Кровь ангелов

– Конечно. Жинора, Клейдор, помогите ей!

Все они обучены искусству ирунаре, но лучше всех им обязана владеть та из сестер, к имени которой добавляют звание Домина Каос – Валерия получила его давно, в тот год, когда Нервейг стал императором.

– Начинаем, – говорит она, когда названные Старшие Сестры придвигают свои кресла вплотную, так, чтобы получился треугольник и они могли взяться за руки.

Правой ладонью ощутить ободряющее касание Жиноры, левой – жесткое пожатие Клейдор…

Окунуться в тот мрак, что всегда живет внутри нас, но не поддаться ему…

Раствориться и стать его частью, подвижной и осознающей себя, свободной…

Валерия перестает слышать покашливание Лерд, чувствовать тепло солнечных лучей на щеке, тело ее словно исчезает, а рассудок всасывает клубящееся черное облако – та память, что лежит много глубже личных воспоминаний и простирается не только назад, но и вперед, – это выяснили много тысячелетий назад, когда люди и не помышляли о том, чтобы покинуть прародину.

Домина Каос словно открывает Сокровищницу, исполинскую, размером с целую галактику, заполненную образами, совокупностью человеческих деяний, невообразимо сложной, составленной из миллионов поступков, тысяч событийных потоков, пересекающихся и завихряющихся, сливающихся и расходящихся, могущественных и слабых…

Потерять себя и найти безумие здесь проще простого, но не зря она Старшая Сестра.

Нужно отыскать беспрестанно бурлящий котел событий, что соответствует Монтису, опоре Мерцающего престола, и разобраться в том, что творится там, какие силы будут воплощены в ближайшее время и какова роль Эльтирии, фемины Божественной Плоти.

С этим она справляется быстро, перед глазами Валерии мелькают картинки: огромный дворец, вспышки в черном небе, сражающиеся люди, кровь на клинках, раскрытые в крике рты… крутящиеся в пустоте серые птичьи перья, транснависы в космосе, взрывы ракет…

События, события, события…

Внезапно накатывает сильнейшая дрожь, и только сестры, державшие ее за руки, не позволяют Домина Каос потерять концентрацию.

Картинка сменяется… она видит потоки звезд, низвергающихся в бездну…

Черная воронка, засасывающая все… пелена, сквозь которую не прорваться… занавес из тысяч острых клинков… водовороты со всех сторон… пенящиеся волны, что ревут, подобно хищникам…

Валерия обнаруживает, что сидит в своем кресле, лицо ее мокрое от пота, а по мышцам гуляют судороги. Несколько судорожных вздохов, и она берет верх над вздумавшим бунтовать телом, а успокоив тело, занимается душой – ведь на самом деле это одно и то же.

Старшие Сестры спокойно ждут, и только когда Домина Каос выпускает руки помощниц, Езинда спрашивает:

– Ну, что скажешь?

– Ничего, – произнести это единственное слово сложнее, чем целую речь.

– Совсем ничего? – Черные брови на круглом лице Клейдор поднимаются.

– Там… – Валерия прикусывает губу: каждый умелец ирунаре описывает то, что видит, своими словами, приносит из глубин родовой, общечеловеческой памяти собственные образы, и порой бывает сложно, почти невозможно растолковать их другим, а тут еще и дополнительные сложности, связанные с объектом сегодняшнего «нырка». – Заслон, крышка…

– Божественная Плоть? – Езинда задумчиво гладит себя по седым волосам. – Нервейг? Кто-то еще?

– Одна из сестер? – начинает Жинора, но сама же машет рукой. – Нет, невероятно. Наверняка это император.

Ирунаре не позволяет видеть события, в которых участвуют существа, больше не принадлежащие к человеческому роду: сами сивиллы, Божественная Плоть, адепты отдельных школ самоизменения, распространенных на варварских планетах, «птенцы» давно уничтоженного Орлиного Гнезда…

Валерия откидывается на спинку стула и закрывает глаза – ее трясет, и дальнейший разговор не представляется интересным. Она чувствует себя странно, как никогда, и ей кажется, что там, в темной бездне, она столкнулась не с одним «непрозрачным» потоком событий, а с двумя.

Вот только что это значит, что?

Глава 5

Время изготовления Мерцающего трона определить удалось лишь приблизительно – два тысячелетия назад, период Фуги.

Предмет сей обладает выраженными психоактивными свойствами, те проявляют себя с переменной силой и по-разному действуют на разных людей. Только этим воздействием можно объяснить большую продолжительность жизни императоров и намного превышающее норму количество разнообразных отклонений в роду эру Монтис, от гениальности в отдельных сферах до безумия…

Из отчета сестры Урнейл, Домина Когнитус,36-й год правления императораЦивилита Развеселого

Сердце Вальгорна сладко подрагивало в предвкушении, а руки потели от волнения.

В первый раз в жизни, но далеко не в последний, о нет, он нарядился в ту одежду, что пристала лишь Божественной Плоти, и вскоре войдет в тронный зал не принцепсом, гостем, пусть и могущественным, и родовитым, а полноправным хозяином, под взглядом которого все будут трепетать…

Сапоги-калиги казались неудобными, голые ноги мерзли, путались в полах палудамента, но Вальгорн не обращал на это внимания – его возвышенный, совершенный дух парил на крыльях радости, и неприятные мелочи не имели значения.

Барабаны ударили так, что пол под ногами вздрогнул, и из-за двери, у которой стоял бывший принцепс, донесся мощный голос начавшего декламацию верховного понтифика:

– Сердца наши мертвы и пусты, миллиарды осиротели, ибо пусто место того, кто первый в Явленном…

Ритуал Инкарнацио, с него начинается всякое новое правление.

Дождавшись нужного момента, Вальгорн с бьющимся сердцем шагнул в дверь. Ударивший в лицо яркий свет ослепил его, но бывший принцепс замер, нащупав левой рукой твердый угловатый подлокотник.

Подлокотник Мерцающего престола.

Глаза привыкли, и Вальгорн увидел Каелума, со вскинутыми руками расположившегося в центре жертвенного круга: торчит белая шапка верховного понтифика, сверкает третий глаз во лбу, другие два горят торжеством, щетинятся молниями алые облака на сутане.

– Утешь же нас! – воскликнул жрец, содрогаясь всем телом. – Утри наши слезы!

Вальгорн ответил, что положено, и Каелум, поднявшись на ноги, зашагал по ступеням к трону. С боков к нему пристроились двое помощников, один с полотенцем, другой с кувшином из серебра, такого старого и темного, что оно выглядит почти черным.