Крот Камня

Пища здесь была скудной: червяки, личинки, моль, пауки, наевшиеся навоза. Чтобы не вытошнило, они старались не всматриваться в то, что ели.

Крыс они видели, но из безопасной позиции — с расположенной высоко трубы, которую нашел Мэйуид. Кроме того, кроты так сильно пропитались снаружи вонью от канализационного водостока, а изнутри — от дрянной пищи, что пахло от них только грязью и крысы их попросту не замечали. Быть может, в менее шумных тоннелях крысы учуяли бы кротов по вибрации, но, так или иначе, до сих пор путешественникам удавалось избегать этой опасности.

Все же они понимали, что когда-нибудь придется сразиться с крысами, и двигались тесной группкой, всегда готовые отразить нападение. Из рассказа Рована они вынесли урок: на Полынном пустыре Хит сам бросился на крысу — и она отступила.

Более серьезной опасностью казались потоки, которые то и дело внезапно извергались из труб, но кроты научились предугадывать такие выбросы и устраивались на бортиках. Гораздо страшнее — и избежать этого было невозможно — оказались потоки горячей воды. Она дымилась, и дым разъедал носы и глаза, с чем раньше кроты не сталкивались; Спиндл первый попал в такой ужасный поток и обжегся, его задние лапы распухли и болели несколько дней.

Еще одну опасность представляли собой порезы, от них страдали все. Заживали порезы очень медленно, а иные и вовсе не заживали, причиняя сильную боль, превращаясь в язвы.

Кроты могли бы попытаться выбраться на поверхность в одном-двух местах, но, понюхав воздух, поняли, что уже наступил суровый декабрь. Воздух был холодным. Однажды в тоннель через решетку попал снег и лежал там серо-белым пятном, повторяя рисунок круглой решетки. Кроты разглядывали снег, трогали его, словно это было какое-то чудо. Снег казался белым и чистым, а исходивший от него свет будил далекие воспоминания, как будто вернулось детство, где летом они ходили по земле среди травы и деревьев, где пели птицы, дул ветерок и хорошо пахло. Мир, чуждый темноте, в которой они затерялись сейчас.

Затерялись. Они не произносили этого слова. Однако, если бы не знаки, оставленные Хитом, кроты чувствовали бы себя совсем несчастными.

Они ушли далеко на восток, но чутье Триффана, ученого-летописца, все сильнее подсказывало ему, что путь, предначертанный Камнем, лежит через тоннели, уходящие на север. Они бы и пошли туда, но знаки Хита влекли их вперед, словно там их ожидало некое озарение. Так что Триффан и Мэйуид продолжали вести своих спутников на восток, игнорируя зов, становившийся все сильнее по мере того, как с каждым днем приближалась Самая Долгая Ночь. Зов требовал повернуть на север.

?

Добравшись наконец до места, где обосновался Хит, они были одновременно и удивлены, и разочарованы. Помеченный Хитом путь неожиданно отклонился к югу и какое-то время пролегал по узкому квадратному водоводу, проходившему поблизости от шоссе ревущих сов. Когда совы проносились мимо, водовод дрожал. Кротов впервые обдало дымом, они почувствовали себя плохо, их затошнило. Пока они шли по длинному водоводу, сверху все время капали вода и жидкая грязь, и кроты понимали, что вокруг них — только бетон, наверху и внизу, да еще непрекращающийся шум. Червяки исчезли, единственными живыми существами были голуби. Кроты слышали их, но не видели, за исключением одного раза, когда голубь учуял близость кротов, в трещину над их головами просунулся серо-голубой злобный клюв, он опускался все ниже, но потом исчез.

И все же они шли по узкому тоннелю, довольные, что какое-то время можно идти посуху, что здесь не очень холодно и нет жидкой грязи. Наконец они увидели знак: здесь, в водоводе, была трещина. Кроты обрадовались, протиснулись в трещину и попали на землю, где не были уже несколько месяцев. На настоящую землю, хотя голую и холодную. Однако в земле были самые настоящие ходы, вырытые Хитом. Спустились вниз, там земля была лучше, нашли пищу.

Они назвали это место «ходы Хита», однако очень быстро поняли, что самого его здесь нет, причем, очевидно, уже давно. Ходы были пыльные, местами обвалившиеся, но очень разветвленные и располагались под большой площадкой с коротко стриженной травой. В течение последующих дней кроты тщательно обследовали площадку. Дышать настоящим воздухом, чувствовать дуновение ветра, наконец найти чистую воду, изобилие чистой воды — какое это было счастье! Здесь кроты и провели Самую Долгую Ночь, восстанавливая силы после ужасного длинного путешествия, благодаря судьбу за то, что остались живы, радуясь возможности отдохнуть.

