«Крот» в окружении Андропова

Тезис о том, что он не был обычным шпионом, Клаус Фукс подтверждал своими практическими делами: он передавал советской разведке секретную информацию лишь о том, к чему сам имел прямое отношение, о той работе, которой непосредственно, лично, занимался. «Чужих секретов», как он сам выражался, он не выведывал и не ставил перед собой такой цели. Он просто активно использовал свой научный потенциал и практический опыт для того, чтобы у Советского Союза как можно быстрее появилось свое «изобретение дьявола».

По словам Маркуса Вольфа, его поразил тот факт, что Фукс в своей разведывательной работе пользовался «почти невероятным» но своей простоте способом для передачи секретной информации. Он встречался с советскими разведчиками так же, как когда-то в студенческие годы проводил нелегальные встречи со своими единомышленниками ~ членами запрещенной гитлеровцами коммунистической партии Германии. И порой удивлялся тому, что «русские профессионалы вели себя совершенно необычным образом: один из них постоянно оглядывался, нет ли за ним хвоста». Больше других связников ему импонировала Рут Кучински.

По мнению Маркуса Вольфа, Москва никогда не подтверждала ценности информации, передававшейся Фуксом, и десятилетиями делала вид, что советская разведка якобы имела наряду с Фуксом и других атомных шпионов.

«То, что Советский Союз не выразил ему ни слова благодарности, — утверждает Маркус Вольф, — я объясняю тем, что в Москве с самого начала подозревали его в том, что он привел в движение цепь предательства. Если бы там были лучше осведомлены, им было бы слишком мучительно сознаться в своей ошибке и извиниться перед Фуксом».

Такой вот горький упрек адресовал Лубянке, да и всему советскому руководству шеф легендарной штази.

«Двойной агент»

В феврале 1943 года на Лубянку поступил сигнал о том, что в Генеральном штабе Красной Армии действует немецкий агент, имеющий доступ к сверхсекретным материалам стратегической важности. Сигнал передали сначала из Парижа, а несколько дней спустя — из Лондона. В Париже чекисты-«нелегалы» узнали об этом от проверенного агента полковника Шмита, руководящего сотрудника шифровальной службы абвера — военной разведки сухопутных сил Германии. А в Лондоне — предупреждение о «кроте» исходило от «Сикрет Интеллидженс Сервис», которая благодаря дешифровальной машине «Enigma» контролировала каналы связи гитлеровских спецслужб и время от времени делилась информацией, правда уже отредактированной, со своими советскими коллегами.

Через месяц, в марте 1943 года, этот тревожный сигнал подтвердил Энтони Блант, один из членов легендарной «кембриджской пятерки». «У немцев в Москве, — сообщил он, — есть важный источник информации в военных кругах». Наконец, сам Уинстон Черчилль, британский премьер тех лет, посчитал необходимым лично уведомить Сталина о том, что «в штабе Красной Армии действует немецкий шпион».

Как же отреагировали на это в Москве? Какие меры были предприняты для того, чтобы как можно скорее обнаружить и обезвредить опасного немецкого шпиона? Н-И-К-А-К-И-Х!!!

Но ведь шпион-то был и действовал?! В своих мемуарах «Лабиринт» Вальтер Шелленберг, шеф внешней разведки Службы имперской безопасности рейха, пишет, что этот «ценнейший агент служил в штабе Рокоссовского офицером связи. Он был настроен антисоветcки и ненавидел Сталина за то, что подвергся репрессиям в 30-х годах и сидел два года в тюрьме».

Так чем же все-таки объяснялось бездействие Лубянки?

Александр Петрович Демьянов родился в 1910 году в именитой дворянской семье. Его прадед, Антон Головатый, вошел в историю России как первый атаман Кубанского казачьего войска. А отец, есаул казачьих войск, пал смертью храбрых за царя и отечество в 1915 году. Дядя же, младший брат отца, был непримиримым врагом Советской власти, в годы Гражданской войны возглавлял белогвардейскую контрразведку на Северном Кавказе. Чекистам удалось пленить его и как «очень важную птицу» препроводить в Москву. Но до первопрестольной он не дотянул — скончался от тифа в железнодорожном вагоне.

