Крот Камня

Неподалеку от Фиверфью сидел крот и смотрел на нее, но она его не замечала. Это был Хит, которому Старлинг поручила Фиверфью, хотя он оберегал бы ее и без просьбы Старлинг. Фиверфью нравилась ему, и, кроме того, все эти кротовьи годы, пока не было Триффана, она была так добра к их детям, часто рассказывала им о Камне, о почти забытых традициях и обрядах.

Уже многие месяцы Фиверфью болела и грустила, а с октября она просто не находила себе места. Болезнь распространилась ниже, зрение и слух притупились, лапы постоянно ныли.

«Смотри за ней, Хит, я не могу оставить детей в Самую Долгую Ночь, — сказала Старлинг. — Следуй за ней, куда бы она ни пошла, и повторяй молитвы, которым она научила нас».

И Хит последовал за Фиверфью, оберегая ее, как Спиндл в это время оберегал Триффана. В эту ночь двое искавших Камень и двое охранявших их оказались на поверхности, на лютом морозе. Небо всей своей тяжестью навалилось на землю, стараясь убить на ней всякую жизнь и надежду. Двое кротов искали Камень.

Потом, как по волшебству, с востока подул ветерок, нарушил давящую неподвижность. — Сначала ветерок был очень слабый, а потом усилился, это был добрый, радостный ветер. Пожухлая трава зашевелилась рядом с выходом из тоннеля, где сидела Фиверфью. А там, где был в это время Триффан, качнулись самые тонкие ветви деревьев. И над ними обоими плыли облака, постепенно наполняясь светом. Над Веном это выглядело изумительно красиво. Кроты Вена, привыкшие к туману в низинах, из-за которого они всегда видели небо сквозь дымку, теперь увидели его таким, каким оно сияло всем остальным жителям кротовьего мира. Сначала зажглась одна звезда, потом две, потом тысячи звезд. Да, это было сияющее и величественное небо Самой Долгой Ночи.

А что случилось потом, запомнил каждый, кто смотрел на небо. Появилась одинокая, большая яркая Звезда. Она зажглась на востоке, откуда дул спасительный теплый ветер. Эта Звезда притягивала к себе взгляды всех кротов, и они смотрели на нее в священном трепете. Никто никому не подсказывал, что надо говорить этой Самой Долгой Ночью, но с удивлением и восторгом каждый шептал:

— Это знак. Явился Крот Камня!

Хит тоже смотрел на Звезду и с упоением шептал те же слова. И потому он не заметил, как Фиверфью кинулась вдруг в промерзший тоннель. Она бежала так быстро, как будто знала дорогу, которую когда-то долго искал Мэйуид. Она бежала из одного тоннеля в другой, и свет Звезды освещал ей вход за входом и проливался, яркий и чистый, на письмена Данбара.

Она бежала все быстрее, иногда касаясь стен тоннелей. А в это время в другом месте Спиндл тронул друга за плечо, чтобы Триффан поднял голову к небу и, как другие кроты, увидел Звезду, которая была знамением.

— Грядет Крот Камня! — воскликнул Триффан. — Видишь? Он дает нам знак! Грядет Крот Камня!

Он говорил радостно, как раньше, слезы лились из больных глаз и сияли в свете Звезды. Спиндл знал, что теперь надежда в душе Триффана воскреснет, а вера окрепнет после этих слез, пролитых при свете Звезды надежды Самой Долгой Ночью.

Все звезды на небе засияли ярче. Потрясенные кроты шептали:

— Эта Ночь — Самая Долгая. Это поворот к свету. Скоро будет свет, грядет Крот Камня!

А Фиверфью все бежала по тоннелям, освещенным звездами, минуя письмена, оставленные когда-то ученым кротом; в письменах этих говорилось: однажды явится Крот Камня. Фиверфью оказалась наконец у грота, вход в который загораживала каменная глыба, чтобы ни один смертный крот не мог бы ее отодвинуть. Припав к земле, она внимала звучному эху, которое было гласом мудрости, обращенной к молодости, к будущим поколениям. Наконец эхо угасло, и осталось лишь одно слово:

— Слушай!

