«Крот» в генеральских лампасах
Шрифт:
— Сегодня же я свяжусь с Ивашутиным, и мы решим этот вопрос.
— Спасибо, Георгий Карпович.
Контрразведчикам Третьего главка для разоблачения американского шпиона было предоставлено все, однако оперативная разработка шла очень медленно и трудно. Проведенные негласные обыски по местам работы и жительства Полякова с целью обнаружения уликовых материалов оперативникам ничего не дали. Не было получено ни одной детали и зацепки, которые могли бы свидетельствовать о сборе и хранении секретных сведений и передаче их противнику, не говоря уже об обнаружении предметов шпионской экипировки. Ничего существенного, оперативно значимого не получила контрразведка и от мероприятия по прослушиванию его телефонных разговоров. Безрезультатным оказалось и проведение постоянного наружного наблюдения. Несмотря на это, руководство управления, посчитав, что досрочный отзыв Полякова не мог не побудить его принять самые серьезные меры обеспечения собственной безопасности вплоть
— Указание председателя я не имею права отменять, его надо выполнять. Вам же есть что сказать, что вы так волнуетесь? Вы получили вспомогательные материалы, характеризующие предателя. Расскажите, что в ГРУ не хотели выносить сор из избы и потому прикрывали свои промахи в работе. Что нашлись покровители в лице главного кадровика, который незаслуженно продвигал его в генералы. Сообщите, что еще во время первой командировки в США Поляков допускал политически неправильные суждения. Я имею в виду совещание в Представительстве СССР при ООН, когда он выступил с резкой критикой советской позиции в вопросе разоружения и когда глава советской делегации поставил перед резидентом ГРУ вопрос о доверии Полякову и досрочном откомандировании его в Москву. Но в Центре замяли это. Не сработала тогда и наша нью-йоркская резидентура. Так и скажите об этом председателю! И еще скажите, что отсутствие информации об этом в Третьем главке не позволило вам на ранней стадии выявить гнильцу и подлость этого человека, а в последующем и влиять на принятие решений при рассмотрении вопросов о его назначениях на должности резидентов и военных атташе в капиталистические страны. Вы же докладывали мне обо всем этом! Вот и расскажите это на заслушивании у председателя! И доложите ему, что успели наработать за три года ваши подчиненные из Первого отдела…
— Спасибо, Георгий Карпович, за поддержку. Вы воодушевили меня.
— Да, чуть не забыл, — вспомнил Цинёв, — не забудьте рассказать Виктору Михайловичу!! о том, к каким выводам пришла комиссия ГРУ, расследовавшая причины массовых провалов в Америке в 70-е годы. Что в ходе служебного расследования даже не выдвигалась версия о предположительно действующем в центральном аппарате ГРУ или в нью-йоркской резидентуре агенте американских спецслужб. Хотя в те годы от разных источников информации, в том числе и от офицеров ГРУ, поступали сигналы о возможной причастности Полякова к выдаче противнику не только своих подчиненных, но и разведчиков-нелегалов и их агентов. Я удивляюсь, как можно было членам комиссии списать эти повальные провалы на самих пострадавших, представив их всех неумехами!
— Да, в ГРУ пришли тогда к явно ошибочному выводу, — подтвердил генерал-лейтенант Душин. — В справке комиссии было отмечено, что причинами всех провалов стали ошибки, допущенные при документировании легализации за рубежом, а также нарушения конспирации при осуществлении связи. Ну и, как обычно в подобных случаях, говорилось о слабой подготовке и невысоких личных качествах офицеров и их агентов.
— Одним словом, тогда предателю все сошло с рук, — заключил Цинёв. — И поэтому он продолжал еще двадцать лет вредить своей стране и своему народу. Об этом тоже надо сказать на заслушивании…
На докладе у председателя КГБ СССР о работе Третьего главка по ДОР на Дипломата генерал Душин придерживался сценария выступления, подсказанного ему Цинёвым.
— В процессе первичной проверки Полякова нам не удалось зафиксировать в его поведении каких-либо признаков, свидетельствующих о поддержании им связи с американскими спецслужбами, — заключил Николай Алексеевич, не сводя взгляда с внешне спокойного председателя КГБ.
Но это спокойствие давалось В.М. Чебрикову [89] с большим трудом.
89
Из рассказа Виктора Михайловича Чебрикова в 1992 году.
— Все, что доложили вы мне сейчас, это, конечно, интересно, — сказал он, барабаня пальцами по крышке стола и пытливо глядя то на Душина, то на присутствовавшего куратора Третьего главка Цинёва. Потом добавил: — Но я что-то не услышал от вас главного: почему ваш Первый отдел до сего времени не добыл ни одного доказательства его шпионской деятельности? Сколько лет вы ведете эту разработку?
— Почти четыре года, — тихо ответил Душин.
— Вот это да! — непроизвольно воскликнул Чебриков и, переведя взгляд на своего заместителя Цинёва, спросил: — Я что-то не могу припомнить, чтобы дела по шпионажу у нас велись четыре года.
