Кризис психоанализа

Неудивительно, что многих привлекло обещание более скорых и дешевых методов лечения. Психоанализ открыл возможность облегчать страдания с помощью профессионалов. С изменением методов психоанализа, увеличивших эффективность и сокращение сроков терапии [3] , а также введение групповых занятий с учетом интересов тех, кто не имеет достаточно средств для длительных ежедневных сеансов, новые способы не могли не стать весьма привлекательными и неизбежно переманивали к себе многих потенциальных пациентов [4] .

3

Ср.: Aniceto Aramoni. New Analysis? (Доклад, сделанный на Третьем психоаналитическом форуме. Мехико, 1969). – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. автора.

4

Внедрение групповой терапии, каковы бы ни были ее терапевтические достоинства (о которых судить не берусь по причине отсутствия личного опыта), все-таки удовлетворяло потребность в более дешевом лечении и создавало второй основной компонент психоаналитической терапии. И сенситивные группы в настоящий момент – распространенный выход из положения для тех, кто испытывает необходимость участвовать в массовых сеансах психотерапии.

До сих пор я затрагивал лишь наиболее очевидные, лежащие на поверхности причины кризиса психоанализа: злоупотребление психоанализом многочисленными практикующими врачами-психоаналитиками и самими пациентами. Для разрешения кризисного состояния, хотя бы на данном уровне, потребовался бы более строгий подход к профессиональным качествам психоаналитиков и действительным нуждам пациентов.

От внешних проявлений перейдем к рассмотрению более глубокого кризиса, в котором оказался психоанализ.

Каковы же причины этого более глубокого кризиса?

Уверен, что основная причина кроется в превращении психоанализа из радикальной теории в теорию конформистскую. Исходно психоанализ был теорией радикальной, проникающей в глубины подсознания, освободительной. Постепенно он утратил эту особенность и закоснел. Оказавшись неспособным развиваться теоретически в соответствии с социальной ситуацией, сложившейся после Первой мировой войны, он ушел в конформизм и сосредоточился на собственной респектабельности.

Самым творческим и радикальным достижением теории Фрейда было учение об иррациональном – теория бессознательного. Как заметил сам Фрейд, это было продолжением работы Коперника и Дарвина (я бы добавил сюда Маркса): один разрушил иллюзорное представление о месте нашей планеты в космосе, другой – о месте человека в природе и обществе. Фрейд же разрушил последнюю цитадель, все еще остававшуюся неприкосновенной, – человеческое сознание как последнюю данность психического опыта. Он показал, что многое из того, что мы сознаем, не принадлежит реальности, как и многое из того, что представляет собой несомненную реальность, не постигается нашим сознанием. Философский идеализм и традиционная психология подверглись фронтальной атаке, следующий шаг был направлен на получение знания о том, какова же в действительности «философская действительность». (Теоретическая физика со своей стороны сделала решительный шаг в том же направлении, разрушив другую научную достоверность, которая касалась природы материи.)

Фрейд не просто заявил о существовании бессознательных процессов вообще (это сделали до него другие), но наглядно показал на эмпирическом материале, каким образом эти процессы совершаются, продемонстрировал их действие на конкретных и доступных для наблюдения явлениях: невротических симптомах, снах и поступках повседневной жизни.

Теория бессознательного стала одной из наиболее важных основ в нашем познании человека, в нашей способности отличать в поведении человека видимость от реальности. В результате обнаружился новый параметр честности ^{1}, способствующей развитию критического мышления. До Фрейда считалось, что вполне достаточно знать сознательные намерения человека, чтобы судить о нем. После Фрейда этого уже недостаточно, да и на самом деле этого крайне мало. Позади сознания затаилась скрытая реальность – бессознательное – ключ к подлинным намерениям человека. Психоанализ личности (то есть использование психоаналитического подхода при изучении ее поведения) поколебал самые основы традиционных воззрений буржуазной (и не только буржуазной) «респектабельности» во всем их лицемерии и нечистоплотности.

После Фрейда стало невозможно судить о поступках человека по одним лишь его добрым намерениям [5] . Эти добрые намерения, даже если субъективно они были совершенно искренни, подвергались дальнейшему тщательному исследованию: «А что за этим кроется?» Или вернее: «Кто ты на самом деле?» И Фрейд сделал возможным выяснение действительных мотивов и целей поступков.

Однако для теоретической системы Фрейда характерна глубочайшая дихотомия. Тот самый Фрейд, который открыл способ осмысления «ложного сознания» и свойственного людям самообмана, был мыслителем радикалом (хотя и не революционного толка), который в известной мере вышел за рамки своего общества. Он был в некотором отношении критиком общества, особенно в работе «Будущее иллюзии». Но в то же время он разделял предрассудки и философию своего класса и современного ему общества. Бессознательное Фрейда оказалось местопребыванием главным образом вытесненной [6] сексуальности, «искренность» объяснялась пластичностью либидо в детстве, а критика общества ограничивалась проблемами вытеснения сексуальных инстинктов. Фрейд был смелый и радикальный мыслитель в своих великих открытиях, однако реализации их препятствовала его безоговорочная вера в то, что современное ему общество, хотя и совершенно неудовлетворительное, было все же наивысшей формой человеческого развития и не подлежало никаким более или менее существенным усовершенствованиям.

