться. Быстрые точные касания, боль от которых поначалу не чувствовалась, кинули его на землю. Пара ударов под ребра лишили возможности вскочить немедленно, а потом его просто вздернули на ноги, как марионетку. Был ли укол в шею или почудился, Кир не сумел понять. Позже он убедил себя в том, что нападению не подвергался, вообще прошел конфликт без единого укуса — так оказалось проще. А еще он очень хотел и собирался жить, и кинжалы на поясе носил уже тогда.
Потом он мало помнил. Соображать начал, когда в рот полилась приторная сладость, тотчас обернувшаяся соленой горечью: подоспели старшие, а они для излечения и быстрого поднятия на ноги применяли кровь самих фангов. Та оказалась эффективнее любых человеческих лекарств и действовала значительно быстрее. Главное, не превысить безопасной дозы. «Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь», — как любил повторять Василь Дмитриевич. Он же еще с месяц потом подтрунивал над Киром на предмет растущих клыков.
Клыки не клыки, но именно после того случая, Кир начал ощущать присутствие фангов — слабо, неуверенно, но и подобная недоспособность часто его выручала. Вот как сейчас.
Уйдя с курса возможной атаки, он перекатился через плечо, зажмурился
до кровавых точек перед глазами, поскольку зрение могло лишь помешать и, сорвав с пояса кривой нож, резко выкинул в бок — туда, откуда, если подумать, и нападать никто не станет. Захлебывающийся звук возвестил о том, что угадал верно, но порадоваться Кир не успел.Наверное, с пробитой артерией руками особо не помашешь. Хотя кто этих фангов разберет? Кира задело по касательной, но и этого хватило, чтобы он перелетел через половину комнаты и врезался спиной в стену. Перед глазами полыхнуло, ноги подкосились, плечи припорошило штукатуркой и еще какой-то гадостью, из-за которой он принялся чихать безостановочно. Мачете лежало у другой стены, нож по-прежнему торчал в шее фанга, который и не думал падать, а неотвратимо надвигался на Кира, заливая собственное плечо, а затем и пол ярко-алой кровью. Шел, протягивая руки, то ли намереваясь придушить, то ли оторвать голову. Красивый настолько, насколько может быть красивой акула во время атаки, с просвечивающим сквозь кожу черепом и сиреневыми светящимися глазами.
— Не убивай-те…э… Вы же обещали мне подарить его жизнь…
Почему Кир расслышал тонкое подвывание Карины, неясно. Он был захвачен моментом подступающей смерти чуть больше, чем полностью. Но он услышал, и ему стало противно до омерзения.
— Бе…э-дненький мой… молоденьки-ий мой… — Карина всхлипнула.
— Я откуплюсь сангри, которую ты любишь больше, нежели юных трепетных мальчиков, Фекла. Ведь для тебя значительно важнее быть молодой.
Фекла, значит…
В следующее мгновение голова фанга лопнула перезрелой тыквой: кто-то выстрелил в него разрывной пулей и попал!
…Мур?
Кир не сразу понял, где находится; открыл глаза, уставился в потолок с фосфоресцирующими звездами. Ремонтом его квартиры занималась Лерка, и звездное небо вместо потолка было одной из ее придумок. За окном было темно, а потому Киру ничего не оставалось как перевернуться на другой бок и снова заснуть, надеясь, что на утро он не вспомнит об этом сне.
Прошлое посещало Кира нечасто, а сны он не запоминал. Минуло от силы минут десять, и он уже вряд ли мог сказать, что именно видел. Нечто времен конфликта, ничего конкретного.
Его следующее сновидение тоже касалось прошлого. И если бы Кир лишь предположил, чьего именно, предпочел встать посреди ночи и больше не ложиться.
…Свет лился с забранной решеткой стены. Он должен был раздражать, и он раздражал, но не больше. Человеки звали трубки, его испускающие, «люминесцентными лампами» или как-то еще. Они же, поддавшись на уловку собственных суеверий, отчего-то полагали, будто любой представитель народа фангов станет стенать, плакать и кататься по полу, а затем и иссохнет на этом свету. Ах, ну да. Ведь так полагалось поступать тем, с кем их путали: вампирам.
Самому Ки-И-асу от света было ни тепло, ни холодно, хотя он не сказал бы, будто излучение изменившегося солнца ему приятно: слишком много ультрафиолета. Он вызывал частые приступы усталости. Двигаться столь же быстро и стремительно, как на Варе, на человской Земле не выходило. А хуже всего было то, что поделать с этим ничего не получалось: нельзя же вручную или руководствуясь одними лишь своими хотелками разъединить слившиеся миры, пойти против неумолимых законов мироздания, пусть они и кажутся несправедливыми?