Сочувственно посмотрев на поникшего генерала
Душина, Цинёв решил вступиться за него:— Позвольте мне, Виктор Михайлович, дать одно небольшое пояснение.
— Да, пожалуйста.
— В том, что разработка Полякова затянулась, есть и моя вина. Когда из ГРУ поступил сигнал о подозрениях на шпионаж и Первый отдел завел на него дело оперативной проверки, я, признаюсь вам, не поверил, чтобы фронтовик, дважды орденоносец, да еще и генерал мог стать изменником Родины, ее врагом. Поэтому я и сказал тогда Николаю Алексеевичу: «На кого же мы будем опираться, если начнем подозревать генералов?» И попросил тогда прекратить его проверку, а приблизительно через год или полтора в ГРУ поступили от закордонного источника, причем работавшего в самом ФБР, сведения о месте и времени вербовки Полякова, о его командировках в Бирму и Индию и о работе с ним сотрудников ЦРУ. После этого Первый отдел возобновил работу по нему. Но время было упущено, и потому разработка его затянулась.
— Но все равно, у вас были еще три года, чтобы реализовать это дело, — обращаясь к начальнику военной контрразведки, раздраженным голосом заговорил председатель КГБ. — Вы и ваш Первый отдел, очевидно, забыли о решениях Коллегии Комитета от 1963 и 1966 годов, как должны вестись дела оперучета по шпионажу и «Измена Родине в форме бегства за границу». Так вот я напоминаю вам, они должны вестись наступательно, с пресечением на ранней стадии недозволенной деятельности проверяемых лиц. Уже двадцать с лишним лет Поляков успешно работает на противника, а вы позволяете ему еще несколько лет наносить советскому государству, и в частности нашим разведкам, и без того уже огромный ущерб. Сколько еще он будет нам морочить голову? Неужели оперативный состав вашего Первого отдела до сего времени не осознал, что совершаемые Поляковым преступления более опасные, чем предательство Пеньковского? По мнению Петра Ивановича Ивашутина, как он говорил мне, в истории предательств нет равных Полякову по нанесению вреда нашей стране. Так что же не позволяет вам изобличить этого неугомонного врага-генерала?
Смутное, досадливое чувство неясности в исходе разоблачения предателя не только волновало начальника военной контрразведки, но и мешало ему сосредоточиться и обдумать, что можно и нужно ответить председателю. Боясь выдать свое волнение и тревожные чувства за последствия [90] такого трудного и тягостного разговора, Душин прокашлялся и, не глядя ни на кого, тихим, еле слышным голосом заговорил:
— То, что я сейчас скажу, прошу не расценивать как мое оправдание, возможно, неумелых действий в работе по делу Дипломат. Поляков является опытным профессионалом-разведчиком, он хорошо осведомлен о методах работы органов госбезопасности. Досрочный отзыв из командировки в Индию побудил его принять серьезные меры личной безопасности вплоть до прекращения шпионской деятельности и уничтожения уликовых материалов.
90
После того как было предъявлено обвинение Д. Ф. Полякову в измене Родине в форме шпионажа, Н. А. Душин был отправлен на заслуженный отдых.
— На каком основании вы делаете такие заявления? — спросил опять нахмурившийся Чебриков.
— На том, что мы проводили негласные обыски в его служебном кабинете в Индии и по месту жительства, на даче и в гараже. К сожалению, предметов шпионской экипировки не обнаружили…
— Плохо, что ничего не обнаружили! — прервал Душина председатель КГБ. — Значит, небрежно искали. Рэм Сергеевич Красильников [91] рассказывал мне, что у всех разоблачаемых агентов всегда находили при обысках какие-то уликовые материалы. А тем более у такого долго действовавшего агента, как Поляков, которого цэрэушники при каждом его возвращении в Москву из загранкомандировки или при поездке в отпуск снабжали разной шпионской атрибутикой. Я уверен, что у него наверняка остались где-то какие-нибудь улики, о которых он мог давно уже забыть.
91
Бывший начальник Первого (американского) отдела советской контрразведки КГБ СССР. При его непосредственном участии было разоблачено более десяти агентов иностранных спецслужб.
— Но наши товарищи из отдела Михаила Петровича Кудряшова делали все возможное, чтобы добыть эти улики…
— Нет, не все, Николай Алексеевич! — прервал опять Душина Чебриков. — Как докладывал мне ранее Георгий Карпович, ваши подчиненные почему-то не удосужились даже провести обыск в частном доме матери Полякова.
Цинёв и Душин угрюмо молчали: им нечего было сказать в ответ, потому что упрек Чебрикова был справедлив.
— По самым серьезным делам оперучета так работать нельзя! Это не работа! — не смог скрыть своей досады Чебриков. — Четыре года вы, Николай Алексеевич, вместе со своим Кудряшовым словно в потемках бродили и потому не добыли ни одной улики. Столько времени и оперативных сил потрачено, и все это псу под хвост! — вконец рассердился Виктор Михайлович. — Вот как это все можно назвать?