5

Марксистское значение «идеологии» то же самое, что и «рационализация» у Фрейда, хотя Маркс и не пытался изучать механизм вытеснения. (Ср.: Fromm E. Beyond the Chains of Illusion. // The Credo Series, ed. Ruth Nanda Anshen. – N. Y.: Trident Presss and Pocket Books, 1962.)

6

Здесь и далее все, что связано с понятием «repression», дается как вытеснение. См. разъяснения в кн.: Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу / Пер. с франц. Н.С. Автономовой. М.: Высшая школа, 1996. – Примеч. пер.

Это присущее Фрейду и его теории противоречие неизбежно влечет за собой вопрос, какой из этих двух аспектов станут развивать его ученики. Последуют ли они Фрейду – продолжателю трудов Коперника, Дарвина и Маркса, или довольствуются тем Фрейдом, чьи мысли и чувства строго ограничивались категориями буржуазной идеологии и опыта? Разовьют ли они специальную теорию Фрейда о связанном с сексуальностью бес сознательном в общую теорию, объектом которой стали бы любые вытесняемые психические переживания? Разовьют ли они идею сексуального раскрепощения как форму освобождения через расширение сознания? Иначе говоря, станут ли они развивать наиболее эффективные и революционные идеи Фрейда или сосредоточат внимание на тех теориях, которые с наибольшей вероятностью могли бы быть ассимилированы потребительским обществом?

Преемниками Фрейда могли бы стать ученики одного и другого направления. Однако правоверные ученики последовали Фрейду-реформатору, а не радикалу. Они оказались не способны развить его теорию, освободив ее фундаментальные выводы от временных ограничений, и ввести их в более широкий круг радикальных идей. Они все также продолжают эксплуатировать реформаторские тенденции психоанализа, сложившиеся перед Первой мировой войной, когда разоблачение сексуального ханжества почиталось смелым и революционным.

Доминирующее влияние конформистски настроенных учеников было отчасти обусловлено одной специфической чертой характера самого Фрейда. Он был не только ученый и врач-психиатр, но еще и «реформатор», который верил в свою миссию создателя движения за рациоэтическое преобразование человека [7] . Он был ученым, однако, несмотря на интерес к теории, никогда не упускал из вида это «движение» и его политическую деятельность. Большинство из тех, в ком он видел лидеров движения, были людьми, совершенно лишенными какой бы то ни было способности к радикальной критике. Сам Фрейд не мог не знать об этом, однако выбирал он их – за несомненную преданность ему и движению. К тому же многие из них обладали специфическими качествами, присущими чиновникам любого политического движения. Поскольку движение контролировало как теорию, так и психотерапевтическую практику, такой выбор лидеров должен был по вполне объективным причинам оказывать большое влияние на направление развития психоанализа.

7

В 1910 году Фрейд все еще тешился идеей предложить своим единомышленникам объединиться в международное братство за этику и культуру, которое со временем трансформировалось бы в организацию воинствующих психоаналитиков. Но вскоре он расстался с этим замыслом ради идеи основать Международную психоаналитическую ассоциацию. (См.: Fromm E. Sigmund Freud’s Mission, World Perspectives, ed. Ruth Nanda Anshen. – N. Y.: Harper Row, 1959.)

И все-таки кое-кто из учеников от него отступился: Юнг – потому, в частности, что был неисправимым романтиком, Адлер – потому, что был весьма способным, хотя и недостаточно глубоким рационалистом. Ранк выдвигал оригинальные идеи, но был «изгнан» не столько догматической установкой Фрейда, сколько откровенной завистью своих соперников. Ференци, пожалуй, самый любимый и наиболее одаренный творческим воображением изо всех учеников Фрейда, не претендовавший на лидерство и не имевший мужества порвать с Фрейдом, был тем не менее сурово отвергнут, когда в конце жизни уклонился от общепринятого направления по нескольким важным пунктам. Вильгельм Райх был исключен из организации, при том что – или скорее из-за того, что – развивая теорию Фрейда о сексе, максимально ее расширил. Он представляет собой чрезвычайно интересный пример, когда из-за страха перед психоаналитической бюрократией (а в данном случае также и перед самим Фрейдом) переходят с позиции реформаторской на позицию радикальную в той самой сфере, которую Фрейд сделал центром своей системы.

«При дворе» Фрейда поддерживался жесткий контроль, хотя и среди победителей в дворцовых интригах бушевали ревность и соперничество. Наиболее показательные случаи таких внутренних распрей, имевшие место среди членов группы, описаны в «придворной биографии» Эрнста Джонса (Ernest Jones), где автор клеймит двоих бывших своих основных соперников – Ференци и Ранка как помутившихся разумом к моменту их отступничества [8] .

Большинство правоверных психоаналитиков признало над собой контроль со стороны чиновников от психоанализа и подчинилось их правилам и, пусть на словах, проявляло требуемую лояльность.

8

См.: письмо Майкла Балинта (Michael Balint) редактору журнала «International Journal of Psycho-Analysis», 34 (1958), 68; также мои подробные рассуждения о позиции Фрейда по отношению к Ференци в «Dogma of Christ» (N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1963. P. 131–147). А также мои подробные рассуждения о позиции Фрейда по отношению к Ференци в «Sigmund Freud’s Mission». – Op. cit.