«Крот» в окружении Андропова

За заслуги перед родиной в годы Отечественной войны он был награжден орденом Красной Звезды. А его супруга, Татьяна Березанцова, и ее отец, профессор Березанцов, «за риск при выполнении важных заданий» удостоились медалей «За боевые заслуги».

«Ты ведь знаешь, как я работал…»

«Павлуша, я уже десять дней как в Москве, ничего не делаю. Оперативный отдел установил за мной постоянную слежку. Уверен, мой телефон прослушивается. Ты ведь знаешь, как я работал. Пожалуйста, доложи своему начальству: если они хотят арестовать меня, пусть сразу это и делают, а не устраивают детские игры».

Такой вот телефонный разговор состоялся в марте 1939 года между закадычными друзьями-коллегами: только что вернувшимся из Испании Леонидом Эйтингоном и Павлом Судоплатовым, который из опалы, ожидая худшего, вдруг стал заместителем начальника внешней разведки НКВД. Назначение произошло мгновенно, после беседы у Сталина. Беседы строго конфиденциальной с участием лишь самого Хозяина, Берии и опального Судоплатова.

«Троцкий, или, как вы его именуете в ваших делах, «Старик», — начал беседу Сталин, чеканя каждое слово, будто отдавал приказ, — должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Сююз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению».

Когда же в самом конце беседы реабилитированной Судоплатов осмелился спросить разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в Гражданской войне в Испании, Сталин заметил: «Это ваша обязанность и партийный долг находить и отбирать подходящих и надежных людей, чтобы справиться с поручением партии.

Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует предоставлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде».

Вечером того же дня Судоплатов поселился на седьмом этаже главного здания НКВД на Лубянке, в кабинете под номером 755, который до этого занимал Шпигельглаз, расстрелянный как «враг народа». А утром следующего дня его как раз и побеспокоил неожиданным телефонным звонком Леонид Эйтингон, майор госбезопасности, который в Испании как зам. резидента НКВД отвечал за организацию партизанских разведывательно-диверсионных операций в тылу франкистских войск и внедрение агентуры в верхушку фашистского движения. В начале 1939 года, после поражения республиканцев, генерал Котов, как его именовали в Испании, перебрался на пару месяцев во Францию, а оттуда в Москву.

…«Я ответил ему, — вспоминает Судоплатов в своих мемуарах, — что первый день на руководящей работе и ни о каких планах насчет его ареста мне неизвестно. Тут же я предложил ему прийти ко мне, затем позвонил Меркулову [7] и доложил о состоявшемся разговоре.

Тот, засмеявшись, сказал: «Эти идиоты берут Эйтингона и его группу под наружное наблюдение, а не понимают, что имеют дело с профессионалами».

Через десять минут по прямому проводу мне позвонил Берия и предложил: поскольку Эйтингон — подходящая кандидатура для известного мне дела, к концу дня он ждет нас обоих с предложениями».

7

Первый заместитель Берии. (Прим. авт.)

…Наум Исаакович Эйтингон родился 6 декабря 1899 года в небольшом белорусском городишке Шклов, недалеко от Гомеля, в семье конторщика бумажной фабрики. Род Эйтингонов относился к беднейшим слоям местной еврейской общины, но в то же время считался одним из самых многочисленных. Его ветви, помимо Белоруссии и Москвы, обосновались также в Нью-Йорке, Лондоне, Лейпциге и странах Скандинавии.

Родители определили сына на учебу в коммерческое училище, но Науму не суждено было стать коммерсантом. В 1917 году он вступил в партию эсеров и с увлечением осваивал науку о диверсиях и терроре. На жизнь же зарабатывал сначала трудом чернорабочего на заводе по производству бетона, потом выбился в делопроизводители и, наконец, в инструкторы продовольственного отдела. Через год с небольшим он был призван в ряды Красной Армии, участвовал в проведении продразверстки, изымал на селе излишки зерна в пользу голодавшего пролетариата.

В сентябре 1919 года Наум- сотрудник гомельского губпрофсо-юза. Окончательно порвав с эсерами, он вступил в Российскую коммунистическую партию (большевиков) — РКП(б), и был направлен на работу в ЧК. Еще не достигнув двадцати лет, стал заместителем председателя ЧК Гомельской губернии. В этом качестве он принял активное участие в операции по подавлению восстания белогвардейских офицеров, которым удалось на какое-то время захватить Гомель. Кроме этого, Наум Эйтингон участвовал в ликвидации на территории Гомельской губернии террористических групп, направлявшихся их лидером Савенковым из Польши. В сентябре 1921 года в бою со своими прежними единомышленниками он получил тяжелое ранение в ногу.

После выздоровления его выдвинули на самостоятельную руководящую работу — председателем Смоленского губчека. А вскоре

Феликс Дзержинский доверил ему пост председателя ОГПУ Башкирии, где 22-летний Наум проявил себя с самой лучшей стороны в борьбе с местными бандитскими формированиями.

Как перспективного сотрудника органов госбезопасности его направили на учебу в Москву в Военную академию (Академию им. Фрунзе), где он грыз гранит военных наук вместе с Чуйковым и многими другими будущими маршалами Советского Союза.

…В 20-х годах чекисты-евреи по национальности повально стали брать русские имена и фамилии, чтобы не привлекать к себе ненужного, излишнего внимания и настороженности в процессе работы с агентурой из среды дворянства и офицерства, а также и своих коллег по оперативной работе. По этой причине и Наум Исаакович стал на всю оставшуюся жизнь Леонидом Александровичем. А вот фамилию — Эйтингон — сохранил.

С 1925 года, с момента окончания Военной академии, началась служба Эйтингона во внешней разведке — в ИНО.

Первоначально предполагалось использовать в оперативных целях — для его легализации за кордоном — его многочисленных родственников в разных странах Европы и Америки. Эйтингон разослал им письма с просьбой помочь ему «вырваться из красной России» — прислать вызов или рекомендацию, а также прочие документы, необходимые для выезда и, конечно, — деньги. Однако ни один родственник на его просьбу не откликнулся. В итоге, он был командирован в Китай, где работал с 1925 по 1929 год в Шанхае и Пекине под прикрытием вице-консула, резидентом — консулом в Харбине. Трудился много, изобретательно и успешно. В Шанхае его усилиями была сорвана попытка чанкайшистской агентуры захватить советское консульство. В Маньчжурии он также успешно провел операцию по освобождению группы советских военных советников, захваченных в плен местными китайскими милитаристами.

Весной 1929 года его срочно вызвали в Москву и перебросили в Анкару. Там ЧП: чекист Яков Блюмкин, которому было поручено организовать слежку за поселившимся там Львом Троцким, нарушил приказ и вступил в личный, несанкционированный контакт с объектом слежки. За это он был немедленно откомандирован и расстрелян. Эйтингону надлежало исправить сложившееся положение и выполнить задание Центра, что он и сделал, быстро и эффективно. Троцкий был буквально окружен агентами НКВД. Москва знала о всех его связях и реальных шагах. Не случайно Троцкий вскоре перебрался из Турции в Норвегию. А Эйтингон — из Турции в Москву.