Его мать, княгиня Александра, выпускница Бестужевских курсов, слыла красавицей в аристократических кругах Санкт-Петербурга. После того как власть перешла к большевикам, ей неоднократно поступали приглашения эмигрировать во Францию. В частности, от лично знавшего ее генерала Улагая, одного из лидеров той части белогвардейской эмиграции, которая в 1941–1945 годах открыто сотрудничала с нацистами. Не поддавшись на уговоры генерала и прочих, княгиня Александра предпочла остаться в Петрограде.

При такой родословной Александр Демьянов просто не имел права на получение в России высшего образования, но попытку такую все же предпринял. Утаив сведения о своих корнях, он поступил в Петроградский политехнический институт. Но как только вскрылось его «непролетарское происхождение», был с позором изгнан оттуда. Несостоявшийся студент переквалифицировался в заурядного электрика, правда, ненадолго.

В 1929 году его привлекли к сотрудничеству чекисты, окрестив агентурной кличкой «Гейне». Оценив личные качества нового агента и оперативные возможности по линии родственных связей и знакомств в эмигрантских кругах, чекисты сразу же выделили его из когорты рядовых осведомителей и стали готовить к серьезной разведывательной работе. Перевели из Ленинграда в Москву. Устроили инженером-электриком на киностудию «Мосфильм», где он вскоре стал своим человеком среди кинорежиссеров, драматургов, композиторов и писателей. У него, в частности, сложились близкие отношения с самим Михаилом Роммом. Популярности «Гейне» в мире кино способствовали его приятная внешность, благородные манеры, умение быть интересным собеседником.

А. Демьянов — кавалер советского ордена «Красной звезды» и фашистского «Железный крест» с мечами

Выделенную ему в коммуналке, правда в центре Москвы, комнату он делил с одним из актеров МХАТа. Он прекрасно использовал это, чтобы проникнуть в театральную среду, где обзавелся широким кругом знакомств.

И все же главным козырем, предоставленным ему Лубянкой, была собственная лошадь. Тогда это было редкостью и воспринималось как роскошь, многим недоступная. Именно на лошадь «клюнули», помимо представителей «богемы», иностранные дипломаты и корреспонденты, многие из которых были завсегдатаями ипподрома.

«Гейне» ни от кого не скрывал своего дворянского происхождения. При этом все, что он говорил о себе, можно было без особого труда проверить в среде русской эмиграции в Париже, Белграде и Берлине. На это и делали ставку чекисты, которые очень бережно относились к своему талантливому агенту. Встречались с ним крайне редко, предпочитая со стороны, терпеливо наблюдать, как он выполняет поставленную перед ним задачу — привлечь к себе внимание представителей иностранных разведок, работающих под дипломатическим или журналистским прикрытием.

Наконец произошло то, что и должно было произойти. Сотрудники посольства Германии, в том числе установленные разведчики, всерьез заинтересовались «Гейне». Наиболее активно и целенаправленно проявлял себя сотрудник экономической секции, который стал регулярно встречаться с ним. И вот однажды немец как бы невзначай назвал в разговоре с «Гейне» несколько фамилий из числа тех, кто еще с дореволюционных времен числился в друзьях семейства Демьяновых. «Гейне» пропустил это мимо ушей — ему было предписано не реагировать на попытки немца «прощупать» его, заставить раскрыться и тем самым дать повод для вербовочного предложения о сотрудничестве с немецкой разведкой. О том, что именно эту цель преследовал немец, стало известно из опубликованных после войны мемуаров Рейнхарда Гелена «Служба, воспоминания 1942–1971 годов». Шеф военной разведки генштаба сухопутных войск Германии констатировал, что после этой беседы Александр Демьянов был поставлен на оперативный учет в абвере под кодовым именем «Макс».