Фиверфью поняла, что уловила зов грядущего Крота Камня. Он был еще далеко, но она знала, что зов обращен к ней. Как и многие другие кроты этой ночью, Фиверфью повторяла:

— Крот Камня! Крот Камня! — и смеялась от радости. Именно ее, последнюю молодую кротиху Вена, он звал помочь ему, собираясь вскоре явиться, и она была нужна ему. Фиверфью почувствовала: Камень с нею! Это он поведет ее, он осветит ей путь.

Фиверфью выбралась на поверхность. Сверху лился свет: с востока — для всего кротовьего мира, кроме Вена, а для Вена — с запада. В свете огромной яркой Звезды облезлое рыльце Фиверфью казалось белым, а мех — густым и блестящим. Ее ждал Хит.

— Ты искал меня? — спросила Фиверфью.

Хит кивнул и хотел идти с ней.

Но она ласково дотронулась до его лапы и покачала головой:

— Нет, мой друг, не сейчас. Вы придете на его зов, но не прежде. Будь готов привести Старлинг, когда настанет время.

— Но ты заблудишься в тоннелях или тебя убьют! — возразил Хит.

— Камень ведет меня, он меля не оставит.

Прежде чем отправиться в путь, она вернулась к Старлинг, чтобы проститься.

— Приглядывай за ними получше, — прошептала Фиверфью, имея в виду детей и стариков, которые были еще живы.

— Мы будем стараться, — ответила Старлинг, — когда-нибудь мы тоже придем. Я позабочусь, чтобы они были живы и здоровы, и когда-нибудь мы придем, Фиверфью, многие придут.

Фиверфью радостно засмеялась. Хиту и Старлинг показалось, что звезды освещали землю, на которую ступали ее лапы, когда она отправилась на запад — выполнять свою великую миссию.

?

— Почему мы сегодня идем ночью? — спросил крот, которого мало бы кто теперь узнал.

— Эту ночь запомнят многие кроты, и я бы хотел, чтобы ты тоже ее запомнил, — ответил Босвелл. — Нам идти не так уж далеко.

Бэйли посмотрел на старого крота с любовью. Босвелл помнил: когда-то у Триффана было такое же выражение. Сколько же лет назад это было? Босвелл не смог вспомнить точно: годы, кроты — все перепуталось. Должно быть, не так уж давно.

— Светло, как днем! — воскликнул Бэйли.

Он почти бежал этой звездной ночью. Бэйли, воспитанный Хенбейн, просто не мог бы так бежать. Того Бэйли Босвелл уничтожил. Вернее, тот Бэйли исчез где-то в долгом и суровом пути, он отпал, как падают сухие листья с дерева, постепенно обнажая крепкие ветки. Исчезли его грузность, его изнеженность, капризность и потливость непривычного к движению крота. В этом путешествии родился новый, никому доселе не знакомый крот. Теперь он выглядел старше, чем раньше, гораздо более сильным и стройным, в его походке чувствовалась уверенность, а когти стали крепкими. Теперь ему иногда случалось смеяться. Он сохранил наивность и простодушную веселость, которой отличался, когда жил с сестрами Старлинг и Лоррен. Все они были детьми, Данктон еще принадлежал им, и в Бэрроу-Вэйле раздавалась детская болтовня и радостный смех.

Глядя на Бэйли в последние дни пути, когда цель путешествия была уже почти достигнута, Босвелл вспомнил, о чем подчас многие забывают: кроты могут меняться или, по крайней мере, сбросить с себя все темное, что овладевает порою их душами. Но Босвелл знал также, что не проходят бесследно старые испытания судьбы. Отсюда сумбур в мыслях и робость души бедного Бэйли, который считал себя недостойным, но больше всего на свете хотел встречи со Старлинг и Лоррен. Мудрый Босвелл тяжело вздохнул: сколько времени кроты тратят на переживания!

Но в эту ночь прошлое не омрачало душу Бэйли. Он смотрел, как и все остальные, на сверкающую Звезду. Он, вероятно, был одним из немногих, кто не знал и даже не догадывался, что эта Звезда знаменовала Пришествие Крота Камня.

— Что это за Звезда, Босвелл? — спросил Бэйли, стараясь закинуть голову повыше, потому что Звезда была над ним.

— Что за Звезда? — переспросил Босвелл, продолжая идти и не поднимая головы. — Все кроты знают, что это за Звезда. Ее появление значит, что грядет Крот Камня.