Они прекрасно понимали, что скоро им снова в путь. Теперь все были согласны с Триффаном: нужно двигаться на север. Однако они решили немного побездельничать. По ночам наверху кроты видели вокруг себя зрелище, которое потом не могли забыть: неистово яркий свет, высокое, освещенное снизу небо, всюду бродят двуногие — туда-сюда, туда-сюда — и ревущие совы. Место страшной красоты, для крота означающее смерть.

Здесь-то в полном одиночестве и жил Хит. Здесь он нашел для себя убежище, но не нашел покоя. Здесь были вырытые им ходы, они начинались хорошо и правильно, а заканчивались странно и непонятно, как, вероятно, закончилось и само пребывание Хита в этом месте, несчастного Хита, обезумевшего от одиночества. И все же в расположении ходов, как обнаружил Мэйуид, прослеживалась логика. Какими бы извилистыми и бессмысленными они ни казались, у них существовал общий рисунок: они были кольцеобразными. Что находилось в центре кольца, можно было только гадать, так как ни один ход туда не вел, а все подземные подступы преграждались бетонными плитами.

Как-то ночью Триффан и Спиндл прошли по поверхности к центру этого кольца и обнаружили там странную вещь. Это был Камень, но не из камня. Камень из бетона. Под его основанием были вырыты ход и зал. Должно быть, именно сюда приходил бедняга Хит, у основания этого «Камня» искал он утешения, так как здесь лежали сухая трава и небольшой запас длинных мертвых червей.

— Вероятно, он соображал, что это Камень, — проговорил Триффан. — Наверное, приходил сюда в поисках наставления.

— А почему он просто не отправился дальше в путь? — отозвался Спиндл. — Судя по всему, чувствовал он себя достаточно хорошо и мог продолжить странствия. Почему он снова и снова возвращался, шел по своим следам и только отмечал, сколько прошло лет?

— Мне кажется, он потерял мужество, а что послужило причиной — нам не угадать. Что-то с Хитом случилось. Одиночество может сотворить такую штуку с кротом. — В этом маленьком зале под бетонным столбом, олицетворявшим для крота Камень, витал дух ужасного одиночества и горя.

— И все-таки он ушел, — заметил Спиндл.

— Или его увели, или он умер, или просто утонул в больших тоннелях.

Почему мужество в конце концов покинуло Хита, они поняли лишь несколько дней спустя. Кое-как они отпраздновали Самую Долгую Ночь, вспоминали, как договаривались со Скинтом и Смитхиллзом встретиться в Роллрайте, понимая, что, к несчастью, такая встреча пока невозможна. И тут кроты утратили осторожность, забыли о подстерегавших со всех сторон опасностях.

Во-первых, неожиданно появилась собака. Огромная, вонючая, она с яростью просунула лапы и пасть в нору, где находилась Старлинг, и едва не выволокла ее оттуда. Собаке удалось укусить Старлинг за лапу, и это было очень больно. Потом, через день или два, когда кроты были на поверхности, пришли крысы. Спиндл оставил отчет об этой ужасной битве. Крысы напали внезапно, злобные, кровожадные. Кроты сбились в кучку и попытались зарыться в землю. Не вышло — почва была слишком твердой, а ближайший вход сторожили крысы. Какое легкомыслие! И кроты стали сражаться за свою жизнь, Триффан впереди, Старлинг позади всех. Они сражались, как сражается всякое живое существо, если речь идет о его жизни. Каждый миг казался последним — сначала от испуга, потом от ярости, оттого что врагов было ужасно много. Когти, зубы и красные крысиные глаза заслонили собой весь мир. Над кротами было пылающее небо, похожее на кровавую рану, вокруг стоял грохочущий шум ревущих сов, как будто они торжествовали победу крыс в смертельной схватке с четырьмя кротами. Сколько было крыс? Может быть, шесть, может быть, сотня.

Кроты остались живы, но только едва живы. Все были искусаны, Триффан сильнее всех. У него был вырван кусок бока, повреждена правая лапа: пробившись ко входу в тоннель, он до последнего момента оставался на поверхности, сталкивая вниз товарищей. Они остались живы и помогли друг другу спуститься под землю, но их уверенность испарилась. До спасения было еще очень далеко.

Крысы вернулись, окружили вход в тоннель. Они разрывали землю, прислушивались, подстерегали кротов, гоняли их, нападали при первой возможности, не давая передышки.