Кровь драконов

Но алого мужчину ничего не удивило и не смутило.

– Его желание исполнилось. Он обрел свободу.

Он снова повернулся к своей драконице, ловко вспрыгнул ей на плечо и уселся на ее спине. Она распахнула крылья, а ее сородичи уже пригибались, чтобы прыгнуть в небо. Пропахший драконами воздух накатывался на Геста волнами, пока на берегу не остались только красная драконица и алый наездник. Воин обвел их жестким взглядом:

– Не медлите. Если вам нужно узнать направление, смотрите на небо. Над вами всегда будет один из драконов, следя, чтобы вы не останавливались, пока не достигнете Кель-сингры.

Спустя миг красная драконица тяжеловесно пробежала по глинистому берегу и подскочила в воздух. Гест в изумлении разинул рот. А она отчаянно и неизящно захлопала крыльями, набирая высоту. Будь это не здесь и не сейчас, Гест засмеялся бы столь нелепому взлету. Сегодня он мог только с глубоким облегчением провожать взглядом улетающих драконов.

Звон в ушах, которого он до того момента не замечал, стих. Гест заморгал. День показался ему темнее, а запахи заболоченного места не такими резкими. Вокруг него зашевелились люди. Они трясли головами и протирали глаза.

– Они заставили нас обвинить самих себя! – в ярости закричал какой-то калсидиец.

Раб, стоявший рядом с Гестом, устремил взгляд на кричавшего – и у него на лице появилась ехидная усмешка.

– Понятно, что нужно, чтобы калсидиец сказал правду! Обычный дракон!

Оскорбленный мужчина сжал кулаки и двинулся на раба, который скрестил руки на груди.

Кто-то завопил. Серебряный дракон пронесся прямо над ними – и раб оказался один. Гест успел заметить тело, бол-тающееся в зубах, – дракон покружил над деревьями и скрылся.

Гест повернулся и побежал к кораблям. И оказался там – отнюдь не в числе первых.

* * *

Свет на несколько мгновений прервался. А потом еще раз. Порыв ветра простучал по высокому рогозу вокруг нее. Тинталье удалось приоткрыть глаз. Она продолжала грезить. На нее сверху вниз смотрела зеленая драконица.

«Опоздали».

«Боюсь, ты права».

Она не видела золотого дракона. Он приземлился позади нее. Только сейчас, когда его голова оказалась в поле ее зрения, она догадалась, что он здесь. Он обнюхал ее – и в его черных глазах вскипела печаль.

«Заражение слишком распространилось. Ей больше не взлететь. – Он поднял голову. – Обидно ее потерять. Убита людьми. Ни один из нас не должен так погибать».

Рядом приземлялись и другие из стаи. Синяя королева, серебряный и лиловый самцы. Настоящие драконы, способные летать и охотиться.

«Мы отомстили за тебя, Тинталья, – сообщил ей золотой, словно ощутив, какой будет ее следующая мысль. – Людей судили и наказали. Никто из них не поднимет руку на наш род. – Он посмотрел в небо. – Ты долго к нам не возвращалась. Возможно, ты о нас забыла, как и мы о тебе. Но мы тебя не бросим. Твоя плоть не сгниет и не станет пищей для крыс и муравьев. Кало заберет твои воспоминания, синяя королева. И все мы пронесем их вперед – через время. Твое имя и дела не будут забыты драконьим родом».

Вперед выступил алый Старший. Она его не видела – не знала, что Старшие вернулись в этот мир. Она вспомнила о тех трех, которых начала создавать сама, и испытала мимолетное сожаление. Незавершенные: без ее постоянного присутствия в их жизни они обречены на смерть. А Старший заговорил:

– …и статуя, прославляющая тебя, будет воздвигнута в сердце новой Кельсингры, Спасительница рода, первая королева нового поколения, помощница змеев, ты не будешь забыта, пока Старшие и драконы еще дышат в этой все-ленной.

Хвала согрела ее – но только чуть-чуть. В отличие от Сельдена он не являлся певцом. Она представила своего маленького воспевателя – он был еще мальчишкой, когда она изменила Сельдена, – и на миг почувствовала, что соску-чилась по нему. Умирая, она послала ему прощальную мысль: «Пой мне, Сельден. До самого окончания твоей жизни, которую прервет моя смерть, пой о драконице и своей любви к ней».

Ей показалось, что откуда-то издалека принесся его ответ: колебание далекой струны, настроенной на лад ее собственного сердца. Она закрыла глаза. Приятно было знать, что драконы будут кружить над ней и наблюдать ее смерть, радовало, что пока она будет умирать, мелкие зверьки не начнут ее глодать. Она действительно не превратится в пищу для червей и муравьев! Вся ее мудрость и все то, чему она научилась за эту жизнь, перейдут к драконьему роду. Конечно, было бы лучше, если бы она смогла отложить яйца. Тогда она бы не сомневалась, что однажды жарким днем ее отпрыски выскользнут из скорлупы и проползут по песчаному берегу в воду, чтобы начать свое существование в виде морских змеев. Но, видно, такова ее судьба, хотя, с другой стороны, ее смерть вполне подобает кончине дракона.

* * *

Хранители проснулись в городе, откуда исчезли драконы. Ни один не выходил из купален, сверкая в весеннем рассвете. Никто не приземлялся на площади, громко хлопая крыльями. Кельсингра стала громадной, пустой и заброшенной.

Татс очень удивился, когда Тимара постучала в дверь его жилища. Если бы не Тимара, он, наверное, поспал бы подольше. Однако он встал и спустился к ней вниз, чтобы насладиться чашкой ароматного чая и сухарями с вареньем. Странно, до чего такая простая еда кажется вкусной после вяленого мяса и рыбы! Не закончив завтрак, Тимара поставила чашку и, склонив голову к плечу, спросила:

– Ты что-нибудь слышал от Фенте?

Татс сосредоточился, мысленно потянулся к своей отважной маленькой королеве. Потом пожал плечами.

– По-моему, они еще летят. Интересно, какое расстояние им надо преодолеть? Но что бы она ни делала, она вообще не желает, чтобы ее отвлекали. – Он повернулся к Тимаре: – Синтара с тобой не говорила?

– Напрямую – нет. Она редко это делает, когда улетает. Но я почувствовала ее радостное возбуждение. Как бы мне хотелось узнать, что происходит!

– А мне страшновато, – признался Татс. – Их стремительный сбор был пугающим. Столько гнева разлилось в воздухе!

– И Рапскаль стал очень… необычным, – робко добавила Тимара.

Татс пристально посмотрел на нее.

– Он по-прежнему мой друг, – заявил он. – Не думай, будто тебе нельзя говорить со мной о нем. Он провел в камнях воспоминаний больше времени, чем мы все, – и это становится заметно. Полагаю, что когда он вернется, нам надо все хорошенько с ним обсудить.

– Боюсь, что слишком поздно. Он искренне убежден в том, что Старшим следует жить именно так: погрузившись в грезы прошлого.

– Возможно. – Татс допил чай и уставился на несколько неразвернувшихся листьев заварки на дне чашки. – Но я не стану сдаваться, не попытавшись.

– И я тоже, – согласилась она и улыбнулась. – Татс, – открыто произнесла она, – ты очень хороший человек. Как-то раз отец мне про тебя сказал, что ты никогда не подведешь. Я понимаю, о чем он говорил.

Слова Тимары смутили его так, как не смутило бы даже признание в любви. Он почувствовал, что его щеки запылали от жаркого румянца.

– Пошли. Давай вернемся к колодцу и посмотрим, что надо сделать.